— Почему же нельзя? Легко. Хоть завтра. Приезжай и работай себе на здоровье.
— Только мне нужно провести к нему еще одного человека.
— Это которого? Тон у Кости сразу стал ленивым и отстраненным. Так случалось всегда, если ему предлагали сделать что-то, чего он делать не хотел.
— Есть один профессор. Историк. Специализируется на Древнем Востоке. Думаю, для него не составило бы труда отыскать просчеты в рассказах Потрошителя.
— А-а-а, — Костя улыбнулся. Словно луч солнца пробился сквозь тучу. — Ну… Историк — это же совсем другое дело. Конечно, старик. Вперед и с песней. О чем разговор? Завтра с утра закажу вам пропуска. Ты ведь завтра думал его привести?
— Если он не будет занят.
— Ну так давай, старик. Действуй. Саша порылся в кармане, достал пачку, тщательно сверяясь с записью, набрал номер. Ему не пришлось ждать. Трубку сняли после первого же гудка.
— Слушаю вас? — услышал Саша знакомый голос. Сердце его сладко подпрыгнуло и глухо ударилось о кадык.
— А… Здравствуйте, Юля, — сказал он.
— Это вы, Просто Саша? — По голосу Саша понял, что девушка улыбается.
— Да. Это я.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо. Сейчас уже почти нормально.
— Хорошо.
— Юля, я хотел узнать, не прояснилось ли что-нибудь с профессором, о котором вы говорили, — промямлил Саша, чувствуя себя полным кретином. Он бы с гораздо большим удовольствием поговорил с этой девушкой о чем-нибудь постороннем. Может быть даже, прочел бы ей стихи, а вместо этого вынужден спрашивать о каком-то профессоре. Да еще Костя придвинулся ближе и стал зачем-то тыкать Сашу в локоть. Причем оперативник игриво двигал бровями и пошло улыбался.
— Я разговаривала с ним сегодня, — ответила девушка. — Он сказал, что может встретиться с вами завтра, если у вас сохранится интерес к предмету разговора. Завтра выходной, у него как раз есть свободное время. Я не знала, позвоните ли вы, и поэтому не стала договариваться относительно времени.
— У меня… — Саша закашлялся от волнения. — Сохранился. К предмету.
— Хорошо, — Юля рассмеялась. — В таком случае, давайте встретимся в десять на «Тверской», в центре зала. Профессор живет в Гнездниковском переулке, это совсем рядом с метро.
— Отлично, — абсолютно искренне воскликнул он. — Просто прекрасно. Значит, в десять на «Тверской», в центре зала. Вы меня очень выручили, Юля. Огромное вам спасибо.
— Не за что, Просто Саша, — ответила девушка и снова рассмеялась. — До завтра.
— До завтра, — пробормотал Саша и повесил трубку. Костя откинулся на стуле, посмотрел на приятеля и философски заметил:
— Выглядишь ты сейчас, как полный кретин. Или как влюбленный по уши. Хотя это вроде синонимы, нет?
— Только не надо, ладно? — отмахнулся Саша. — Если не хочешь, чтобы мы поссорились.
— Молчу, молчу. — Костя поднял руки. И тут же спросил быстро: — Она хоть красивая?
— Костя! — рыкнул Саша.
— Все. Уже заткнулся. А ты оказывается у нас ревнивый, мавр. — Оперативник хмыкнул. — А как же Татьяна?
— Костя, я тебя умоляю, — простонал Саша.
— Смотри, дело твое, конечно. Но должен тебя предупредить как старший товарищ. — Костя назидательно поднял палец. — Нет убойнее оружия, чем баба в приступе ревности. И страшнее тоже нет. Понял?
— Я тебя вышвырну, — предупредил Саша.
— Да я, собственно, так. Просто к слову пришлось. Так что с профессором-то? Поедет он к Потрошителю?
— Надеюсь, мне удастся его уговорить. Возможно, ему самому это будет интересно.
— Угу, — хмыкнул Костя, — ладно. Я на всякий случай закажу вам два пропуска и ребят предупрежу, чтобы пропустили. Только пусть твой профессор паспорт захватит. Без паспорта с ним и разговаривать не станут. Усек?
— Усек, — ответил Саша. Костя кивнул на «Благовествование».
— Не возражаешь, если возьму почитать?
— Не обижайся, но…
— А что так? — прищурился оперативник. — Боишься? Не бойся, не потеряю.
— Да нет, дело не в этом. — Саше был неприятен собственный отказ. Все-таки Костя его друг, а тут из-за грошовой, в сущности, книги… — Понимаешь, мне просто нужно с одним товарищем переговорить. Он — букинист, как увидел книгу, аж затрясся. Мы с ним работаем вместе, не хочется отношения портить. Я ему все объясню, книгу покажу, пусть убедится, что я ее не продал, не подарил, а потом бери, читай на здоровье.
— Лады. — Костя поднялся. — Побегу я. Время позднее. До дома еще час добираться. Глашка меня поедом сожрет.
— Скажи, что на работе задержался, — предложил Саша, провожая приятеля в коридор.
— Да, скажи, — усмехнулся невесело Костя. — А то ты Глашку мою не знаешь? Она же каждый вечер звонит мне на службу, проверяет, где я, да когда ушел, да трали-вали разные, ваще. Кошмар, а не жизнь.
— Разведись, — предложил Саша. — Все легче, чем так маяться-то.
— Думаешь, так просто? — вздохнул Костя. — Без малого десять лет вместе прожили, не хухры-мухры. Привык уже.
— Тогда терпи.
— А я что делаю? — Костя помялся на пороге, протянул руку. — Ладно, бывай.
— Пока. Со словами: «Ох, и крику сейчас будет», Костя вышел на площадку, и Саша запер за ним дверь. Тщательно, на все замки. Постоял, прислушиваясь к шагам на лестнице, затем вернулся в комнату. Сон прошел. Теперь, как ни старайся, а быстро уснуть не получится. Досадно. Он прямо в рубашке и брюках плюхнулся на кровать. Взял «Благовествование», открыл, полистал, отыскивая нужное место.
Нафан не боялся смерти. Чтобы бояться смерти, надо получать хоть какое-то удовольствие от жизни, ценить ее. Пророк не понимал, чем медленная ужасная смерть, называемая жизнью в Иевус-Селиме, лучше быстрой, от руки левита. Противно умирать под ножом палача, но и львов иногда загрызают пустынные псы. Чем же он лучше другой Божьей твари? Нет, Нафан определенно не боялся смерти. Поэтому, когда оконечник дротика ударил в дверь его дома, он вышел на улицу без тени страха или волнения на лице. Мрачный командир звена храмовой стражи, не глядя на него, пробурчал:
— Царь Дэефет желает видеть тебя, пророк.
— Я готов, — кивнул старик.
— Разве ты ничего не хочешь взять с собой?
— Все, что я хотел бы взять, со мной, — спокойно ответил Нафан. — Пойдем, левит, не будем терять понапрасну времени. Жизнь в Иевус-Селиме и без того слишком коротка. Бесстрастный караул сомкнулся вкруг него. Они пошли вверх по улице, а из окон домов им в спины вперились сотни переполненных страхом глаз и пополз по комнаткам придавленный шепот:
— Взгляните! Взгляните скорее. Они схватили царского пророка.
— Нафана? Мне он никогда не нравился.
— Кто схватил? Левиты или дворцовая стража?
— Левиты.
— Бедняга. Не повезло старику. Лучше бы это были обычные стражники…
— Глупая женщина. Думаешь, ему не все равно, кто его убьет?
— Дворцовая стража убивает быстро… Старик не мог знать, что его ведут тем же путем, которым вчера вели Вирсавию. Однако, когда звено остановилось у ворот царской крепости, Нафан поднял голову и, прищурившись, посмотрел на окна дворца Дэефета.
— Она уже здесь, — пробормотал он. — Я чувствую. Она здесь.
— О ком ты говоришь, старик? — снова покосился на него старший звена.
— О жене Урии Хеттеянина. Одного из тридцати. Старший звена не стал отвечать, но молчание его сказало Нафану больше любых слов.
— Иди, — буркнул воин и слегка толкнул Нафана дротиком в спину. Сильнее толкнуть не хватило смелости. Он боялся пророка. А ну как тот сейчас предскажет ему скорую смерть? Нафан невольно сделал два шага, затем обернулся и несколько секунд смотрел на воина голубыми слезящимися глазами.
— Прости меня, старик, — пробормотал тот и невольно отступил на шаг. — Прости. Я… просто поскользнулся на камне. Нафан отвернулся и пошел ко дворцу, гордо выпрямив спину, хотя это и давалось ему с большим трудом. Двое левитов шагали за ним. Молча, сосредоточенно глядя только перед собой. С пророком говорить запрещалось. Кто-нибудь мог расценить это как попытку выведать будущее. И тогда… Закон суров. И суд всегда заканчивается казнью. Они поднялись на пиаццо, оттуда в тронный зал. Здесь Нафан увидел Дэефета. Тот восседал на троне и был мрачнее зимней тучи. Он смотрел в пространство перед собой, поглаживая густую бороду, тревожа тонкие губы. Брови его сдвинулись к переносице, что говорило о дурном расположении духа. Слева от трона стоял Авиафар. По торжествующему взгляду, брошенному первосвященником на пророка, тот понял: сегодняшние неприятности связаны именно с Авиафаром. Нафан прошел к трону, остановился, приложив руку к груди, но не склоня головы.
— Ты звал меня, мой Царь? — спросил пророк. Дэефет мрачно посмотрел на него:
— И снова ты прав, пророк. Я звал тебя. Я тебя звал. — На губах Авиафара появилась недобрая усмешка. — Скажи, Нафан, — негромко продолжал Дэефет, отворачиваясь и глядя в сторону балкона, — тебе нравятся люди?
— Люди ничем не отличаются от других тварей Божьих, — ответил спокойно Нафан.
— Я спросил тебя не о том! — воскликнул Дэефет, поворачиваясь к нему. — Я спросил: нравятся ли люди тебе? Только не лги мне, пророк! Отвечай искренне! Помни, кто перед тобой!
— Я всегда помню об этом, мой Царь, — пробормотал Нафан. — Я люблю людей. Но их губит Зло.
— Губит Зло? — повторил Дэефет. — Что ты подразумеваешь под этим словом?
— Слишком многое, чтобы ответить быстро, мой Царь, — усмехнулся бесцветно старик. — А на долгий ответ не хватит ни твоей, ни моей жизни.
— И снова ты прав, — мрачно пробормотал Дэефет. — Тем более что твоей жизни осталось много меньше, чем тебе думается.
— Ты ли отмеряешь жизни созданиям Господним, пастух‹$FПо Библии, в юности Давид занимался пастушеством. В книгах мари слово «Дэфетум» означает не имя собственное, а звание, переводящееся как «вождь» или «опекун». Таким образом, до сих пор точно неизвестно, как именно звали преемника Царя Саула.›? — Пророк посмотрел Дэефету в глаза. Тот вздрогнул и тоже уставился на Нафана.