2) Практиковать вербовку служилой интеллигенции из окружных и районных центров, которая имеет широкие связи с низовыми кадрами интеллигенции (инструкторский состав отделов народного образования и учреждений здравоохранения)»[333].
Как уже отмечалось, накопление «компрометирующего материала» против старой украинской интеллигенции, немалое число представителей которой занимались активной политической деятельностью в период Украинской Центрального Рады и Украинской Народной Республики, началось достаточно давно, как и отработка политических процессов по специально подготовленным сценариям.
В июне 1925 г. решением Политбюро ЦК КП(б)У была создана комиссия для изучения вопроса об украинской интеллигенции, тактике относительно нее, в частности Всеукраинской академии наук (ВУАН) и Михаила Грушевского, возглавлявшего после возвращения из эмиграции Историческую секцию ВУАН [334].
В состав комиссии вошли Л. М. Каганович, В. Я. Чубарь, А. Я. Шумский, Г. Ф. Гринько, В. А. Балицкий. 22 февраля 1926 г. Политбюро ЦК КП(б)У рассмотрело вопрос «О настроениях среди украинской интеллигенции», причем докладчиков было трое, а среди них – Всеволод Балицкий. В принятом решении отмечалось: «Считать необходимым взять курс на решительную борьбу с правыми группировками в среде украинской интеллигенции. Поручить тов. Балицкому через месяц подать доклад о дальнейших мероприятиях по разложению правых группировок в среде украинской интеллигенции. Поручить орграспреду разработать мероприятия по исключению из состава кооперативных центров наиболее правых представителей украинской интеллигенции, антисоветски настроенных»[335].
Именно в 1926 г. в недрах ГПУ УССР появляется несколько чрезвычайно важных и сурово засекреченных документов, которые раскрывают «кухню» и настоящее содержание действий этого ведомства в условиях политики «украинизации». Это прежде всего циркулярные письма «Об украинской общественности» от 30 марта 1926 г. и «Об украинском сепаратизме» от 4 сентября 1926 г. Оба документа были подготовлены в Секретном отделе ГПУ, который был ключевым в предоставлении информации партийно-государственному руководству УССР.
ГПУ ориентировало местные органы о «сущности, истории и тактике украинского сепаратизма»[336], а также ставило конкретные задачи, которые должны были решать чекисты. Отмечая, что «новый национальный курс» после XII съезда РКП(б)[337] сделал невозможным продолжение вооруженного сопротивления большевистской власти, творцы документа указывали на то, что украинские националисты перенесли острие своих усилий на «культурный фронт», используя легальные возможности для противодействия большевистской власти. В документе подчеркивалось: «Украинизация используется для группировки во всех жизненных частях государственного организма сторонников националистических идей»[338].
Были определенные носители украинского национализма. Это прежде всего Украинская автокефальная православная церковь, являющаяся, по мнению авторов циркуляра, «могучим оплотом национализма и отличным агитационным орудием»[339]. Всеукраинская академия наук была объявлена структурой, собравшей вокруг себя «компактную массу бывших видных деятелей УНР»[340]. Под подозрение попала, собственно, вся сфера культуры, в частности литература.
Эти и другие документы убедительно свидетельствуют, что с самого начала, вопреки всем официальным декларациям, ГПУ подозрительно и враждебно воспринимало «украинизацию», накапливало материал против ее активных сторонников. Среди основных были определены такие задания для органов ГПУ УССР: «выявления правых группировок, их деятельность и взаимоотношения с другими кругами украинской общественности»; «не ограничиваться простым наблюдением за всеми кругами украинской общественности, а вести активную разведку среди видных представителей украинских антисоветских течений»; «увязать работу по украинской интеллигенции с работой по селу»; «освещать текущие настроения украинской общественности, связанные с нашей внутренней и международной политической жизнью»[341].
Обращает на себя внимание, что все внутренние процессы в циркуляре увязаны с активизацией украинской эмиграции, часть из которой не принимала «украинизацию» как искреннюю и долгосрочную политику большевиков, однако стремилась использовать ее как мощный рычаг продвижения украинцев на ключевые руководящие посты в УССР, в сфере науки и культуры.
Принципиально важно то, что в этом и других документах чекисты как бы дистанцируютсяот украинских «туземцев», неких «автохтонных» украинских националистов, говорят постоянно об «украинских шовинистах», «антисоветском шовинистическом элементе», «украинских сепаратистах» и т. п. То есть чекисты не считают себя органической частью территории, на которой им доводится работать, а все украинское априори воспринимается как «националистическое», как некая враждебная или в лучшем случае подозрительная «украинская общественность».
Поставленные задачи последовательно выполнялись. Сохранились, в частности, уникальные материалы ГПУ, раскрывающие механизм слежки за бывшим Председателем Украинской Центральной Рады, историком Михаилом Сергеевичем Грушевским, вернувшимся, как уже отмечалось, в Украину из эмиграции в марте 1924 г. Уникально уже то, что выдающийся ученый был взят на учет как «неблагонадежный» 20 июля 1924 г., то есть вскоре после своего приезда в Киев, хотя пристально следить за ним начали с самого прибытия.
В течение десяти лет, до самой смерти (в ноябре 1934 г.), Грушевский находился под постоянным наблюдением, а в его ближайшем окружении было немало секретных сотрудников, которые обстоятельно докладывали о настроениях, разговорах, намерениях, политических симпатиях и антипатиях, личных отношениях с другими деятелями их подопечного. 6 ноября 1926 г. Секретный отдел ГПУ УССР предложил уполномоченному разведки, ссылаясь на решение руководства ГПУ, взять Грушевского под внешнее наблюдение, что и было сделано. Академик в спецсводках проходил под псевдонимом «Старик».
И хотя М. С. Грушевский приехал в Украину с разрешения коммунистической власти для работы в Академии наук, чекистов особо волновал вопрос, для чего, с какой целью он вернулся, нет ли тут потаенных замыслов. Скрупулезно собирались и анализировались любые его критические высказывания в адрес большевистской власти, а также декларации о содействии развитию науки и культуры в Украине. Из этих сводок однозначно ясно, что академик как бы ведет двойную игру, стремится воспользоваться реалиями «украинизации» в своих «националистических» расчетах.
Вот, например, что сообщал 1 ноября 1926 г. секретный сотрудник под псевдонимом «Тычина»: «Я встретился с Грушевским дома, где у меня состоялся такой разговор. Я спросил Грушевского о будущем Украины. “Украина, – ответил Грушевский, – для меня дороже всего, и, возможно, потому я, как старый человек, могу смотреть на жизнь Украины с исторической точки зрения. В этом мое расхождение с коммунистами… Мы можем бороться с Россией, когда все украинские силы будут объединены…”»[342].
Уже в январе 1927 г. появился первый донос о том, что М. С. Грушевский якобы создал в Исторической секции ВУАН «враждебную политическую организацию», объединив вокруг себя «активных “хлопцев” от украинской контрреволюции» [343].
Аналогичным образом ГПУ УССР отслеживало и постепенно формировало мысль о «контрреволюционности» других выдающихся деятелей, стремившихся воспользоваться условиями «украинизации» для укрепления украинских научных и культурных сил. Кстати, в сообщения о М. С. Грушевском попали очень многие лица, которых впоследствии ГПУ включит в «Союз освобождение Украины» («СВУ»), «Украинский национальный центр» («УНЦ»), будет «монтировать» в другие дела в конце 1920-х – начале 1930-х гг.
Много делали чекисты и для того, чтобы «разложить», обострить противоречия в среде, как они выражались, «украинской общественности». Это приводило, в частности, к тому, что накалялись и без того напряженные отношения между разными деятелями украинской науки. Например, между сторонниками академиков М. С. Грушевского и С. А. Ефремова. Все это способствовало коммунистической «осаде», а затем, в конце 1920-х гг., и «штурму» ВУАН, которую, как было уже отмечено, властные структуры считали одним из бастионов «украинского национализма».
Всеволоду Балицкому пришлось непосредственно работать с тремя лидерами КП(б)У – Э. И. Квирингом, Л. М. Кагановичем, С. В. Косиором. Как свидетельствуют факты, он всегда находил с ними общий язык, в первую очередь благодаря постоянной поддержке действий каждого из упомянутых лидеров. В частности, он активно сотрудничал с Лазарем Кагановичем, возглавлявшим парторганизацию Украины с апреля 1925 по июль 1928 г.
Объектом их общего внимания в середине 1920-х гг. стал нарком просвещения УССР Александр Яковлевич Шумский. Недовольный темпами «украинизации», он в 1925 г. в Москве во время беседы с И. В. Сталиным, как свидетельствовал один из ее участников, заявил следующее: ЦК КП(б)У должен контролировать и руководить национальными и культурными процессами, происходящими в Украине. Однако из Москвы посылаются на Украину работники, «которые не понимают украинских национальных вопросов»[344]. Разумеется, нарком имел в виду прежде всего сталинского эмиссара Лазаря Кагановича. А далее Александр Шумский выразил уверенность в том, что «украинские коммунисты уже выросли и могут сами избирать руководителей партии и правительства»