–Если, несмотря на разорение ваших родителей, она по-прежнему любила вас, значит это была настоящая подруга.
–Подождите. Послушайте, что было дальше. Мы начали обмениваться пламенными письмами. Рассказывали друг другу обо всем. «Расстояние не помеха, когда любишь так сильно»,– писала она. Но со временем ее письма становились все более скучными. Кэролайн бросила балет и занялась теннисом с некой Глэдис. «Мне сшили точно такой же костюм, как у Глэдис… Я попросила парикмахера сделать мне стрижку, как у Глэдис…» Мое сердце леденело, когда я читала это. Дальше было еще хуже: она и Глэдис – обе влюбились в некоего Брайана. После этого тон писем Кэролайн резко изменился. От пылких и трепетных признаний она перешла к откровениям типа: «Брайан вчера смотрел на Глэдис целую минуту, не меньше. Не понимаю, что он в ней нашел: она уродина и у нее толстый зад». Мне было неловко за подругу. Чудесная девочка превратилась в стервозную самку.
–Это половое созревание.
–Наверное. Но я ведь тоже выросла, однако не стала такой, как она. Вскоре ей уже больше нечего было мне сказать. С четырнадцатого года я не получала от нее писем. Я пережила это как утрату близкого человека.
–В Париже вы наверняка нашли других подруг.
–Ничего подобного. Если бы мне и встретилась новая Кэролайн, я не позволила бы себе к ней привязаться. Как я могла верить в дружбу после того, что произошло? Моя избранница изменила всем нашим клятвам.
–Это печально.
–Хуже того, своим предательством Кэролайн перечеркнула шесть славных лет нашей дружбы. Словно их и не было.
–Как вы непримиримы!
–Вы бы поняли меня, если бы сами такое пережили.
–В самом деле, так дружить мне ни с кем не довелось. У меня есть подруги детства, время от времени я с удовольствием вижусь с ними. Не более того.
–Как странно: я на семь лет моложе вас, но у меня такое впечатление, что вас жизнь пощадила, а меня изломала. Впрочем, что мне теперь былые страдания, когда у меня есть лучшая на свете подруга – вы.
–По-моему, вы слишком бросаетесь своей дружбой.
–Неправда!– возмутилась девушка.
–Я вашу дружбу ничем не заслужила.
–Вы приезжаете сюда каждый день и преданно ухаживаете за мной.
–Я делаю свою работу.
–Разве это причина, чтобы не быть вам благодарной?
–Значит, вы прониклись бы точно такой же дружбой к любой медсестре, которая оказалась бы на моем месте.
–Конечно нет. Не будь это вы, я испытывала бы только благодарность, и более ничего.
Франсуазе хотелось бы знать, слышит ли Капитан признания Хэзел и что он о них думает.
–Как там наша больная?– спросил Капитан Франсуазу.
–Без изменений.
–А выглядит она получше.
–Температура уже гораздо ниже благодаря лечению.
–А в чем состоит ваше лечение?
–Я ежедневно делаю ей инъекции грабатериума, сильного пневмонаркотического вещества. Кроме того, она принимает бронхорасширяющие капсулы и таблетки брамборана. Время от времени я ставлю ей клизмы для выведения инфекции из организма. А массаж оказывает отхаркивающее действие, благодаря чему плеврит не распространяется.
–Все это для меня китайская грамота. Надежда есть?
–Есть. Но нужно время, и даже в случае выздоровления курс терапии необходимо будет продолжать: рецидивы плеврита смертельно опасны.
–Вы по-прежнему готовы приезжать к ней каждый день?
–С какой стати мне отказываться?
–Прекрасно. Но я категорически настаиваю на том, чтобы вы не искали себе замену, даже на один день.
–Я и не собиралась.
–Если вы заболеете, не присылайте вместо себя никого другого.
–У меня железное здоровье.
–Дело в том, что вам я доверяю. А это не в моих привычках. Надеюсь, я в вас не ошибся.
Франсуаза попрощалась и уехала на катере. Названия лекарств, которые она выдумала, вертелись у нее в голове, и ее одолевал неудержимый смех.
Среди ночи она вдруг проснулась в ужасе: «Клизмы! Если у стен есть уши, то Капитан знает, что я солгала про клизмы. А значит, ни о каком доверии больше не может быть и речи».
Она попыталась урезонить себя: «Он ведь сказал, что доверяет мне, уже после того, как я упомянула о клизмах. Да, но, может быть, до него просто не сразу дошло. Наверное, он тоже сейчас не спит и думает об этом. Да нет, полно: чтобы подметить такую мелочь, надо быть законченным маньяком. Впрочем, чтобы слушать наши разговоры – тоже. А если он не слушает… Как узнать? Будь я уверена, что он за нами не шпионит, мне было бы что рассказать Хэзел. Как бы убедиться наверняка? Я должна перехитрить этого человека».
Она так и не уснула до утра, разрабатывая план.
–Что с вами, Франсуаза? Вы такая бледная, лицо осунулось.
–Просто бессонница. Позволю себе ответный комплимент, Хэзел: вы неважно выглядите.
–А-а-а.
–А теперь, когда я вам это сказала, вы еще больше побледнели.
–Вы находите?
Медсестра, вынужденная прибегать к хитрости, маскировала свои вопросы под утверждения.
–Надеюсь, вы-то хорошо спите.
–Не всегда.
–Как же так, Хэзел! Чтобы выздороветь, надо хорошенько высыпаться!
–Это, увы, не зависит от моего желания. Пропишите мне снотворное.
–Ни в коем случае: я противница наркотических средств. Вы и так будете крепко спать, если сами этого захотите.
–Неправда! У вас у самой бессонница – вот и доказательство.
–Это совсем другое дело. Я могу себе это позволить, ведь я здорова. Будь я больна, я бы так не распускалась.
–Уверяю вас, от меня это не зависит.
–Полноте! Вам просто не хватает силы воли.
–В конце концов, Франсуаза, вы ведь женщина. Есть вещи, которые вы должны понимать.
–Женское недомогание – не причина для бессонницы.
–Я не об этом,– пролепетала девушка, из бледной став пунцовой.
–Не понимаю, о чем вы.
–Нет, понимаете!
Хэзел была на грани истерики, тогда как Франсуаза сохраняла олимпийское спокойствие.
–Капитан… Капитан и я… мы с ним… он…
–Ах вот как,– кивнула медсестра с чисто профессиональным хладнокровием.– У вас были сексуальные отношения.
–И вы так спокойно об этом говорите?– изумленно воскликнула Хэзел.
–Я не понимаю, в чем проблема. С биологической точки зрения в этом нет ничего противоестественного.
–Ничего противоестественного, когда между людьми пятьдесят четыре года разницы?
–Если физиология позволяет.
–Не все же сводится к физиологии! Есть еще и нравственность!
–Ничего безнравственного в этом нет. Вы совершеннолетняя, и все происходит с вашего согласия.
–С моего согласия? Да что вы можете об этом знать?
–Медсестру в таких делах не обмануть. Я могу вас осмотреть, чтобы удостовериться.
–Нет, не надо.
–Действительно, не надо, ваша реакция – достаточное подтверждение моим словам.
–Но все совсем не так просто!– обиделась девушка.
–Либо женщина соглашается, либо отказывает. И нечего разыгрывать оскорбленную невинность.
–Как вы жестоки со мной! В жизни все куда сложнее, чем вы говорите. Можно этого не хотеть и в то же время испытывать какое-то очень сильное чувство к тому, кто… Тело может вызывать отвращение, но душа привлекает настолько, что в конце концов, превозмогая себя, принимаешь и тело. С вами такого никогда не случалось?
–Нет. Вы слишком все усложняете.
–Неужели вам не доводилось быть с мужчиной?
–Я спала с моими женихами, не забивая себе голову пустыми переживаниями вроде ваших.
–Почему же это пустыми?
–Вы тешите себя мыслью, что над вами надругались. Вам так хочется быть идеальной, сохранить незапятнанным собственный прекрасный образ…
–Неправда!
–А может, вам, подобно большинству людей, нравится быть жертвой. Вам приятно сознавать себя мученицей в лапах чудовища. Я нахожу подобные мысли жалкими и недостойными вас.
–Вы ничего не поняли!– воскликнула Хэзел и расплакалась.– Все не так. Разве вы не можете допустить, что умный человек безраздельно властвует над бедной обезображенной девушкой, особенно если этот человек – ее благодетель?
–Я знаю только, что это пожилой человек, физически неспособный осуществить насилие над кем бы то ни было, тем более над молодой особой.
–Молодой, но больной!
–Ну вот, опять вы строите из себя овечку на заклании!
–Насилие может быть не только физическим! Бывает и моральное насилие!
–Если вы подвергаетесь моральному насилию – просто уйдите отсюда.
–Уйти? Вы с ума сошли! Вы прекрасно знаете, что я не могу нигде показаться с таким лицом.
–Эта отговорка вас очень устраивает. А я утверждаю, что вы живете с Капитаном по доброй воле. И нет ничего предосудительного в том, что вы спите вместе.
–Какая вы злая!
–Я говорю правду, вместо того чтобы потакать вашему намерению скрывать правду от самой себя.
–Вы сказали, что я совершеннолетняя. Когда это началось, я еще не была совершеннолетней. Мне было восемнадцать.
–Я медсестра, а не инспектор полиции.
–Уж не намекаете ли вы на то, что медицина и закон не имеют ничего общего?
–Юридически о несовершеннолетних заботится опекун.
–Вы не находите, что мой опекун делает это весьма своеобразно?
–Восемнадцать лет – нормальный возраст для первого сексуального опыта.
–Вы издеваетесь надо мной!– выкрикнула девушка сквозь рыдания.
–Успокойтесь сейчас же!– властно приказала медсестра.
–Вам не кажется, что мужчина, который спит со страшно изуродованной девушкой,– извращенец?
–Я не желаю это обсуждать. У каждого свои вкусы. Впрочем, я могла бы вам возразить, что он любит вас за вашу душу.
–Почему же тогда он не довольствуется моей душой?– вскинулась Хэзел.
–У вас нет причины доводить себя до такого состояния,– заключила Франсуаза непреклонно.
Девушка в отчаянии устремила на нее жалобный взгляд:
–А я-то думала, что вы меня любите!
–Я к вам прекрасно отношусь. Но это не повод потакать вашим капризам.
–Моим капризам? О, уходите, я ненавижу вас!