То же самое было и с Кёко. Дня через два после нашего разговора в кафетерии Айда незаметно подозвал меня, велел поймать такси и дожидаться его на площади. Я нашел машину и принялся ждать, как мне было приказано. Через две-три минуты в дверях кафетерия показались Айда и Кёко. Заполучил он ее на диво быстро: позвонил ей по телефону, она тут же захлопнула конторскую книгу и улизнула с работы. Услышав от Айда о фотопробе, девушка залилась краской. А когда было произнесено имя Харукава, совсем вышла из берегов. Как же ее не предупредили! Она же не переоделась! Не накрасилась! Кёко устроила форменную истерику. Она металась, как ошалевший котенок. Рвалась из машины, топала ногами, трясла Айда за плечо. А он со спокойной учтивой улыбкой в десятый раз повторял заученный монолог:
— Вам вовсе не нужно было ни переодеваться, ни краситься. В ателье Харукава-куна есть вечерние платья и полный набор косметики. На аппарат не надо обращать никакого внимания. Вы должны только изобразить, будто первый раз в жизни попробовали карамельку — ах, до чего вкусно! Даже облизнулись от удовольствия. В общем, естественность и непринужденность. Остальное сделает Харукава-кун.
Харукава, старый приятель Айда, — знаменитый фотограф. Когда-то, в молодости, он увлекался мягко рисующим объективом и светофильтром и делал сентиментальные фотографии. Но нынешнюю свою славу он заслужил острой и злой наблюдательностью и своеобразной манерой исполнения. Сейчас Харукава делает только женские портреты, и это не просто художественные, блестяще выполненные снимки. Нацеливая объектив на знаменитых кинозвезд, Харукава испытывает особое удовольствие, если ему удается украдкой подметить тщеславную ухмылку или морщинки одиночества, проступившие на прекрасной маске. И вечно он впутывается в какую-нибудь скандальную историю. То на опубликованном им снимке популярной инженю видна гусиная кожа, и кинокомпания вчиняет ему иск… То он пробирается в примерочную и фотографирует манекенщиц, уплетающих бататы…
Он уже подкатывает к шестидесяти, но все еще холост. Безобразно толстый, насмешливый, постоянно выискивающий у женщин всякие недостатки, чтобы выставить их на всеобщее обозрение, Харукава, при всем том, пользуется у них огромным успехом.
Айда по телефону предупредил его о нашем визите, и он поджидал нас внизу. Лицо у Харукава — утомленное, потрепанное, все в глубоких морщинах. Под глазами черно, словно кто-то наставил ему синяки. Он подошел, и на нас пахнуло застоялым коньячным духом. Откинув со лба буйные волосы, в которых уже начали появляться белые нити, он впился в Кёко оценивающим взглядом. Девушка испуганно съежилась. Она выглядела совершенным ребенком, и Харукава, поднимаясь по лестнице в студию, недовольно буркнул Айда:
— На кой черт ты притащил эту соплячку?
Айда оставался в студии до конца пробы, но я еще до первого снимка потерял интерес к этой истории и вернулся на службу. Я знал, что, выбирая девушку, Айда руководствуется не только личным вкусом или симпатией. Он ищет модель для рекламы. Но эта, Кёко, была уж очень жалкой. Она так испугалась фотографа и ослепительного света юпитеров, что не могла выговорить ни слова, и когда Харукава велел ей принять нужную позу, напряженно уставилась в объектив, ну точь-в-точь девчонка из деревни. Перед тем мне казалось — я начинаю понимать, в чем ее изюминка и почему она так понравилась Айда. Но тут она, как нарочно, совсем одеревенела.
«Ох, и сядем мы в лужу с этой Кёко!» — подумалось мне. Впрочем, как оказалось впоследствии, я смотрел на нее обыкновенными человеческими глазами, и им недоставало зоркости фотообъектива.
Примерно через неделю к нам заявился Харукава. Мы с Айда ждали его в кафетерии. От него, как обычно, несло винным перегаром. Лицо было алчное и помятое, но глаза блестели насмешливо и остро. Едва усевшись, он бросил на стол большой, туго набитый пакет.
— Беру девчонку! — сказал он, ухмыляясь, и стал стирать костяшкой пальца гной с уголков глаз.
В пакете было около сотни снимков. Айда просмотрел их быстро, но очень внимательно и сразу же разделил на две неравные стопки. Отложив последнюю фотографию, он просиял и, показывая на ту стопку, что поменьше, сказал, обращаясь к Харукава:
— Пойдет!
— Пойдет! — Лицо Харукава расплылось в довольной улыбке. — Понимаешь, до того фотогеничная рожица, в объективе она просто красотка. А так — и смотреть-то вроде не на что.
Айда развеселился:
— А рот-то, один рот чего стоит! Когда смеется — туда целую булку запихать можно.
— Да, презабавная девчонка. Тут она как-то высунула язык, да как лизнет кончик носа! Я прямо обалдел. Говорит, это — ее коронный номер.
Поболтав с Айда и договорившись о гонораре за пробные снимки, Харукава ушел. Айда передал фотографии мне и попросил их спрятать. Я поднялся в отдел, просмотрел их все до одной и запер в стол. За эту пробу была выплачена довольно большая сумма из специальных фондов, но потом Айда, казалось, совсем позабыл о Кёко.
Шли дни, но ни Харукава, ни девушка у нас не появлялись. Только через месяц, когда вышел очередной номер фотожурнала «Камера-Ай», я все понял. Харукава опубликовал целую подборку снимков Кёко. Редактор назвал ее «О-о, юность!» и дал подзаголовок: «Обыкновенный день обыкновенной девчонки». Целых шесть страниц! Потрясающие фотографии! В воскресных журналах появились восторженные отклики. Такого успеха «Камера-Ай» не знал со дня основания. Тщательно просмотрев всю подборку, я наконец понял, что Айда и Харукава откопали оригинальный типаж. Фотообъектив создал новую Кёко.
«О-о, юность!» — это был репортаж о жизни бедной девушки. Абсолютная достоверность сочеталась в нем с умелой режиссурой. Следуя за Кёко по пятам, словно сыщик, Харукава показал весь ее день, с раннего утра до позднего вечера. Показал ее бедность, ее маленькое тщеславие, дешевые удовольствия, случайные радости. Харукава отобрал лишь такие снимки, где за яркой индивидуальностью Кёко угадывался тип простой японской девушки не старше двадцати лет. Из пояснения к подборке следовало, что ради двенадцати опубликованных снимков фотограф отснял шестьсот кадров.
Как и говорилось в подзаголовке, Кёко была самой что ни на есть обыкновенной девчонкой — таких можно было встретить где угодно. И ее фотографии — картинки из их жизни. Поездка в переполненной электричке. Прогулки. Солнечные ванны на плоских крышах высоких зданий. Сласти к полднику. Витрины магазинов готового платья и галантереи. Длинная очередь перед студией, где записывают на пластинку популярных исполнителей песен. Вечером — порция лапши в дешевой столовке. Запах сырости в третьеразрядных банях. А дома — возня с братишкой: завернувшись в одеяло, он изображает супермена. Вот ее будни, ее маленькие радости.
— У нее на работе стоит в закутке аквариум. Она разводит головастиков. И не крошечных, а мордастых, как рыба-пузырь. Тех самых, из которых вырастают съедобные лягушки. Она говорит, что кормить их надо стружкой бонита. Вот, пожалуй, и все, чем она отличается от других девчонок, — только и отвечал Харукава, когда репортеры пытались у него выведать, не подметил ли он в жизни Кёко чего-нибудь сенсационного.
Тщательно изучив подборку, я впервые понял, в чем характерные особенности лица Кёко. Чересчур большие глаза, чересчур большой рот, густые брови, вздернутый нос. Красивой ее никак не назовешь. Но на снимке даже ее недостатки становились привлекательными. Уж такое у нее лицо. Именно это имел в виду Харукава, когда сказал Айда, что в объективе Кёко просто красотка. Она поражала и притягивала удивительной непосредственностью, свежестью и полнотой жизни. Хотя при первой пробе, в ателье Харукава, Кёко перепугалась насмерть, потом, перед лейкой, она уже совсем не робела. Она широко улыбалась, показывая щербатые зубы, непринужденно двигалась, с необычайной выразительностью рассказывала о своей жизни. И как Харукава это удалось? Чудеса! Должно быть, этот человек — этот оплывающий кусок масла с двумя остро поблескивающими глазками — обладал поразительной силой убеждения. Вот на что рассчитывал Айда, когда в первый раз показал ему Кёко. Я понял, до чего примитивно мое собственное зрение, и чистосердечно восторгался зоркостью своего начальника.
После пробных снимков прошло около месяца. Шумный успех «Камера-Ай», хвалебные отзывы воскресных газет и журналов — все это было уже позади. А между тем Айда держался так, словно вся история нисколько его не касается. Он позаботился, чтобы имя его как первооткрывателя Кёко нигде не называлось. Харукава и девушка обещали ему хранить тайну. Даже я, больше других посвященный в дела и замыслы Айда, не мог разгадать его маневра. Но время работало на него. Он просто-напросто выжидал, а в последний момент раскрыл свои карты и победил…
Каждый месяц у нас в фирме проводится совещание заведующих отделами. На вторую половину июня намечалась дешевая распродажа, и поэтому на очередном совещании присутствовали также члены правления и управляющие провинциальными филиалами. План распродажи обсудили еще три месяца тому назад, подготовка уже шла полным ходом, и совещанию оставалось лишь утвердить кое-какие детали. Уже были решены все основные вопросы — о премиях и премиальных билетиках, которые будут вкладываться в коробки с карамелью, о проценте с дополнительной прибыли, отчисляемом оптовикам и розничным торговцам во время распродажи, и даже о том, на какие курорты их пригласить в порядке поощрения. Фабрики уже переходили на новый режим работы.
Словом, все шло гладко, и только одну проблему никак не удавалось решить. Ее обсуждали целых три месяца, но так ни до чего и не договорились. Речь шла о том, кого из знаменитостей избрать моделью для нашей торговой марки — во время распродажи она будет фигурировать на рекламных плакатах и в газетах. Решать это должен был Айда. Но каждый раз, когда члены правления, начальники секторов или заведующие отделами предлагали какую-нибудь молоденькую певицу или актрису, он отклонял кандидатуру, ссылаясь на то, что все они «слишком затасканы рекламой». Из-за его упорства дело зашло в тупик. Отдел рекламы не подготовил ни одного плаката, а до распродажи оставался всего какой-нибудь месяц.