И действительно, через два месяца в космическом госпитале уже было пятнадцать больных новой болезнью. Новая напасть ломала представления о болезни, как таковой. «Болезнь памятников», первое и единственное известное заболевание «волнового заражения», передающаяся электромагнитными и эфирными информпосылками от больного объекта к здоровому, по сравнению с ней казалась элементарной, как перелом пальца.
Как всё это выглядело. Симптоматика у «распадников» была обычная психопатологическая. Больные не помнили ничего, у них была амнезия. Они утрачивали связное логическое мышление, их сознание барахталась в пучине жутких и неправдоподобных фантазий. Экстрасенсы и маги, которые время от времени появлялись в госпитале, утверждали, что эти люди видят иные миры, но проверить это казалось невозможным.
Сомов попытался исследовать «распадников» со стороны функциональных и органических изменений внутренних органов. И тут его ожидали интересные результаты. Он выяснил, что больше всего у больных разлажена сердечно-сосудистая система и органы кроветворения. И вообще органы начинали работать асинхронно, так что некоторые пациенты прописались в трёхметровых осьминогах реаниматоров. Но самые интересные результаты дал энергоинформационный анализ. Сомов провёл его при помощи аппаратуры, а также подключая собственные экстрасенсорные способности, которые, как считают некоторые, были у него уникальными.
Ключ ко всему именно в энергоинформационных процессах, происходящих в суперсложной, таинственной и могущественной системе, именуемой человеком, — это было понятно с самого начала. Ведь главным симптомом у «распадников» был спонтанно возникающий вокруг них полтергейст.
Едва утром Сомов с головой погрузился в работу, как из надпространства вынырнул очередной корабль с визитёрами. Он прошёл через системы контроля, был идентифицирован и устроился в стыковочном гнезде.
«Очередное сиятельное лицо, — угрюмо подумал Сомов. — Опять раскланиваться, улыбаться, отвечать на идиотские вопросы. Когда же поток любопытствующих иссякнет?»
Госпитальер встал на ковровой дорожке и собрался нацепить участливую мину, положенную при встречах с очередным визитёром.
И визитёр появился. Лицо было не столько сиятельное, сколько сияющее.
— Сомов, друг мой! — Филатов кинулся к госпитальеру, обнял его и приложил по спине каменной ладонью.
Госпитальер крякнул и зашипел от боли. Но он всё равно был рад. Это же Филатов — друг дней его суровых.
Они вместе не один год прожили на «Лысой горе» — в школе при институте нетрадиционных проблем, куда собирались дети с паранормальными способностями. А совсем недавно им пришлось немало пережить на Ботсване. Сомов там был начальником госпиталя, а Филатов проводил расследование. Там они столкнулись с Динозавром, Чёрным шаманом, еле остались живы. Друзей связывало слишком многое. На Ботсване они не раз спасали друг другу жизнь. Если быть более точным, то это боец экстра-класса Филатов спасал жизнь тюфяку и недотёпе, совершенно не созданному для экстремальных ситуаций Сомову.
Друзья устроились в креслах в кают-компании за бокалом вина-желе. Здесь было пусто. Обычно здесь толкались офицеры с эсминца и ремонтники. Последние были не прочь исследовать возможности пищесинтезаторов госпиталя, в основном их мощности, касаемой горячительных напитков. Госпитальеру пришлось заблокировать подачу особо крепких напитков, но нередко он не выдерживал, поддавался на уговоры долдонящих о тяжёлой работе операторов монтажных киберсистем и выдавал лимитировано спиртное, а потом жалел об этом, когда подвыпившие работяги устраивали какой-нибудь шум.
Сомов проглотил кусочек прекрасного на вкус, напоминающего красное вино, желе.
— Ну что, воспоминаниям предадимся потом? — спросил Сомов.
— Сначала дело, — кивнул Филатов.
— И какое дело тебя привело сюда? Ты тоже будешь портить мне нервы и выведывать подробности налёта?
— Нет. Я обладаю всей полнотой информации. Меня интересует нечто иное.
— Что может интересовать здесь — кого, кстати? Контрразведку, разведку?
— Ткни в последнее, не ошибёшься… Меня интересуют «распадники».
— Тебе-то они зачем сдались? Решил врачебной практикой заняться?
— Да, хлеб у тебя отбивать… Нужны, Никита. Ещё как нужны. Ну, делимся информацией?
Сомов объяснил в общих чертах, что знал.
— У тебя какое мнение? Что это? — спросил разведчик.
— Я затрудняюсь сказать. Есть кое-какие идеи. Они вроде бы находят своё подтверждение.
— Излагай.
— Я бы поставил такой диагноз, за который меня медики сожрут — разбалансировка тел.
— Чего? — Филатов отставил желе и удивлённо посмотрел на друга.
— Тебе что, на «Лысой горе» не говорили, что каждый человек — это не просто физическое тело? Это несколько взаимодействующих тел, среди которых лишь одно физическое, а другие — тела из всё более тонкой материи. Древние считали, что этих тел семь. Современная наука, имеющая не слишком большие возможности в определении такого загадочного нечто, как биоэнергоинформационная оболочка, так и не могла прийти к выводу, сколько же их. Но кое-каким измерениям они всё-таки поддаются. Прибавь к этому мою сверхчувствительность. У пациентов произошло невиданное — спаянные между собой тела человека у них разбалансированны, будто пытались разделиться.
— Что-то подобное раньше было?
— Ничего подобного не наблюдалась. Жуткая болезнь, захватывающая как физическую, так и биоэнергетическую составляющую человека.
— Значит, разбалансировка тел и как следствие вырывающаяся наружу неподконтрольная биоэнергия?
— Так. Что ты мне можешь взамен предложить?
— Буду тебя бить наповал. Первое — эпидемия расползается по всей Галактике. Случаи пока единичные, но это не значит, что их не будет больше.
— Где ещё были? — осведомился госпитальер.
— На Аризоне в отделении Дока Сэма томятся несколько «распадников». Их держат в помещениях нулевого защиткласса. И не знают, что с ними делать.
Сомов предполагал, что подобные случаи будут и в других местах Галактики Человека, в том числе и на Аризоне, но пока никаких сведений оттуда не поступало, хотя обзор эпидемиологической обстановки ежедневно обновляется в комиссии по медицинским проблемам ГКОБ, и туда поступают сведения и из Аризоны. Значит, аризонцы имеют основания засекречивать все данные.
— Много их там? — поинтересовался Сомов.
— Не больше, чем у тебя… Кроме того, в клинике возник полтергейст. В результате один пациент сбежал.
— Из помещения нулевого защиткласса? — недоверчиво спросил госпитальер.
— Именно. И этот пациент — Чёрный шаман.
Кусок желе упал на колено Сомова и расплылся по нему. Госпитальер открыл рот и закрыл его, не в силах что-то сказать.
— И ещё — есть основания полагать, что налёт на госпиталь связан с «распадниками», — продолжил Филатов.
— В каком смысле?
— Некто на Аризоне похищает «распадников». Прямо из-под носа медиков или спецслужб.
— И?
— Возможно, штурмовики тоже прилетали за ними.
Карьера Пенелопы Вейн в последний год складывалась довольно успешно. Всю ответственность за прошлые неудачи ей удалось переложить на своего напарника и коллегу майора Форста — Динозавра. Она умудрилась вернуться с планеты паучников Потомак, где являлась заместителем Динозавра в бытность того руководителем подразделения национального агентства охраны промышленных секретов, в родное Федеральное бюро расследований, руководство которого любило развлекаться то пинанием, то повышениями Пенелопы.
Подготовкой операции по проникновению за внешний круг обороны Черномории на корабле-разведчике «Парящая лиса» занимались Пентагон и ЦРУ. И оба могущественных ведомства на радость ФБР дружно сели в лужу. Скандал поднялся страшный. Исчез разведчик, в котором были использованы новые супертехнологии. И судьба его неизвестна. Не приведи Господи, если он в руках московитян.
Была создана представительная комиссия, сопредседателем от Бюро в неё вошла Пенелопа.
История с «Парящей лисой» вышла более чем странная. Разведчик работал в условиях молчания. В принципе, засечь пак-нить — сверхсветовую передачу — очень трудно, но исключить такую вероятность полностью нельзя, поэтому экипажу было разрешено выходить на связь только в самом крайнем случае. На случай возникновения критической ситуации и угрозы попадания корабля в руки противника в сознание капитана и пилота был внедрён поведенческий блок — они обязаны были уничтожить «Парящую лису» вместе с собой.
Девятнадцатого сентября в ноль пятьдесят по Аризоне корабль вышел на связь. Его комп послал сжатое сообщение. Достаточно искажённое, невнятное. Эксперты немало потрудились, восстанавливая его содержание.
Сидевшая в зале, расположенном в подвале здания аналитического управления ЦРУ, ошарашенная Пенелопа смотрела на экран — на искорёженную рубку, мечущихся людей. Видела взбесившиеся, ломающиеся предметы.
— Полтергейст, — прошептала она.
— Глупости, — возразил эксперт. — Возможно, они попали в район какого-то стихийного космического бедствия. Явление, которое мы пока не знаем. Космос полон тайн.
— Лейтенант, я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши идиотские предположения! — Пенелопа привычно выпустила коготки. Она обожала тереть носом о землю людей, особенно тех, которые говорили, когда их не спрашивают.
— Но, мадам…
— Возьми-ка лучше нитки.
— Что, мадам?
— Чтобы зашить свою пасть и не открывать её, когда не просят!
Лейтенант покраснел, как помидор. Если он что-то и хотел возразить, то желание это у него пропало.
— И ещё — мадам — это та дура, которая согласится на свидание с тобой. А я — офицер Вейн. Ясно?
— Так точно, ма… Офицер Вейн.
Пенелопа готова была поклясться, что это полтергейст — загадочное явление буйства духов, сопровождающее человечество всю его историю. Но обычно полтергейсты достаточно безобидны. Они портят людям нервы, но никогда не приводят их к гибели. Почему эта сила выплеснулась так мощно именно в «Парящей лисе»?