.
Перечисляя разоблаченные ГПУ подпольные организации («Украинская мужичья партия», «Эсеровская организация в свекловодческой кооперации», «Харьковская хлеборобская организация», «Организация профессора Щепотьева в Полтаве» и другие), Балицкий особо обращает внимание на то, что «тактическая линия поведения украинской контрреволюции строится в тесной зависимости от международной обстановки»[380]. Разрыв отношений СССР с Англией, недружественные акты против советских представительств за рубежом, ожидание войны – все это также активизировало противников коммунистов. На такую активизацию, как утверждалось, влияла и антисоветская политика Юзефа Пилсудского: «Все группы украинской буржуазии в Галиции переходят на точку зрения необходимости поддержать Пилсудского в борьбе против СССР. Взамен этой поддержки Пилсудский выдвигает идею унии автономной Украины с Польшей. Этот блок оказывает сильное влияние на настроение и тактику внутренних антисоветских групп»[381].
Указывая на то, что «украинская контрреволюция» негативно относилась к оппозиционной борьбе внутри ВКП(б), Балицкий отмечает, что ей тем не менее близок сам факт ослабления монолитности партии и утверждает, что «украинская контрреволюция» стремится под шум внутрипартийной борьбы «создать массовую национальную партию и построить независимую самостоятельную демократическую Украину»[382].
Завершая записку, Балицкий касается проблем на селе: «Несмотря на то, что украинские контрреволюционные элементы в целом не имеют еще за собой сколько-нибудь значительных крестьянских масс, одно проникновение организаторов и агитаторов контрреволюции на село и возможность работать там, представляет собой большую опасность, так как делает село реальным местом смычки антисоветских элементов города с активизирующейся частью кулачества» [383].
Именно селу посвящен подписанный В. А. Балицким вместе с М. В. Михайликом (временно исполняющим в то время обязанности наркома юстиции и Генпрокурора) в июле 1928 г. уникальный документ – директиву «Об операции по сельской уголовщине». Указав на то, что «сельская уголовщина, в данный период острых продовольственных затруднений и общеполитических осложнений, есть самой серьезной опасностью», директива требовала начать не раньше 10 августа операцию, «основным заданием которой – длительная изоляция от села действительно активных или склонных к этому бандитов и злостных хулиганов, которые по степени своей неисправимости и активности могут быть использованы антисоветским элементом»[384].
Если перевести все это на нормальный язык, то директива требовала просто убрать из села всех, кто хотя бы чуть-чуть был недоволен политикой коммунистов. Документ четко регламентировал провести операцию в 24 округах, из которых планировалось «изъять» 1 200 человек. Руководство операцией возлагалось на «тройки» в составе начальника окружной милиции, окружного прокурора, и, понятно, начальника окротдела ГПУ. Интересно, что Балицкий и Михайлик особо подчеркнули, что именно надлежало сделать тройкам: «Тройкам, ответственным за операцию, следует учесть, что операция преимущественно рассчитана на заключение в концлагеря и админссылку за пределы УССР. Задание по подготовке и проведению операции считать ударным»[385].
13 ноября 1928 г. Наркомюст и ГПУ УССР направляют на места всем начальникам окружных отделов и пограничных отрядов ГПУ, всем окружным прокурорам директиву № 126040 с требованием борьбы с сельским «терроризмом». Но выполнение этого требования не удовлетворяет харьковское руководство, и 18 декабря появляется дополнение к упомянутой директиве, в котором содержится требование «все следственные дела по террористическим актам проводить форсированным темпом, отправлять их на заслушивание в Чрезвычайную Сессию и заслушивать их немедленно после передачи, обеспечив вынесение соответствующих приговоров»[386].
1 декабря 1928 г. Всеволод Балицкий поставил свою подпись на совместном документе, подготовленном (кстати, на украинском языке) ГПУ УССР вместе с наркоматами внутренних дел, юстиции и земельных дел. Он назывался «О мерах, исключающих возможность возвращения бывших помещиков в их бывшие владения». Бывшим землевладельцам, выселенным еще в 1925 г. на основании специального решения ЦИК и Совнаркома СССР и постановления ВУЦИК и Совнаркома УССР, категорически запрещалось возвращаться не только в свои бывшие владения, но и в приграничные округа, в местности на расстояние ближе 50 км от их бывших владений.
Уже в 1928 г. стало понятно, что из-за повышенной активности ГПУ и милиции возникли проблемы у самих органов. В декабре появилось несколько внутренних документов, направленных органам ГПУ, чрезвычайным сессиям и окружным прокуратурам, где, в частности, содержалось требование обратить особое внимание на перегруженность ДОПРов, т. е. домов принудительных работ, где содержались заключенные, чьи дела должны направляться на рассмотрение Особого совещания при коллегии ГПУ УССР на предмет админссылки или на рассмотрение Особого совещания при Коллегии ОГПУ СССР. Харьковское начальство потребовало от подчиненных в трехдневный срок обсудить вопрос о целесообразности содержания под стражей лиц первой категории. То есть, хотя об этом вслух и не было сказано, дали о себе знать факты тотальных арестов, с количеством которых уже было тяжело справиться.
Вместе с тем дальнейшие события доказали, что чекисты и милиция не собирались снижать свою активность.
Глава 3«Великий перелом» и переезд в Москву (1929–1931)
Мы уже цитировали дневник академика ВУАН Сергея Александровича Ефремова. Воспользуемся еще раз этими воспоминаниями и начнем рассказ о периоде «великого перелома» в Советском Союзе. О ситуации, сложившейся в украинском селе, Ефремов 13 июня 1929 г. написал так: «Наслушался всего. Крестьяне волками воют, и, кажется, даже «бедняки». Увидели, что у имущих забрали все, а им от того ничего не прибавилось. Множество пересказывают фактов: тот после грабежа повесился, в том селе хозяин поджег и то, что осталось: пусть никому не достается, там отрекаются и от земли: зачем за ней ухаживать, если все равно заберут. Такого отчаянного настроения никогда еще не было среди крестьян»[387].
А вот запись от 2 июля 1929 г.: «Из сел страшные известия: грабеж, террор. Никто не понимает, кому это и зачем нужно. Разоряют “кулака”, а вместе с тем уничтожают всякое вообще благосостояние. Какое-то садистское умопомрачение» [388].
Всеволод Балицкий и его ведомство принимали активное участие в проведении форсированно-принудительной коллективизации и «раскулачивании», действуя жестко, последовательно и непримиримо. 21 мая 1929 г. Балицкий вместе с М. В. Михайликом подписывает директиву начальникам окружных отделов ГПУ, окружным прокурорам и председателям окружных судов, требуя решительной борьбы с «кулацкими элементами, проводящими активную работу по срыву мероприятий в области хлебозаготовки». Далее следовал конкретный перечень того, что надлежало сделать:
«1) Сконцентрировать все материалы относительно этих лиц в окротделах ГПУ.
2) В качестве мер репрессии относительно злостных агитаторов и срывающих наши мероприятия по хлебозаготовкам предлагается дела направлять в Особое совещание по Админвзысканию, составленные дела направлять в суды.
3) Относительно дел, направленных в суд, для создания перелома среди зажиточной части села, обеспечить серьезные меры влияния в виде лишения свободы (выделено нами. – Прим. авт.).
4) Принять меры для того, чтобы привлечение к ответственности не было массовым, повальным, а выбрать в тех селах и районах, где срываются наши мероприятия, несколько злостных кулаков, проводящих агитацию, и в срочном порядке осуществить меры влияния, указанные в п. 2.
5) Ни в коем случае не допускать перегибов, помня, что удар должен быть направлен против кулацких элементов, опираясь на бедняцко-середняцкую общественность.
6) Дела оформлять в течение 3-х дней.
7) Окротделам ГПУ предоставляется право дела, находящиеся в производстве милиции и следственных органов, как правило по 7 и 58 ст. УК, принимать в свое производство; те из них, которые целесообразно рассмотреть на Особом совещании по админссылке, указанные действия Окротделы ГПУ согласовывают с окружным прокурором»[389].
13 октября 1929 г. на заседании Политбюро ЦК КП(б)У среди прочих рассматривается «вопрос т. Балицкого». Шефу ГПУ УССР поручают срочно рассмотреть поступивший из Полтавы список на высылку за пределы Украины кулацких и бывших помещичьих семей, которые активно выступают против большевистских мероприятий в области хлебозаготовок, и принять меры по ускорению их высылки. При этом Балицкому поручают организовать изъятие у кулаков охотничьих ружей [390].
Массовые репрессивные акции приносили результаты: «население» за решеткой начало стремительно увеличиваться. 17 ноября 1929 г. в своем приказе Балицкий констатировал, что в ДОПРах УССР пребывает 50 000 человек, значительное число их находтся «на балансе» ГПУ. Отмечалось, что это проводит к «ненормальным явлениям» (скученность, антисанитария, болезни и проч.). Приказ требовал в десятидневный срок пересмотреть дела тех, кто в изоляции не нуждается.
О том, как выполнялся этот приказ, ярко свидетельствует информация Старобельского окружного прокурора, отправленная в Харьков в Генпрокуратуру УССР 17 декабря 1929 г.: «Выполняя Ваше предложение и приказ Председателя ГПУ тов. Балицкого от 17/XI-29 г., мной вместе с нач. Окротдела ГПУ были пересмотрены все дела по ГПУ, по которым обвиняемые находятся под стражей и из числа содержащихся под стражей на 17/XI-29 г. 33 человек. Освобождены на 10/XII-29 г. – 13 человек, остались под стражей -20. По характеру дел и преступлений этих оставшихся 20 человек, содержащихся под стражей, по моему мнению, освободить невозможно. Мной предложено окротделу ГПУ ускорить досудебное следствие в тех делах, по которым обвиняемые находятся под стражей»