— Поостерегись, старик, — с угрозой в голосе сказал он. — Поостерегись. Иначе я прикажу казнить тебя немедленно.
— Моя жизнь принадлежит не тебе, — спокойно ответил пророк. — Господь заберет ее, когда посчитает нужным.
— Я повелеваю именем Га-Шема, — заметил Дэефет.
— Ты сказал. Га-Шем повелевает через тебя, но не наоборот. Дэефет замолчал, глядя на пророка. Тот улыбался, и в улыбке этой не было ни капли страха.
— Значит, ты любишь людей?
— Как и все, что создал Отец наш. Дэефет хлопнул в ладоши. Еще не стих отзвук хлопка, а дверь залы приоткрылась и двое левитов ввели Ноэму. Девушка с любопытством озиралась по сторонам. Она пока не догадывалась, зачем ее призвали во дворец. Ноэму вывели на середину залы. Увидев Дэефета, она упала на колени. Левиты остановились на шаг позади нее.
— Ты знаешь эту девушку, пророк? — спросил негромко и вроде бы даже равнодушно Дэефет.
— Знаю. Это — Ноэма, служанка Вирсавии, жены Урии Хеттея. Она немая.
— Да? — Дэефет усмехнулся. — Вчера ночью она разговаривала с Авиафаром в Скинье. И, насколько я могу судить, очень неплохо разговаривала. Во всяком случае, первосвященник ее понял. Верно, Авиафар? Тот кивнул, и улыбка на его губах стала и вовсе уж ядовитой. Теперь наконец Нафан понял, зачем его пригласили во дворец. Значит, Ноэма донесла на него? Что же, он ожидал чего-нибудь подобного. Когда все проходит гладко — остается страх. Страх неизвестности. Неизвестно, откуда ждать ответного удара. Теперь же все ясно. Ноэма подняла голову. Она слышала, что разговор шел о ней, но по-прежнему полагала, что ее призвали служить госпоже.
— Знаешь, сколько эта девушка получила за то, что донесла на тебя, пророк? — ровно, без всяких эмоций спросил Дэефет.
— Откуда мне знать? За донос платят смертные, но не Господь.
— Сколько ты заплатил ей, Авиафар? — не поворачивая головы, поинтересовался Дэефет.
— Я заплатил… мнээээ… двести сиклей, — ответил первосвященник. Ноэма подняла голову и не без удивления взглянула на первосвященника. Дэефет посмотрел на пророка, усмехнулся, приказал ожидающим за спиной Ноэмы левитам:
— Казните ее. Теперь у Вирсавии будет довольно слуг. Левиты мгновенно подступили к Ноэме и схватили девушку за плечи, подняли. Служанка оглянулась на них. На лице ее застыла растерянность. Первосвященник же обещал, что ее допустят к госпоже. Она же пришла вчера к Скинье ради этого. Она донесла на царского пророка именно потому, что хотела заслужить расположение Царя! Девушка замычала что-то, протянула руки к первосвященнику.
— Уведите ее, — не глядя на служанку, взмахнул рукой Авиафар. Ноэма забилась в сильных руках левитов, рванулась, но ее удержали. С треском разорвалась и поползла с плеча одежда, открывая округлую грудь. Авиафар мельком посмотрел на нее, облизнул украдкой губы. Если бы он сейчас не стоял рядом с Царем, то подал бы знак приберечь девушку до вечера. Ему — вознаграждение за усердное служение Господу, ей — пара лишних часов жизни. Теперь же к его появлению Ноэма будет мертва. Жаль, но такова воля Га-Шема. Ноэма закричала. Это был страшный полукрик-полувой. Дэефет даже не повернулся в ее сторону. Авиафар тоже. И только Нафан проводил девушку долгим взглядом. Сейчас он лишний раз убедился в том, что раввуни был прав.
— Что скажешь теперь, пророк? Эту служанку ты любишь тоже? — спросил Дэефет, улыбаясь.
— Ноэма не лучше и не хуже других, — ответил Нафан мрачно. — Нет вины ее в том, что она не знает других путей добиваться любви.
— Ты не ответил, — громко воскликнул Дэефет. Он спустился с трона и подошел к пророку. Остановился в полушаге, заглянул тому в лицо.
— Я люблю ее, как и всякое другое Божье создание.
— Но не как Ноэму!
— Я не юноша, чтобы любить молодых девушек, — без тени улыбки ответил Нафан.
— Я имел в виду не это.
— Тогда поясни, мой Царь. Твои мысли слишком глубоки для меня.
— Любишь ли ты ее как человека?
— Человек — такое же Божье создание, как и блоха.
— Ты издеваешься надо мной? — Лицо Дэефета потемнело от гнева.
— Я отвечаю на твои вопросы, Царь Иегудейский, — ровно произнес Нафан. — Не более.
— Тебя оценили в двести сиклей, пророк, — рявкнул Дэефет, снимая с пояса кошель и швыряя Авиафару. Первосвященник поймал его и быстро спрятал за пояс. — Дешевле, чем жертвенного агнца.
— Старики и не стоят дороже, — ответил Нафан. — На них слишком много грехов.
— Значит, ты не страшишься смерти?
— Разве смерть — чудовище, чтобы страшиться ее?
— Не лги мне, старик! Все боятся смерти. — Дэефет схватил Нафана за подбородок, вздернул голову, стараясь разглядеть, что же таится в старческих голубых глазах. Какие мысли витают сейчас в них.
— Я слишком стар, чтобы бояться смерти, — возразил пророк. — И разве пастух Эльханан[11] боялся смерти, когда вышел драться с Голиафом?
— Со мной был Га-Шем, — воскликнул Дэефет.
— Господь бережет и меня, — ответил Нафан. Дэефет отвернулся, прошел к трону, сел, подумал секунду, затем сказал:
— Зачем ты приходил вчера ночью к Вирсавии, старик? Скажи мне правду, и, может быть, я сохраню тебе жизнь.
— Не ты дал мне жизнь, не тебе и хранить ее, пастух, — заметил равнодушно Нафан.
— Зачем ты приходил к Вирсавии? — повторил тот. — Отвечай, я приказываю! Нафан подумал, что вместо ответа с гораздо большим удовольствием плюнул бы Дэефету в лицо, но… он не мог этого сделать. Не потому, что боялся. Но потому, что обязательно должен был дождаться прихода раввуни.
— Я слышал, как ты вчера приказал привести Вирсавию в свои покои, и хотел убедиться в том, что твой выбор — выбор Га-Шема. Дэефет несколько секунд смотрел на него, затем резко хлопнул в ладоши.
— Приведи Вирсавию, — приказал он явившемуся на зов стражнику. — И побыстрее.
— Да, мой Царь.
— Если ты соврал мне, пророк, — тяжело предупредил Нафана Дэефет, — я прикажу убить тебя. Сейчас же. Медленно и страшно. Тогда и увидим, боишься ли ты смерти. Через минуту в залу вошла Вирсавия. На лице ее Нафан заметил выражение легкой встревоженности. Он улыбнулся, стараясь подбодрить женщину. Старик не мог защитить ее. Роль Вирсавии уже была предопределена, и не им, но он мог поддержать, дать хотя бы каплю уверенности и смелости.
— Приблизься, — повелительно воскликнул Дэефет. — Зачем этот человек приходил к тебе вчера? — Он указал на Нафана. — Отвечай быстро и правдиво, если хочешь сохранить свою жизнь. Вирсавия мельком взглянула на пророка, затем пожала плечом.
— Я не могу ответить, мой Царь, — произнесла она.
— Почему? — прищурился Дэефет. — Не потому ли, что боишься солгать своему господину?
— Нет. Просто я и сама не знаю, зачем он приходил. Твой пророк говорил со мной половину стражи, а затем ушел, так и не объяснив причин своего позднего визита. — Женщина остановилась у трона.
— Он пророчил тебе?
— Нет, мой Царь. — Вирсавия вспыхнула. Она выглядела искренне возмущенной, и Нафан невольно восхитился выдержкой и самообладанием женщины. — Это запрещено Законом! Твой пророк всего лишь расспрашивал меня о муже, о том, верю ли я в твое предназначение, о том, сколько раз в день я молюсь Га-Шему и как часто посещаю Скинью завета. Ничего более. Я не усмотрела в его словах ничего предосудительного, о чем стоило бы сообщить левитам.
— Они лгут тебе, мой Царь, — запальчиво воскликнул молчавший до сих пор первосвященник. — Эти двое, несомненно, состоят в заговоре с твоими врагами! Прикажи казнить их и оросить их кровью жертвенник! Не позволь Га-Шему отвернуться от тебя!
— Я разговариваю не с тобой, первосвященник! — негромко, но грозно произнес Дэефет. — И не тебе судить о помыслах Га-Шема. Приблизься еще, — приказал он женщине. — Так, чтобы я хорошо видел твои глаза. — Вирсавия сделала несколько шагов. — Еще ближе! Еще! — Не сходя с трона, он наклонился вперед и несколько секунд не мигая смотрел в глаза женщины. Нафан отметил, как безвольно опустились руки Вирсавии. Как легкая дрожь пробежала по ее телу. — Скажи мне, — мягко и вкрадчиво спросил Вирсавию Дэефет. — О чем говорил с тобой пророк?
— Об Урии… — прошептала она. — О тебе… О Га-Шеме… О Господе… Дэефет довольно выпрямился. В следующую секунду Вирсавия словно очнулась ото сна. Она вздрогнула, затем посмотрела на Дэефета и на Авиафара. Потом обернулась к Нафану. Поскольку тот казался спокойным и даже улыбался самыми краешками губ, женщина поняла: все хорошо. Пророк предупреждал ее о том, что Дэефет наделен странной силой, перед которой воля простого смертного становится мягкой и податливой, словно глина в руках гончара. Но, похоже, на этот раз им повезло.
— Ты старателен, старик, — усмехнулся Дэефет Нафану и кивнул: — Я знал, что не ошибся в тебе, верный слуга. Пойди к казначею, он выдаст тебе три тысячи священных сиклей.
— Благодарю тебя, мой Царь, — на сей раз Нафан склонил голову. Не гневи Зло, пока оно дремет.
— Твое предсказание все еще в силе? То, о котором ты говорил мне вчера. О Раббате и венце Царя Аммонитянского Аннона?
— Оно не изменилось и не изменится, мой Царь, — спокойно ответил тот. — Ты сделал свой выбор. Господь сделал свой.
— Хорошо. Иди. — Он посмотрел на Вирсавию. — Ты тоже отправляйся домой. Не стоит возбуждать кривотолков. Я пришлю тебе новых слуг завтра утром. Нафан побрел к двери. Теперь, когда опасность миновала, он снова выглядел сутулым и слабым. Вирсавия шла за ним.
— Ты отпускаешь пророка, мой Царь? — вскричал возмущенно Авиафар. — Но он приходил ночью тайно к твоей избраннице! — Ни Нафан, ни Вирсавия даже не обернулись. — Это нарушение Закона! «Не возжелай жены ближнего!» — так написано в скрижалях, данных Га-Шемом народу Иегудейскому. Придя к твоей избраннице, пророк…
— Разве здесь левитский суд, что ты толкуешь мне Закон? — ледяным тоном перебил страстную речь первосвященника Дэефет, как только за Нафаном и Вирсавией закрылась дверь. — Или я просил тебя об этом?