Тагиор Большой Хищник, ни другие правители не имеют представления о гибели кораблей от «холодного огня»!
Все, кто был в зале, содрогнулись от рыка Хастана. Зазвенели цветные стекла оконных витражей. Стража вскинула руки на эфесы мечей. Король Эшузар бессильно опустился на трон, осознав свою ужасную ошибку.
Золотая пелена не замутилась, нежные дрожащие потоки так же струились перед лицом Хастана. Разве он солгал? Круг действительно ничего не знает о «жгучей тине», да и весть о гибели кораблей наверняка еще не дошла до островов. Даже при самом благоприятном ветре – не раньше завтрашнего дня. Все, что произошло, было спланировано не Тагиором, а самим Хастаном… и предателем-калекой из Гильдии.
Хастан стоял среди врагов гордый и разъяренный, с высоко поднятой головой. Да! Мечи лязгнули – и он отразил удар! Ну же, гурлианцы, нападайте!..
Но король молчал.
Зато заговорил, старательно произнося каждое слово, чародей Ваштор:
– Свидетельствую, что человек этот сказал правду… – Голос грайанца дрогнул. – Прошу государей простить меня, я переоценил свои силы, я слишком рано…
Фраза оборвалась. Лекарь поспешно протянул знатному пациенту небольшую флягу, тот с благодарностью ее принял.
Это посланник видел уже четко и ясно, ибо едва маг заговорил, чары развеялись.
– Конечно, почтенный Ваштор, – вздохнул король, – не будем тебя задерживать. Благодарим за то, что ты смог сделать…
– Обидно, – с кривой улыбкой ответил грайанец. – В Ваасмире живет очень старая женщина из Клана Орла, моя родственница по матери. Она творит такие чары, почти не тратя сил, а я…
Он огорченно махнул рукой и, тяжело опираясь на плечо лекаря, направился к дверям.
Хастан непонимающе глянул ему вслед. «Как?.. И это все?..»
Он чувствовал себя так, словно готовился к лютой сече с толпою врагов… но едва он вынул меч из ножен, как враги разбежались.
И тут вспомнились слова Зарфеста:
«Полагаю, почтенный посланник не откажется искренне ответить на вопрос…»
Всего один вопрос? Так просто?..
– А теперь, господа, – возвысил голос король, – прошу вас оставить меня с королем и наследным принцем. Нам необходимо втроем кое-что обсудить.
Эшузар виновато поежился на черном троне.
Все, кто был в зале, низко поклонились трем правителям и потянулись к дверям.
Хастан уходил одним из последних – и был вознагражден за треволнения сегодняшнего бурного дня.
За его спиной раздался злорадный голос принца (наглый гаденыш даже не удосужился подождать, пока зал опустеет):
– Ну, дедуля, и свалял же ты дурака, почище шута из бродячего балагана!..
Хастан не пожалел бы хороших денег, лишь бы услышать продолжение. Увы, резные высокие двери затворились за спиной.
Но и эта злая фраза была истинным подарком судьбы. Покидая дворец, посланник вновь и вновь повторял, смакуя каждое слово:
«Ну, дедуля… и свалял же ты дурака… почище шута… из бродячего балагана!»
Некогда Эшузар Сухой Берег был принцем, настолько своенравным и вредным, что его побаивался собственный отец.
Затем он стал королем, беспощадным и жестоким, приговорившим к смерти родную дочь и не доверявшим даже собственной тени.
Наконец, не решившись нарушить древнюю традицию, он уступил трон сыну. И в утешение сказал себе, что вместе с золотой маской снял груз ответственности и ограничений, а власть оставил себе.
До сих пор так оно и было. Эшузар дал волю своему сволочному характеру, сын опасался с ним спорить, а уж внука они ежедневно клевали в два клюва.
Но сегодня Эшузар впервые получил семейную выволочку, дружную и свирепую. Отец и сын, объединившись, высказали деду все, что думают о старых дурнях, растерявших с возрастом мозги и не научившихся держать язык на привязи. Объяснили, что от человека, стершего задницу о сиденья всех трех тронов поочередно, они ожидали меньшего простодушия и меньшей наивности. Попытались предсказать, сколько еще гадостей натворит такой человек, прежде чем ляжет на погребальный костер и избавит от себя родственников и страну.
Эшузар пытался огрызаться, но его пронзительный каркающий голос был не просто заглушен – сметен, как пыль под веником.
Принц и король орали куда яростнее, чем того заслуживала происшедшая неприятность. Это был бунт рабов на галерах, это было восстание захваченной страны против поработителя!
Не впервые отец и сын увидели перед собою вместо грозного короля-отца упрямого и сварливого старикашку. Но впервые одновременно подняли на него голос.
И Эшузар (который сам понимал, что виноват) не выдержал атаки, отступил по всем фронтам. Нахохлился на троне, опираясь на черный топорик, и не сказал ни слова, когда в тронный зал по приказу Зарфеста ввели целую толпу «лиц, причастных к рассмотрению злодеяния», как выразился начальник стражи.
Толпа почтительно молчала: разговор должен был начать король. Три правителя без помех разглядывали эту, как недавно сгоряча выразился Зарфест, «гильдейскую свору».
Свора выглядела весьма потрепанной.
Шенги Совиная Лапа держался с этакой великолепной невозмутимостью. Спокойная, хотя и почтительная поза, твердый взгляд, дорогой плащ с меховой оторочкой. Вот только этот плащ, как Охотник его ни поправлял, почему-то упорно съезжал с одного плеча, открывая на всеобщее обозрение рубаху, по которой, как по книге, можно было прочесть, что владелец этой рубахи за два дня побывал в нескольких драках, а ночь между этими бурными днями провел в тюрьме.
Усмехнувшись, Зарфест подумал, что если слово «ехидство» применимо к вещи, то этот плащ не менее ехиден, чем король Эшузар…
Рядом стоял, тяжело опираясь на два костыля, средних лет человек того же роста и с той же фигурой, что у Шенги. (Король, уже знакомый с событиями так, как изложил их Лауруш, прикинул: можно ли этого человека принять за Шенги, если лицо скроет капюшон?.. Да. Можно.)
Зарфест пару раз видел Унсая, когда тот появлялся во дворце вместе с Главой Гильдии. Но тогда охотник, богато и солидно одетый, выглядел зажиточным и почтенным горожанином, а сейчас… Впрочем, глаза блестят отчаянием и отвагой. Такой будет стоять на своем!
А вот третий Охотник явно перетрусил. Этому и дворец в новинку, и лицезрение царственных особ в диковину. Вон как жмется, не знает, где встать, чтоб меньше маячить под взорами трех масок. Странный парень: смуглый чуть ли не до черноты, а волосы рыжие. Полукровка, должно быть…
Зарфест отметил про себя, что начать допрос лучше с этого парня (тот в достаточной мере запуган), и перевел взгляд на учеников Совиной Лапы.
Трое подростков, на одном – ошейник раба. По виду – уличные бродяжки. Довольно комично выглядит девушка, которой какой-то милосердный «щеголь» одолжил плащ. Девчонка закуталась в него так, что наружу торчит только смуглая мордашка да черная коса, перекинутая через плечо на грудь. Коса выглядит аккуратно, в нее вплетена яркая лента… С внезапным умилением король представил себе, как девчонка поспешно приводит себя в порядок, умывается, быстро переплетает косу…
Так это и есть дочь Светоча?.. Что там кричал утром наррабанский вельможа? Прекрасная дева царственной крови… полная богобоязненности и добронравия…вспоенная молоком чьей-то там древней мудрости…
У Зарфеста сложилось о девчонке другое мнение: хитрая шельмочка. Впрочем, милая и обаятельная. Вон как сверкает плутовскими темными глазищами из-за плеча своего приятеля…
– Так! – звучно сказал наконец король. – Я уже слышал многое из того, что вы намерены мне сейчас поведать. Хочу узнать и остальное. Тот из вас, кому будет велено говорить, изложит ту часть этой запутанной истории, которая ему известна. Прочие будут внимать ему в молчании. Если же кто-нибудь посмеет прервать рассказчика, возражать ему или обвинять во лжи, я сочту это злонамеренной попыткой запутать следствие, а также неуважением ко мне. Такого говоруна я отправлю в Допросные Подвалы, пусть он палачу рассказывает, какой он невиновный да непричастный… Все меня поняли?
Ответом были низкие поклоны. Согнул спину даже Лауруш, стоявший чуть поодаль.
– Вот и славно… Начнешь рассказывать ты, только сначала назовись.
Золотой топорик качнулся в сторону рыжеволосого охотника. Тот шагнул назад, в страхе оглянулся: на него ли указал король? Убедившись, что именно на него, еще раз поклонился и начал, как было велено:
– Фитиль из Отребья, государь!
Тут произошло маленькое чудо: звук собственного голоса убил страх в парне. Почти все Охотники – превосходные рассказчики, им не привыкать расплачиваться увлекательной историей за ночлег на постоялом дворе или за обед в трактире. Главное – произнести первую фразу, а там уж язык сам начнет выводить привычные узоры из слов.
Фитиль поведал своим высокородным слушателям, как он, напарник Унсая, заметил, что спутник стал что-то от него скрывать. Разумеется, у Охотника не возникло и мысли о каком-то преступлении. Он решил, что напарник его обманывает: наткнулся на ценную добычу, а делиться не намерен и потому нарочно затевает ссоры, чтоб возвращаться из-за Грани порознь. Но в Аргосмире сразу просит у Фитиля прощения, мирится. И это вполне объяснимо: по складкам в одиночку ходить опасно. А ес– ли брать нового напарника, так ведь и с ним делиться жаль.
Разумеется, Фитиль не стерпел такого непорядочного отношения к себе и принялся следить за лживым напарником. Особенно укрепила его в этом решении новость, облетевшая Гильдию: Лауруш назначил Унсая своим преемником! Неужели Гильдию возглавит человек, способный мошенничать с соб-ственным напарником?
Когда столицу потрясло ужасное событие в порту, Фитиль не сразу понял, в чем там дело, но догадался, что злодейство как-то связано с таинственным поведением Унсая.
Вчера… нет, сегодня, ведь время в складках течет быстрее… Фитиль с вершины дуба приглядывал за Унсаем, который вдвоем с неким «крысоловом» нес охрану Ворот…
Когда рассказ дошел до этого места, ученики Совиной Лапы слегка забеспокоились. Но Фитиль сдержал слово: не упомянул о появлении волка. Лишь сказал, что видел из кроны дерева, как вот эти самые подростки за спинами отвлекшейся охраны проскользнули за Грань. А вскоре после этого Унсай оглушил «крысолова», взял из кустов заранее приготовленное жестяное ведро и тоже прошел в Ворота…