–Доверься мне: мне понадобилось семьдесят семь лет, чтобы проявить благородство, но сейчас это свершилось.
Старик взял девушку за руку, вынул пистолет из ее пальцев и подал его Франсуазе в знак своей искренности. Обезоруженную руку он покрыл поцелуями.
Потом он вручил Франсуазе Шавень конверт:
–Здесь мое завещание и адрес моего нотариуса. Уладьте все сами, я полагаюсь на вас. И благодарю Меркурия за встречу с вами.
Капитан повернулся к своей питомице и дал ей другой конверт:
–Ты прочтешь это, когда доберешься до материка.
Он сжал ее в объятиях. Взял любимое лицо в ладони и смотрел на него и не мог насмотреться. Девушка сама приблизила губы к его губам.
Подруги сели на катер. Младшая, бледная как полотно, не сводила глаз с удаляющегося острова. Старшая, сияющая, глядела на приближающийся берег.
Франсуаза сразу же уехала в Танш, чтобы увидеться с нотариусом Капитана.
Девушка села на берегу, взглянула на море и вскрыла конверт, который дал ей опекун. В нем было короткое письмецо.
Хэзел, любовь моя!
Всякое желание – дань памяти. Всякая любимая – реинкарнация умершей неутоленной любви.
Ты и мертвая и живая.
Твой навсегда
–Вы очень богаты,– лаконично объявила, вернувшись из Танша, старшая подруга.
–Нет, мы очень богаты. Как насчет вашего самого заветного желания? Вам все еще хочется сесть на большой корабль, который увезет вас за океан?
–Больше чем когда-либо.
–Я предлагаю Нью-Йорк.
По дороге в Шербур бывшая медсестра вдруг сказала:
–Не думаю, что Адель действительно хотела умереть. Она бросилась в море со стороны побережья, а не со стороны океана. Наверное, у нее просто не хватило сил доплыть до Нё. Я уверена, она хотела жить.
Незадолго до их отъезда она получила телеграмму с сообщением о самоубийстве Лонкура и записку от Капитана, адресованную ей лично.
Мертвый Предел, 31 марта 1923
Мадемуазель,
я полагаюсь на вас: Хэзел не должна узнать о моей смерти.
«Я плохо думала о нем,– сказала себе Франсуаза.– Он и вправду был благородным человеком».
На борту трансатлантического лайнера, следовавшего из Шербура в Нью-Йорк, все признавали, что мадемуазель Энглерт и мадемуазель Шавень по праву делят титул самой красивой пассажирки.
Они делили также лучшую каюту с большим зеркалом. Хэзел смотрелась в него часами, с письмом Капитана в руке и неиссякаемым восторгом в глазах.
–Нарцисс!– улыбаясь, говорила ей Франсуаза.
–Вот именно,– отвечала она.– Я на глазах превращаюсь в цветок.
Нью-Йорк оказался городом, в котором хорошо жить, когда есть деньги. Подруги купили прекрасную квартиру с видом на Центральный парк.
Много всего произошло с каждой из них, но всегда они были неразлучны.
От автора
У этого романа два конца. Изначально это не входило в мои намерения. Со мной произошло нечто для меня новое: когда был готов первый, счастливый конец, я вдруг почувствовала, что необходимо сочинить другую развязку. Я так и сделала, после чего не смогла выбрать между двумя финалами, настолько оба они напрашивались сами собой и отвечали железной, хоть и непостижимой логике характеров.
Поэтому я решила оставить оба. Хочу только уточнить, что ни в коем случае не следует усматривать в этом влияние интерактивных миров: мне они совершенно чужды, хотя и информатика, да и другие сферы жизни находятся в их власти.
Другая развязка начинается с того момента, когда беглянка Франсуаза уже стоит на пороге комнаты Хэзел и собирается открыть ей правду.
Она уже готова была войти к Хэзел, как вдруг чьи-то железные руки опустились на ее плечи,– это были охранники, по-прежнему невозмутимые и безмолвные. Ее потащили в комнату Лонкура.
Франсуаза так разозлилась, потерпев неудачу у самой цели, что даже не испугалась.
–Снова, мадемуазель, я восхищаюсь равно вашим умом и вашей глупостью. Я восхищен тем, какие чудеса изобретательности вы проявили, устраивая побег. Но слыхано ли, чтобы подобное присутствие духа служило столь нелепой затее? Что же вы собирались сказать моей питомице?
–Вы сами прекрасно знаете.
–Я хочу услышать это от вас.
–Правду: что она красива, так ослепительно-красива, что от ее красоты любой может лишиться рассудка.
–Или любая.
–Или стать преступником. Я расскажу ей все: про ваш подлый обман, про Адель, которая была вашей прежней пленницей.
–Прекрасно. А дальше?
–Дальше? Все. Этого хватит.
–Хватит для чего?
–Чтобы она смогла наконец жить. Мне бы еще хотелось, чтобы она убила вас, но не поручусь, что она на это способна. Я-то смогла бы, но это не мое дело.
–Скорее уж ваше, чем ее.
–Почему вы так говорите?
–Потому что я ваш соперник. Если кто-то здесь ненавидит меня, так это вы, а не она.
–Ничего, это секундное дело. Дайте мне сказать ей правду – и посмотрите, как она возненавидит вас лютой ненавистью.
–Не исключено. Однако маловероятно, что она меня покинет.
–Ей помешают ваши люди?
–Нет. Вернуться в мир после стольких лет – безумие, которого она не совершит.
–Она провела в заточении всего пять лет. Она еще молода и сумеет прийти в себя, это не смертельно. Не говорите о ней как о Робинзоне Крузо.
–Я говорю о ней как об Эвридике. Пять лет Хэзел считает себя мертвой. Нужно чертовски много сил, чтобы воскреснуть.
–Она сможет. Я помогу ей.
–А как же я? Вы обо мне подумали?
Франсуаза расхохоталась:
–Честно говоря, нет. Мне наплевать, что будет с вами.
–Вы хотите сказать: что было бы со мной. Вы, кажется, забыли, что ваш план не удался.
–Я еще не сказала своего последнего слова.
–Прежде чем вы его скажете, я предлагаю вам подумать вот над чем: неужели вы сами не понимаете, как нелепо и бессмысленно ваше геройство? Сколько ловкости, сколько осмотрительности потребовалось мне, чтобы создать этот рай. Да, именно рай: на Мертвом Пределе у меня есть все, чего мне хочется, и это уже хорошо, а от того, что мне не нравится, я избавлен, и это еще лучше. Для себя одного я воссоздал сад Эдема; на это ушла прорва денег: покупка острова, постройка весьма необычного дома, не говоря уж о жалованье охранников. Но где же еще в наш век, сулящий гибель свободе, мог я найти пристанище моим недозволенным желаниям и спрятать мою вечную Еву от тысячи змеев, грозивших похитить ее у меня? Перестаньте же судить меня по указам морали и мерить мои заслуги Прометеевой мерой.
–Может быть, прикажете вами восхищаться?
–Люди, способные быть счастливыми, достойны восхищения. Чем пытаться разрушить их счастье, завоеванное в нелегкой борьбе, лучше отдать должное их мужеству и решимости.
–И надо полагать, следует умилиться при виде девушки в неволе?
–Если бы вы знали девушек, как знаю их я, вам было бы известно, что они обладают чувством трагического.
–Вы, кажется, забыли, что я сама была одной из них.
–Вы никогда не были девушкой-затворницей, подавленной и обожаемой. Случись такое с вами, вы бы знали, что девственницы обожают судьбоносные мизансцены.
–Странное дело, но я что-то не припомню, чтобы подобные пошлости фигурировали в моих девичьих грезах.
–В самом деле, вы ведь девушка весьма своеобразная. И позвольте мне не развивать эту тему.
–Развивайте сколько хотите. Все равно моя возьмет.
–Посмотрим. Но прежде подумайте. Уверяю вас, тут есть над чем подумать.
Охранники отвели Франсуазу обратно в пурпурную комнату. Они унесли книги, использованные ею для побега, и даже на всякий случай стол. Дверь заперли на замок.
Оставшись одна, узница невольно вняла совету Капитана: она задумалась. Крепко задумалась.
После обеда, когда медсестра вошла в комнату девушки, у той было страдальческое выражение лица.
–Это что за вид в день рождения? И все же я вас поздравляю!
–Как я могу радоваться, да и чему? Тому, что заперта здесь в четырех стенах до конца своих дней? Что дрожу, ожидая, когда Капитан залезет ко мне в постель?
–Не думайте об этом.
–Как я могу думать о чем-то другом? Хуже всего, что этой ночью я видела дивный сон, но он, увы, оборвался: ангел света влетел ко мне в комнату и говорил мне пленительные речи. Их небесная музыка избавляла меня от мук. Он уже готов был открыть мне большую чудодейственную тайну, как вдруг от легкого шороха за дверью я проснулась. Все было тихо, и я опять уснула в надежде нагнать улетающий сон. Но я так его больше и не увидела. Сама не понимаю, почему я пришла в такое отчаяние из-за какого-то сна. Не могу описать, как прекрасен был этот бесполый ангел, какое пламя мгновенно вспыхнуло в нас обоих, как кружили мне голову его сладостный голос и его спасительные речи! И никогда больше я не увижу его и не услышу. Как жестоки сновидения: чтобы заставить нас страдать, нам сначала дают взглянуть на чудо, а потом его отнимают!
Франсуаза не знала, что сказать.
–Позавчера,– продолжала девушка,– вы предлагали мне прогуляться, а я упиралась. Так вот, сегодня я согласна. Увидеть во сне херувима, зная, что вечером заявится Капитан… Мне нужно отвлечься. И бог с ними, с моими страхами.
–Идемте прямо сейчас,– обрадовалась медсестра, не давая Хэзел времени передумать.
Она взяла ее за руку и увлекла прочь из дому. Охранники растерялись и ничего не успели предпринять. Было условлено, что девушка не знает о своем положении узницы, так что открыто воспрепятствовать ее прогулке они не могли.
Вне себя от радости, Франсуаза воскликнула:
–Наконец-то мы одни! Наконец-то свободны!
–Свободны от чего?– удивилась девушка и пожала плечами.
Люди Лонкура побежали в курительную, чтобы сообщить ему о случившемся. Капитан, не упустивший ни слова из разговора молодых женщин, и сам уже все знал.