И все же ему пришлось туго. Девять негодяев, понимающих, что они дерутся за свою жизнь и свободу, да в придачу десятый – примчавшийся на подмогу хозяин игорного дома. Он крутился за спинами дерущихся, держа наготове заряженный арбалет, но не стрелял – боялся зацепить своих.
Никто из игроков не вышел на крики и лязг клинков. «Путь по радуге» – место особенное, здесь может твориться что угодно. Главное – не лезть в чужие дела, даже если на заднем дворе затрубят наррабанские боевые слоны или заревут Клыкастые Жабы. Но если кто и выглянул бы... Шенги сейчас – преступник, убивший трех человек, в том числе десятника стражи и красавицу певицу, общую любимицу! Да его в клочья разорвут!
Орава стражников прижала Совиную Лапу к стене... ах, паршиво, не вывернуться, не уйти, да еще тот хомяк с арбалетом позади болтается... Стоп, а ведь над головой окно! Правда, закрыто ставнями, но если очень хочется жить...
Когти вонзились в дерево. Мощная лапа сдернула ставню с окна легко, словно платок с девичьей головки. Дубовая тяжелая доска пролетела над головами стражников и шмякнула по башке хозяина игорного дома. Ура! Те же минус арбалет!
Шенги с ловкостью циркового акробата взлетел на высокий подоконник. Могучим ударом отправил в полет самого шустрого из стражников, сунувшегося было следом, оглянулся и понял, что оказался на кухне.
Поваров при боевых действиях можно было в расчет не брать: попрятались по углам с привычным проворством. Не впервые драки, захлестывая игорный дом, выплескивались на кухню. Прислуга не собиралась мешать гостям развлекаться.
Над очагом булькала в котле похлебка, – судя по запаху, для рабов. Или для собак. Схватив тряпку, чтобы не обжечь левую руку, Шенги сорвал тяжелый котел с крюка, отволок к окну и опрокинул через подоконник. Помедлил, вслушиваясь в вопли стражников, столкнул за окно и котел.
Пока ошпаренные крысы считают ожоги, можно оторваться от погони. Эта дверь ведет в... Никуда не ведет, это чулан. А вот эта – черный ход наверх. На прощание запустим подносом в возникшую над подоконником голову – и по ступенькам!..
Судя по крикам, народу позади прибавилось. Должно быть, мерзавец хозяин очнулся и свистнул своим охранникам. Выше, выше... люк... чердак! Изумительно! Чердаки просто богами созданы, чтобы их оборонять. Что заперт – плевать! Не такие засовы с корнями выдирали! Хо-о-ороший рывок – и замок укувыркался по ступенькам. Теперь пусть кто-нибудь сунется следом! В люк больше одной морды сразу не пролезет, а ему, Шенги, будет очень, очень удобно плясать у них на головах!..
Ох, нет! Не так уж хорош для обороны этот просторный, заваленный всяким хламом чердак, потому как имеется окно. Скоро эти сволочи притащат лестницу и зажмут его с двух сторон. Надо завалить люк чем-нибудь увесистым. Да побыстрее, а то внизу уже топот и голоса...
Подхватив сломанную прялку, Шенги швырнул ее вниз, в люк. Послышался вскрик, погоня приостановилась. А Охотник углядел в куче старых вещей угол сундука. Расшвыряв какие-то вонючие тулупы, Шенги вытащил сундук на середину чердака, на крышку люка. Эх, легковата находка, еще бы чего-нибудь набросать...
Совиная Лапа обернулся к куче барахла и даже забыл о погоне.
Ничего себе хлам! Сверху и впрямь какое-то старье навалено, а под ним – рулоны узорчатой ткани. И большой мешок, распоротый по шву – в щель среди стружек посвечивало цветное стекло. И еще какие-то мешки, вьюки...
Не там ли камни из верховьев Тхрека, что привезли в Гурлиан Чегри и его отец?..
От раздумий Охотника отвлек шум: в чердачном окне показалась рожа. В два прыжка Шенги очутился у окна и от души врезал незваному гостю. Рожа исчезла.
Высунувшись из окна, Охотник увидел, что мерзавцы притащили две лестницы и вознамерились всерьез идти на приступ. Отбиться-то можно, но и снизу вовсю колотят в крышку люка, вот-вот сдвинут сундук.
Со двора послышались крики, одна из лестниц дернулась. Шенги заинтересованно перегнулся за окно и от потрясения чуть не скатился вниз по крыше.
Что они здесь делают, паршивые щенята?! Шенги согласен ставить на кон свою жизнь, но их-то годочки обрывать еще рано!
Но поди скажи это Нургидану, который лихо и вполне по-взрослому обороняет лестницу, давая Дайру возможность подняться! Растерявшиеся было стражники опомнились и набросились на мальчугана... ах, как он крутится, как вьется среди противников! Вот кому-то ударил головой в живот, вывернулся из-под скорчившегося от боли противника и, словно из-за щита, достал клинком другого врага...
Дайру оглянулся, помедлил на нижних ступеньках. Рядом возник здоровенный стражник, протянул руку. Шенги не успел вскрикнуть: мальчик взмахнул чем-то (палкой, что ли, в сумраке не разберешь) – и противник растянулся на земле.
Шенги протянул руку, втащил Дайру в окно и вновь высунулся на крышу – помочь взобраться Нургидану. Вдвоем они столкнули вниз лестницы.
Дайру тем временем огляделся, подошел к сундуку, сотрясающемуся от ударов в дно, и спокойно уселся на крышку. И правильно – ни к чему втроем у окна тесниться.
Атака захлебнулась. Стражники сгрудились внизу и принялись совещаться.
Дайру, не обращая внимания на доносящиеся с лестницы злые голоса, вертел в руках свой кожаный пояс с массивной пряжкой.
– Я и не знал, что это такая удобная штука! Махнешь в лоб – любой враг с копыт кувыркнется! А по виду просто пояс. Любой может надеть... и раб! Чем не иру-кхао?
Встав на сундуке на коленях, Дайру взмахнул ремнем и угодил себе по плечу.
– Потренироваться надо, – поморщился он. – А если пряжку еще тяжелее, да края заточить...
– Ну-ка, дай, – заинтересовался Нургидан. Несколько раз взмахнул ремнем и оценил: – Вещь! Слушай, а если по краю, вот здесь, насажать такие остренькие железные заклепочки – вроде для красоты, а полоснешь краем ремня...
– Подумаю, – кивнул Дайру, принимая назад свое сокровище. Шенги заметил, что угрюмая пришибленность мальчишки исчезла. Он держал в руках оружие!
Нургидан вернулся на свой пост у окна.
– Темнеет, – озабоченно сказал он. – Да, а что произошло? Из-за чего пожар-то?
Шенги начал рассказывать, как распутал тайну нападения на караваны, но брошенный за окно взгляд заставил его замолчать: какой-то мерзавец целился вверх из арбалета.
Учитель успел отшвырнуть Нургидана от окна и что-то тупо ткнуло его в грудь.
Сначала боли не было – только удивление и кровь на ладонях. Потом она пришла, резкая, тяжелая, глухо пульсирующая внутри, и тело мучительно содрогалось в такт этим ударам. Ноги подкосились, пришлось опереться на плечо оказавшегося рядом Нургидана.
– Не стой на виду... опасно... – с трудом выговорил он, и все стало далеким, отодвинулось в невообразимую глубину. Из этой черной глубины донесся голос Дайру: «Стрелу не вынимай!..»
Не было боли, не было времени, не было пространства – лишь черная вязкая мгла.
А потом все вернулось, и первой вернулась боль, вцепилась в грудь. Зачем его тормошат?
Неприятный острый запах прояснил сознание. Шенги попытался отодвинуть голову от стеклянного сосуда, который держал перед его носом седовласый человек.
«Лекарь, – подумал Совиная Лапа. – Керусай...» Почему-то ему было приятно, что он сумел вспомнить имя старика.
– Он будет жить? – тревожно спросил кто-то над плечом лекаря.
Тагиарри! Вот теперь Охотник вспомнил все.
– Нужно... рассказать... – Он попытался подняться на локте, но боль опрокинула его навзничь.
– Не ворочайся! – Тагиарри уселся рядом. Только теперь Охотник заметил, что лежит на широкой кровати под пышным розовым балдахином.
– Ты в игорном доме, – проследил Хранитель взгляд раненого. – В одной из комнат для здешних шлюшек. Керусай запретил тебя переносить. А рассказать – расскажешь, для того я и здесь. Твоя девчонка пробилась во дворец, всех перебаламутила: учителя убивают, везде измена, нужно срочно армию на помощь!.. Не была б она принцессой, ее б слушать не стали, а так – прорвалась ко мне и за рукав притащила сюда. Рассказывай, но покороче, а то лекарь на меня зверем смотрит.
Говорить было больно, слова выходили из горла с хрипом, но Шенги думал лишь о том, что ему могут не поверить, что Хранитель сейчас встанет и уйдет, оставив его здесь издыхать – опозоренного убийцу и лжеца.
Но Тагиарри слушал с мрачным лицом, низко склонившись над раненым, чтобы не упустить ни одного слова, а потом резко разогнулся и повелительно бросил кому-то:
– Весь десяток Киджара – в застенок!
Это и было самым главным, но Шенги продолжал бормотать о награбленных товарах на чердаке, о демоне, который больше не будет тревожить город. А потом бездонная мгла, на время выпустившая его из объятий, вновь спутала мысли, превратила речь в бред, наполнила глаза темнотой и милосердно погасила боль.
Часть вторая(296 год Железных Времен)
«Доброе море! – воскликнул Рыбак. – Глубина
Щедро наполнит живым серебром мои сети.
С берега парусу машет рукою жена,
В пенном прибое резвятся дельфинами дети...»
«Грозное море! – вскричала Вдова Моряка. —
Проклята будь ненасытная, злая пучина!
Хищные волны бросаются на берега,
Тщетно в прибое искала я мужа и сына!..»
С шумом катились на берег волна за волной,
К плачу и крикам людей равнодушны от века.
Зло и добро – не жемчужины в бездне морской.
Зло и добро – это дети души человека.
Весенний лес переливался, переплескивался за полуразрушенную стену крепости. Зелень буйной пеной вскипела меж бессильно глядящих в ясное небо сухих стеблей бурьяна, брызгами обметала заросли дикой малины и боярышника, укрыла молодыми побегами статуи, пятьсот лет назад рухнувшие с постаментов. Серый плащ засохшего плюща, всю зиму укутывавший древние башни, сменился нежно-зеленым. Веселые дожди доверху наполнили мраморную чашу давно умолкшего фонтана. Ветер дерзко плясал в листве, насмехаясь над руинами, из которых отступили люди, отдав их в добычу лесу.