Документы и факты свидетельствуют, что важную роль в формировании мнения партийно-политического руководства о тенденциях и состоянии общественной жизни с самого начала играло Секретнооперативное управление, созданное, как уже отмечалось, в 1921 г. В его состав входили: политический отдел, особый отдел, отдел по борьбе с бандитизмом, оперативный отдел (вспомогательный) и канцелярия[217]. Первому из этих отделов была поручена работа по «политическим партиям и политическим группировкам контрреволюционного характера»[218].
Сохранилось чрезвычайно много оперативно-информационных сводок, которые посылались в ЦК КП(б)У. В период 1919–1921 гг. они посвящены преимущественно вопросам борьбы с таким явлением, как бандитизм. Кстати, исследователям стоило бы поглубже рассмотреть то, что именно считалось в то время бандитизмом. Как правило, эти документы имели название «Оперативно-информационная сводка №__о движении бандитизма на Украине» на определенный период времени.
Напомним, что борьба с повстанческим движением, широко распространенным в Украине, была весьма длительной. По сведениям ВУЧК, в сентябре 1921 г. в Украине действовали 64 отряда, в которых находилось 3277 повстанцев. До конца 1922 г. власть боролась со 111 организованными формированиями, насчитывавшими 2 634 человека. На 1 апреля 1923 г. в Украине существовало 26 отдельных вооруженных отрядов общей численностью 168 человек. До февраля 1924 г. осталась 21 группировка. Лишь в марте 1926 г. ГПУ констатировало, что политического бандитизма в Украине больше нет.
Упомянутые сводки имели преимущественно оперативный характер и не претендовали на какие-то политические обобщения, не содержали каких-то определенных рекомендаций, а разделы «Выводы» имели конкретное значение. Вместе с тем уже в документах того периода находим и рекомендации более широкого содержания, к которым прислушивались партийно-государственные руководители.
Большой интерес представляют бюллетени Политического отдела ВУЧК, где дан отчет о политических настроениях в связи с тем или иным событием в общественной жизни. Немало этих бюллетеней, в частности, посвящены отчетно-избирательной кампании в тогдашней столице Украины – Харькове в связи с выборами в Харьковский городской совет в октябре 1921 г. Как правило, в приложениях к этим бюллетеням можно найти документы, удостоверяющие наличие альтернативных большевикам-коммунистам политических партий и течений. Так, например, во время выборов в Харьковских вагонных мастерских и Главном депо 28 октября 1921 г. были выдвинуты кандидатуры от объявленной позже «националистической» и разгромленной (по тогдашней терминологии «самораспустившейся») Украинской коммунистической партии (УКП). Среди тех, чьи имена перечислены, находим и тех деятелей, которые достаточно скоро станут «клиентами» чекистов, в частности Андрея Ричицкого, Юрия Мазуренко и др.[219]
Чрезвычайно интересно сопоставить настоящий документ с датированным сентябрем 1923 г. специальным докладом ГПУ о состоянии УКП. Его тональность более категоричная, создается впечатление, что авторы точно знали: к их мысли прислушиваются. В настоящем документе, например, отмечалось наличие «ликвидаторов» – группировки, действовавшей в Киеве и критиковавшей руководство УКП. Назывались шесть лиц, а среди них и какая-то Савченко, «старый член партии, которая работает пока еще очень осторожно в контакте с местным губотделом ГПУ и Губкомом…»[220]
Далее шла речь об углублении «ликвидаторского» течения в Киеве и о перебрасывании ее на Екатеринославщину и другие места: «Движение ликвидаторов в Киеве необходимо всеми средствами поддерживать и углублять, используя это течение во всеукраинском масштабе. Подпольную работу группы «ликвидаторов» продолжать, пока на их стороне не окажется абсолютное большинство, после чего возможным будет вынести эту работу открыто, такая работа приведет к окончательной ликвидации УКП. Что касается слияния с КП(б)У… то этот вопрос необходимо обойти, поскольку в рядах УКП имеется большое количество петлюровского элемента» [221].
Немало документов аналогичного характера подтверждают, насколько ощутимым было стремление чекистов формировать определенную точку зрения на политических противников большевизма, а также видеть потенциальных врагов даже в тех силах, в частности в представителях интеллигенции, которые в принципе не отказывались от сотрудничества с большевиками. Это стремление совпало с еще одной могучей и, как выяснилось позже, непреодолимой тенденцией к фабрикации разного рода «дел», формированию «контрреволюционных» организаций, к беззаконию в условиях, когда у чекистов оказывалось в руках все больше власти.
Характерно, что на стремление работников ЧК перетягивать на себя функции, далекие от тех, которые им предписывались, достаточно рано указали сами большевистские руководители. Особенно четко это отразил приказ № 2 по ЦУПЧРЕЗКОМу от 15 января 1921 г., подписанный В. Н. Манцевым. В нем, в частности, отмечалось: «За последнее время наблюдается, что некоторыми чрезвычайными комиссиями и особыми отделами в борьбе с контрреволюционными, спекулятивными и другими организациями применяется т[ак] наз[ываемый] метод вхождения или введения в акт организации своих агентов в целях освещения и установления деяний как отдельных личностей, так и всей организации. И казалось бы, что при применении этого метода роль агента должна была бы ограничиваться разведывательной работой, но зачастую агенты из роли пассивной, наблюдательной, пресекающей преступления, переходят к активным действиям, занимаясь созданием организации (выделено нами. – Прим. авт.), сплочением отдельных персон организации, и иногда подталкивая пассивный антисоветский элемент и обывателя к активной работе.
А старшие товарищи, ответственные руководители, смотрят на подобного рода работу сквозь пальцы и поощряют, вводя эту тактику в принцип (выделено нами. – Прим. авт.)»[222].
Понятно, в приказе осуждалась такого рода практика и подчеркивалось, что погоня за раскрытием организаций, «раздувание дел или создание организации, хотя бы и с целью раскрытия подозреваемого заговора – преступны, ибо подобного рода деятельность ведет к определенному вырождению наших революционных органов Чрезвычайной борьбы в старые, жандармские, сыскные отделения» [223].
Но, как показывают факты и документы, политическая реальность оказалась сильнее любых приказов: «дела» и «контрреволюционные» организации росли как грибы и фабриковались с размахом. Особенно когда, учитывая определенную политическую конъюнктуру, нужно было «заклеймить» представителей той или другой политической категории, «националистической интеллигенции», «вредителей» и даже представителей определенной национальности. Именно это подтверждают документы, раскрывающие механизм работы чекистских органов.
Необходимо серьезно исследовать те моральные критерии, по которым действовали чекистские органы. Здесь можно указать на одну характерную черту: из года в год инструкции по отбору кадров все меньше напоминали о преданности делу пролетариата. Руководителей ЧК, а впоследствии ГПУ-НКВД, волновало в первую очередь другое – умение работников быть дисциплинированными, выполнять все поручения, хранить секретность по любому делу. Одна из инструкций начала 1920-х гг. требует: «Быть аккуратным, чистоплотным, чтобы ваша внешность привлекала к вам клиентов и предоставляла возможность вынудить из них все необходимое…
Следует всегда помнить приемы иезуитов, которые не шумели на всю площадь о своей работе и не выставляли ее напоказ, а были скрытными людьми, которые обо всем знали и умели лишь действовать»[224].
Вместе с тем сами чекистские документы, например приказы, оставили очень много свидетельств о том, что своеволие, казнокрадство, проявления аморализма были постоянными спутниками всей истории существования органов ЧК-ГПУ-НКВД. Об этом не вспоминала советская официальная историография, заинтересованная в романтизации органов безопасности. Только начиная со времени горбачевской «перестройки» начали публиковаться документы 1920-1930-х гг., которые отражают реальное положение вещей, в частности показывают, кому именно было поручено вести войну против интеллигенции.
Вот, например, небольшой отрывок из письма группы коммунистов-чекистов в ЦК РКП (б) от 18 марта 1921 г.: «Как это ни грустно, но мы должны сознаться, что коммунист, попадая в карательные органы, перестает быть человеком, а превращается в автомат, который приводится в действие механически. Даже механически мыслит, потому что у него отобрали право не только свободно говорить, но и свободно индивидуально мыслить… Теперь, если мы посмотрим на коммунистов, которые находятся в пролетарских карательных органах, то мы увидим, что они стоят вне политической жизни Республики, поскольку благодаря длительному пребыванию в карательных органах, благодаря однообразной, черствой, механической работе, которая заключается только в разыскивании преступников и в уничтожении, они постепенно против собственной воли становятся индивидами, которые живут отдельной жизнью. В них развиваются плохие наклонности, как высокомерие, честолюбие, жестокость, черствый эгоизм и тому подобное, и они постепенно, для себя незаметно, откалываются от нашей партийной семьи, создавая свою особенную касту, которая ужасно напоминает касту прежних жандармов… Будучи бронированным кулаком партии, этот самый кулак бьет по голове партии»[225]