Гильдия - Знак Гильдии. Тьма над Гильдией. Пасынки Гильдии — страница 199 из 255

– А на кой нам «крысоловы»? – весело расправил плечи Нургидан. – Уж здешних-то крыс мы и сами погоняем! Сходим туда, поломаем, что под руку подвернется. До ужина успеем обернуться, солнце еще высоко.

Дайру безнадежно махнул рукой и, обернувшись к беспризорнику, выразительно произнес:

– Как тебя?.. Чешуйка, да?.. Эх, Чешуйка, Чешуйка, будь неладен тот миг, когда ты сунул в чужие дела свой побелевший от страха курносый нос!

У беспризорника слезы высохли от восхищения: до чего же складно журчит этот долговязый парень в ошейнике! Прямо как актер в бродячем цирке!

* * *

В задней комнате «Шумного веселья», куда не было входа обычным посетителям, царило спокойствие, мир и уют. На столе – вино и закуски, за столом – трое прилично одетых мужчин без спешки ведут чинный разговор.

Загляни сюда стражники из тех, кто хватает по городу беглых мятежников, они бы ушли с досадой: не туда попали! А если бы «крысоловы» оказались настырными и вздумали цепляться к уважаемым гостям, Аруз и вся его семья клятвенно бы их заверили, что господа сидят тут с самого утра.

И не догадаться бы постороннему человеку, что эта троица недавно прибежала в «Шумное веселье». Да не в ворота прошли, а пробрались, таясь, через маленький огородик за сараями – потрепанные, чумазые, у одного на рубахе кровавое пятно: стрелой зацепило. И засуетилась семья Аруза: младшие дочери подали гостям воды умыться, старший сын принес из подвала ворох одежды. А жена Аруза, мастерица по части врачевания ран, вывихов и ушибов, наложила тугую повязку на ребра долговязому парню с волосами, похожими на ворох соломы.

И теперь все трое неспешно пили и закусывали, наслаждаясь сознанием того, что сегодняшние бурные события на время выпустили их из когтей.

Шершень, Красавчик и Недомерок бежали первыми, едва узнали об отряде, что шел на помощь осажденным. Их совершенно не волновало, что на окровавленных прибрежных улочках гибнут люди, которых они обманули красивыми речами и бросили в бой.

Мясникам вредно задумываться о заботах, мыслях и чувствах овец. Чего доброго, и нож не поднимется перерезать очередное горло, и баранина в рот не полезет…

Шершень наскоро потолковал с дружками о том, что городской и дворцовой страже не справиться с вспыхивающими по всему городу кострами мятежа. Да, толпа у верфей разогнана, но лишь потому, что два больших отряда стражи ударили почитай что в одну точку. А на весь город этих сволочей никак не хватит. И дурак будет Зарфест, если не бросит на улицы Аргосмира более грозные силы, чем «крысоловы» и «щеголи»…

И теперь разбойная троица беседовала о вещах, которые не имели никакого отношения к бунту.

– Мой «сосед» так и причитает, так и убивается! – смеялся Недомерок над древним чародеем, живущим в глубине его души.

– Из-за той кото-омки? – понимающе пропел Красавчик.

– Ну да, из-за пергамента, что сгорел. Прямо ручьем разливается: мол, какие планы погибли из-за жалкого раба…

– Не из-за раба, – уточнил Шершень, – а из-за придурка, что вышиб у него из руки котомку. Но Фолиант прав. Этот Шенги со своим выводком цыплят уже второй раз переходит нам дорогу. Надо ему тоже учинить что-нибудь сладкое…

Вдруг главарь умолк, устремив взгляд на свою пустую кружку. Никто не удивился резкому обрыву беседы. Дело понятное: Шершень со своим «соседом» разговаривает…

– Знаете, парни, – через некоторое время протянул вожак, обводя взглядом дружков, – мне сейчас Ураган дельное слово сказал. – А почему эта рукопись вообще у мальчишки была с собой? Почему он ее на праздник потащил, дома не оставил?

Его собеседники озадаченно притихли. А Шершень закончил веско:

– А от себя добавлю: на кой он этот пергамент в Издагмире не оставил? Зачем через Подгорный Мир в столицу поволок?

– Читал, мерза-авец! – догадался Красавчик.

– Мой Фолиант перестал голосить, – ухмыльнулся Недомерок. – И тоже говорит, что поганый щенок знает тайну источника Двенадцати Магов.

– Трина-адцати! – хохотнул Красавчик. – Твой Фолиант себя за-абыл!

– Ну, тайну из мальчишки вытряхнуть легко, – задумчиво протянул Шершень. – По косточкам паршивца разберем, а вытряхнем!

7

– А не вляпались мы в ловушку? – тревожно огляделся Дайру.

– Ловушку? – не поняла Нитха.

– Ну да. Может, этого детеныша подослали взрослые? А мы сюда притащились, как три барашка на бойню…

Место, куда «притащились три барашка», бойню отнюдь не напоминало. Наоборот, в мятежном городе оно было оазисом спокойствия и тишины.

Трое учеников Совиной Лапы сидели на могучих, вгрызшихся в скалу корнях старой сосны. Она выросла на южном склоне утеса, рядом с тропой, ведущей на вершину, – и казалось, что дерево штурмует кручу, только притомилось, отдыхает на полпути.

Сверху тянуло горьким, дразнящим запахом копченой рыбы. Коптильню со склона видно не было – ну и что? Моря вон тоже отсюда не видно, утес заслоняет. Зато слышен рев прибоя на камнях. А коптильня… ее даже с завязанными глазами отыщешь, мимо не пройдешь.

Над утесами с криками вьются чайки, выхватывают друг у друга рыбьи кишки, дерутся из-за чешуйчатой мелочи, что падает в дорожную колею с рыбачьих возов. (Это только с юга склон утеса крутой, а с севера на вершину ведет вполне приличная дорога.)

Сегодня дорога пуста – праздник же! – но в самой коптильне работа понемногу движется. Именно туда удалился Чешуйка, пообещав раздобыть факел, а потом показать короткий путь по скальным трещинам. Сверху, из коптильни, дорога в грот удобнее, но чужому человеку там запросто накостыляют по шее.

(Нургидан, правда, рвался поглядеть, кто же это может накостылять ему по шее и много ли там таких удальцов. Но Нитха и Дайру быстро и привычно поставили героя на место. За три года они неплохо научились это делать.)

– Ловушка? – задумчиво повторила девушка слова Дайру. – Да кому мы нужны?

– А может, – с надеждой предположил Нургидан, – кто-нибудь с нами не до конца подрался? Например, эти… которые в «Лепешке и ветчине»…

– Я думаю, – усмехнулся Дайру, – что эти гвардейцы Жабьего Рыла сейчас пьют за здоровье служанки, которая прекратила драку. Ты выдал им их порцию крупными кусками, им теперь еще долго ее пережевывать!

– А так бы позабавились! – огорчился Нургидан.

– Я грешу на наших старых знакомых, – продолжил Дайру, вновь становясь серьезным. И рассказал друзьям о том, что произошло возле горящего храма.

Нитха слушала, по-детски приоткрыв рот от волнения. А Нургидан азартно ударил кулаком о ствол сосны:

– Я же говорил: кто-то с нами драку не закончил! От самого Эрниди за нами увязались, вот такие настырные!

– Рукопись… – недоумевала Нитха. – Опять рукопись… ну, зачем она им? Как говорят у нас в Наррабане, нашел шакал сухую кость и сон потерял: не украли бы!

– Вот к Лаурушу вернемся – прочту от первой буквы до последней, – хмуро пообещал Дайру.

Последняя фраза отвлекла Нургидана от мыслей о скучном, даром ему не нужном пергаменте.

– А вот я, как вернусь к Лаурушу, первым делом наемся от пуза! У меня, между прочим, с самого утра корки хлеба во рту не было! Я жрать желаю, а тут еще копченой рыбой несет – никакого терпения не хватает! Где этот Чешуйка?! Если сейчас же не вернется – иду грабить коптильню!

А Чешуйка – вот он! Словно издали услышал, что про него говорят: бежит, торопится! Правой рукой прижал к груди большой, чуть ли не с себя самого, факел. Солидный, сосновый, обмотанный просмоленной ветошью. Мальчишке неловко было нести его одной рукой, но взять факел поудобнее он не мог, потому что в левой держал на отлете глиняный черепок – донце разбитого кувшина, полное багровых угольков.

Смола перепачкала и без того грязную рубаху, на носу прибавился новый мазок – от копоти. Беспризорник сиял: ему было чем гордиться! Чужого человека на коптильне углядели бы в два счета – и спустили бы с утеса в бочке из-под рыбы. Хорошо, если не в море… Но кто станет обращать внимание на бездомного мальчишку, который часто здесь крутится и охотно бегает по поручениям? Такого замечают меньше, чем чаек, тучей кружащих над утесом!

Дайру и Нургидан поспешили навстречу и освободили малыша от его ноши.

– Сейчас – в «мышкин лаз», – важно приказал Чешуйка, принимая командование. – А внизу раздуем угли и зажжем факел.

– Будет сделано, сотник, – с сугубым почтением отозвался Нургидан. – Уже бежим исполнять, сотник. Не будет ли господину угодно указать, где этот самый «мышкин лаз»?

Надувшись от сознания своей значительности, «сотник» указал на корягу, торчащую из узкой расселины:

– За нее тащите!

Коряга (приколоченная, как выяснилось, к деревянному щиту) приподнялась. Под щитом зияла щель, проложенная, видимо, волей Безымянных, а не человеческими руками.

– Кое-кто мог бы и сам отыскать вход, – поддела Нитха Нургидана, который уже сел на край расселины и спустил ноги в черноту. – Как говорят у нас в Наррабане, где орел очами не узрит, там лиса чутьем сыщет…

Чутье и впрямь подвело Нургидана. Он почувствовал себя виноватым, поэтому даже на «лису» не обиделся. Но для порядка огрызнулся:

– А если тут все пропахло распроклятой рыбой?..

– Зажигай факел, – сказал Дайру мальчишке.

Тот затряс головой:

– Не, рано! Увидят огонь… Сейчас спрыгнуть вниз, там невысоко. И идти по левой стене, так, чтоб плечом касаться… Два поворота – и ступеньки круто вниз. Вот тут факел и зажжем…

Чешуйка опасливо глянул на спутников: не струсят ли?

Но он забыл, что имеет дело с учеником Подгорного Охотника. И дело даже не в том, что им не раз приходилось брести во мраке неведомыми и опасными тропами. Теперь, когда дошло до дела, все трое воспринимали Чешуйку как напарника, а значит – верили ему безоговорочно. Уж так они были приучены. Если напарник говорит: «Прыгай в темноту!» – надо прыгать не раздумывая.

Именно так они и поступили. Спрыгнули в темноту, там и впрямь было невысоко. Просто солнце уже склонялось за утес, густая тень наползла на щель и спрятала ее дно.