Внизу в конце отсека люк светится красным, как небо. Электричество шипит, трещит и хватается.
— Сделай это. — внезапно говорит Хаким.
— Мне нужен консенсус. — повторяет Шимп.
Конечно. Шимп отдаёт руководство собой нам, мешкам с мясом, когда он теряется. Но обращаясь к нам за мудростью, он не знает за кем следовать, если мы не единодушны в решении.
Хаким маниакально ждёт, его взгляд мечется между мной и люком. — Хорошо? — через мгновение говорит он.
Всё сводится ко мне. Я могу отменить его решение.
— Чего ты ждёшь? Это была твоя чертова идея!
Я чувствую еле преодолимое желание наклониться и прошептать ему на ухо: «Теперь я не просто марионетка из носков Шимпа, да?!» Я сопротивляюсь этому.
— Конечно. — вместо этого говорю я. — Дадим ему шанс.
Колёса пришли в движение. Эриофора дрожит и стонет, сжимаясь векторами, для которых она никогда не была создана. Незнакомые ощущения щекочут мой задний мозг, двигаются вперёд, укореняются в моих кишках: невозможное, неописуемое ощущение низа сразу в двух местах одновременно. Одно из этих мест безопасно и знакомо, под моими ногами, под палубами, лесами и скалой в самом сердце корабля, но вот другое становится всё сильнее, и оно движется…
Я слышу крик далёкого металла, лязг незакрепленных предметов, врезающихся в стены. Эриофора кренится, шатнувшись на левый борт, тяжеловато поворачивается по какой-то оси, разбросанной по множеству отвратительных измерений. Что-то движется за стеной, глубоко в скалах. Я не вижу его, но чувствую его притяжение, слышу треск новых линий разломов, раскалывающих древний камень. Дюжина малиновых пиктограмм расцветает, как опухоли в моем мозгу: Сбой подсистемы, Критическая температура хладагента, Прерывание основного канала.
Полупустая сжатая лампочка, выброшенная десятилетия, столетия или тысячелетия назад, колеблется, наполовину поднимаясь в углу обзора. Она падает вбок и скользит вдоль переборки, попав в ловушку пробуждающегося монструозного прилива.
Я стою на палубе под углом в сорок пять градусов. И мне кажется, что могу блевануть.
Падение под моими ногами — на пределе чувствительности. Я молча благодарю сверхпроводящую керамику, пьезоэлектрические стропильные фермы, всю армировку. Всё то, что удерживает этот маленький мирлет от разрушения в пыль, пока Шимп играет в этом хаосе с законами физики. Я рассеяно и отчаянно молюсь физическим законам, чтобы они выполнили свою задачу. Затем падаю вперёд, вверх, наружу. Мы с Хакимом врезаемся в переднюю переборку как в резиновую ленту, натянутую до предела, высвобождаемся, и нас бросает вперёд.
Суртр триумфально взревел, вцепившись в нас, когда мы появились. Мы для него — неожиданный крохотный приз, оторванный от большего. Жгучие пауки прыгают и исчезают в слепящем тумане. Каркасные вихри магнитных сил, извивающиеся в нестерпимой жаре, вращаются динамо-машиной внизу, в гелиевом сердце гиганта. Или, может быть, это просто Шимп питает меня своими моделями и фантазиями.
Меня не покидает смутная уверенность, что это нереально: наши глаза, уши и кончики пальцев все слизаны напрочь, наши окна уже потемнели. Кожа и кости будут следующими, когда уже тёплый базальт размягчится до пластика.
Может быть это уже происходит. Но сказать больше нечего. Нам остаётся только падать, как падает эта атмосфера, сжимающаяся и мерцающая от нарастающей жары.
Я спасаю твою жизнь, Хаким. Тебе лучше, бл…, ценить это.
Йейтс был неправ. Центр всё же устоял.
Теперь мы только наполовину слепы и всё ещё полностью баллистичны. Несколько глаз, изрытых катарактой, остаются тлеть на корпусе, большинство из них утрачено полностью. Обугленные пни искрят там, где раньше были датчики. Центр масс Эри вернулся в себя и мается от бессонного похмелья в подвале. Мы движемся по чистой инерции, такие же пассивные, как и любая другая скала.
Но мы прошли, и мы живы, и у нас есть десять тысяч лет, чтобы зализать наши раны.
Конечно, это не займёт много времени. Шимп уже развернул свою армию, они прожгли выход наружу через зашлакованные дверные проемы — дюжину служебных туннелей, загрузив их свежеочищенными металлами, добытыми в самом сердце горы. И теперь они карабкаются по поверхности, как большие металлические насекомые, заменяя испорченные части рабочими и прижигая наши раны ярким светом. Время от времени то одно, то другое мёртвое окно вспыхивает, возвращаясь к жизни. Вселенная возвращается к нам байтами и кусками. Суртр кипит на нашем пути, все ещё обширный, но отступающий, горячий настолько, чтобы вскипятить воду даже в таком отдалении.
Я предпочитаю смотреть вперёд: глубокая успокаивающая тьма, водовороты звёзд, сверкающие созвездия, которые мы никогда больше не увидим и не сможем назвать. Просто пройдём через всё это.
Хаким уже должен быть внизу, в склепе, готовясь войти в криосон. Вместо этого я нахожу его на мостике правого борта наблюдающим, как по корпусу прыгают пальцы сине-белых молний. Это короткий клип, и он всегда заканчивается одинаково. Но он, кажется, находит какую-то ценность в повторных просмотрах.
Он поворачивается, когда я подхожу.
— Сандуловичская плазма.
— Что?
— Электроны снаружи, положительные ионы внутри. Самоорганизующиеся мембраны. Живая шаровая молния. Хотя я не знаю, что они будут использовать как код репликации. Может быть, какую-то квантовую спиновую жидкость.
Он пожимает плечами.
— Парни, которые обнаружили это, мало что могли сказать о наследственности.
Он говорит о примитивных экспериментах с газом и электричеством в какой-то ещё доисторической лаборатории за несколько дней до того, как мы запустились (я знаю: Шимп скормил мне архивный файл в тот момент, когда Хаким получил к нему доступ).
— Мы их обнаружили! — подчёркиваю я.
Эти существа, царапавшие наш порог, существовали уже за световые годы до того, как пещерные люди просто собрались вместе.
— Нет, это не мы… — возражает Хаким.
Я жду пока он закончит мысль.
— Они обнаружили нас. — заканчивает он.
Я чувствую на лице тянущую полуулыбку, где-то в самом уголке рта.
— Я вот продолжаю думать о всех этих странностях. — продолжает Хаким. — Система, которая выглядит так правильно на расстоянии и оказывается настолько неправильной после того, как мы решились на облёт. Вся эта масса, все эти потенциальные траектории, и единственный выход — через чёртову звезду.
— О, и ещё удобный ледяной гигант, который, так уж случилось, был прямо на нашем пути. Есть идеи, что это за странности?
— Астрономические. — я сохраняю невозмутимость.
Он качает головой. — Стремящаяся к нулю вероятность.
— Меня посещали те же сомнения. — признаю я.
Хаким бросает на меня острый взгляд. — Только сейчас?…
— Вся система, казалось, была нацелена на то, чтобы привлечь нас к звезде. И вспомни как оно потянулось вниз, чтобы схватить нас, когда мы оказались внутри. Твои молниеносные жуки: я не думаю, что они вообще были родными для планеты, даже если они плазменные.
— Думаешь, они со звезды?
Я пожимаю плечами.
— Звёздные инопланетяне, — говорит Хаким.
— Или какие-то дроны. В любом случае, ты прав, это не просто совпадение. Это был отбор проб. Ловушка.
— И кем именно мы были бы в ней? Особями? Домашними питомцами? Охотничьими трофеями?
— Почти. Может быть. Кто знает?
— Может, приятелями, а?
Я замечаю новые нотки, внезапно проявившиеся в его голосе.
— Может быть, просто союзниками, — вдохновляется он. — По несчастью. Потому что все на одного против общего врага, верно?
— Это, в целом, хорошая стратегия.
Мне тоже было бы хорошо для разнообразия не быть плохим парнем. Быть тем, кто на самом деле вытащил наши задницы из огня, быть героем..
Пожалуй я соглашусь на союзников.
— Потому что я вижу пару других совпадений, если прищурюсь. — продолжает Хаким.
Хотя он не щурится. Он смотрит прямо сквозь меня.
— Так же как Шимп связал меня с одним человеком из всего списка, так же и я вскоре пробил стену непонимания.
— Это вряд ли совпадение, — фыркаю я. — Было почти невозможно найти кого-то, кто не…
Ох..
Обвинение висит в воздухе как статическое электричество. Хаким ждёт моей защиты.
— Ты думаешь, что Шимп использовал эту ситуацию, чтобы?…
— Использовал, говорит он, — или придумал.
— Да это безумие. Ты же видел это своими глазами, ты это всё ещё можешь увидеть…
— Я видел только модели в Баке. И ещё пиксели на переборках. Я не надевал костюм, чтобы пойти посмотреть самому. Для такого ведь нужно быть самоубийцей, верно?
Он определённо улыбается.
— Они пытались вломиться, — напоминаю я ему.
— О, я знаю. Что-то стучало в дверь. Я просто не купился на то, что это было построено инопланетянами.
— Ты думаешь, что всё это была какая-то уловка? — я недоверчиво качаю головой. — У нас будет доступ на поверхность через пару недель. Чёрт, да просто сделай дыру в Фабе прямо сейчас, выползи наружу через один из сервисных туннелей. Посмотри сам.
— Посмотреть на что? На звезду с кормы? — Он пожимает плечами. — Красных гигантов — как грязи. И это не значит, что спецификации этой системы были настолько строгими, как утверждает Шимп. Это не значит, что мы должны были пройти, даже не значит, что мы прошли сквозь звезду.
— Насколько я знаю от Шимпа — продолжает он, — последние сто лет его боты брили корпус лазерами и газорезками. Выжигали шлак, чтобы он выглядел красиво и убедительно. Как раз на случай, если я действительно выскочу посмотреть.
Хаким качает головой. — Всё, что я знаю, это то, что с самого мятежа в этом углу был только один мешок с мясом, и ему было бы не очень хорошо, если бы с ним никто не пог