Это только отдельные примеры, иллюстрирующие ту войну, которую развернула большевистская власть против крестьянства. По сообщениям Информационного отдела ГПУ УССР с 1 января по 12 июня 1930 г., в Украине было осуществлено 1 535 террористических актов. Их мотивами назывались: коллективизация (в 970 случаях), раскулачивание (169), «классовая месть» (98), посевная кампания (33), хлебозаготовки (16), изъятие кулаческого актива (12), репрессии и др.[422]
Не только Николай Бухарин и его сторонники, провозглашенные «правыми», но и немало рядовых членов партии (не говоря уже о беспартийных), критиковали линию группы Иосифа Сталина, создавая тем самым для режима обстановку нестабильности. В Кремле считали, что эти внутренние сложности вместе с имевшим место кризисом в международных отношениях ослабляют позиции СССР, содействуют активизации «контрреволюционных», «вредительских», и, что особенно опасно, националистических сил. Активизация последних связывалась в значительной степени с политикой «коренизации» (значит, и «украинизации»). И тогда в конце 1920-х гг. принято решение провести несколько открытых политических процессов, чтобы осудить «националистов», сделав участниками этих процессов лиц, давно находящихся в агентурной разработке.
В уже упоминавшемся докладе Всеволода Балицкого на закрытом заседании Политбюро ЦК КП(б)У в мае 1928 г. отдельное внимание было уделено «усилению активности вражеских интеллигентских групп», а резолюция по докладу ГПУ требовала «усилить работу с группами, ведущими активную антисоветскую работу, проводя при этом необходимые аресты»[423]. И с арестами не задержались.
В июне 1928 г. Балицкий прислал тогдашнему генсеку КП(б)У Л. М. Кагановичу уже упомянутую докладную записку «Об оживлении украинской контрреволюции». Власть не забыла и о технической интеллигенции. Еще в 1927 г. в Сочи Сталин встретился с полномочным представителем ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Ефимом Евдокимовым. Чекист доложил генсеку, что, по его мнению, все нелады в угольной промышленности не случайны. Они являются следствием деятельности людей, сознательно-срывающих производство и делающих это по указанию иностранных разведок. На что Сталин ответил: «Когда окончишь дело, пришли его в ЦК». Санкция вождя на поиск врагов вдохновила Евдокимова, который позже свидетельствовал: «Вы сами понимаете, это меня вздыбило, как боевого коня. Вернулся я, собрал братву, извиняюсь за выражение, товарищей, говорю – так и так, беритесь»[424].
Северокавказские чекисты и в самом деле быстро взялись за дело, но первые аресты среди «старых специалистов» не принесли желаемого результата. Арестованные никак «не кололись», и вредительство доказать было невозможно. Грубые действия ростовских чекистов вызвали протест даже со стороны некоторых партийных и государственных работников, которые начали обвинять чекистов в «головотяпстве и действиях методами 1918–1919 годов». Однако Евдокимов упрямо продолжал гнуть свою линию: «Что было неясно на первых порах? Неясны были особенности контрреволюционной деятельности вредителей. Тогда еще не было и таких слов, как вредительство. Мы в то время работали ощупью, нюхом, и в этом деле в начале центральный аппарат ОГПУ – говорю прямо – никакой помощи не оказал»[425].
Сдвинуть дело с места помог новый первый секретарь СевероКавказского крайкома А. А. Андреев, пославший соответствующую телеграмму в ЦК ВКП(б). Параллельно Е. Г. Евдокимов направил высшему партийному руководству материалы следствия. Направил «в обход» ОГПУ СССР. «Процесс пошел», хотя полпред ОГПУ по Северо-Кавказскому краю и имел после этого тяжелый разговор с В. Р. Менжинским[426]. Масла в огонь подлил начальник Экономического управления ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю К. И. Зонов, который после допросов всех главных обвиняемых «пришел к выводам о Харьковском, Московском и заграничном центрах этой организации»[427].
ГПУ УССР поддержало инициативу ростовских чекистов. Молниеносно раскрыли «Харьковский центр», якобы существовавший с 1923 г. и, по словам В. А. Балицкого, охватывал своей деятельностью всю Донецкую каменноугольную промышленность. Организация проводила, как утверждалось, колоссальную вредительскую работу, направленную на разрушение советского угольного хозяйства, была связана с контрреволюционными группами в других трестах, опиралась на поддержку иностранных держав и выполняла задания их разведывательных органов. Донугольская организация являлась польской диверсионной группой, работала по директивам французского военного министерства и французского посольства в Москве, была связана с антисоветскими кругами в Германии.
По версии чекистов, руководил организацией непосредственно Московский центр, состоявший из крупнейших специалистов, работников советских центральных учреждений. А из-за границы, из Парижа, вредительские директивы вроде бы давало «Объединение бывших собственников приисков Донбасса» – «Совет Съезда Горнопромышленников Юга России». Организация для осуществления вредительской работы получала из-за границы от бывших шахтовладельцев и иностранных разведок громадные средства. О масштабах работы этой организации можно было судить по тому, что в Украине было арестовано более 100 высококвалифицированных специалистов-инженеров, которых объявили членами организации[428].
Однако нюансы создания «шахтинского дела» были. О них, в частности, красноречиво свидетельствуют наградные листы на участников следствия – начальника Сталинского оперативного сектора ГПУ А. Б. Розанова, уполномоченных Экономического управления ГПУ УССР Ф. М. Чечерского и И. Я. Казбека-Каплана, подписанные В. А. Балицким.
Из них следует, например, что Розановым «была выявлена и ликвидирована крупнейшая вредительская группа на Буденовском, Рутченковском, Щегловском и Екатерининском рудоуправлениях Донугля. Рядом признаний тов. Розанову удалось доказать проведение членами организации грандиозной вредительской работы по директиве Харьковского центра и непосредственно из-за границы. Тов. Розанов установил наличие связи между контрреволюционной организацией в Сталинском округе и Московским центром… В частности, благодаря следствию, проведенному т. Розановым, полностью уличен член Московского центра инженер Именитов – одна из центральных фигур процесса по делу об экономической контрреволюции в Донбассе. Тов. Розановым доказано получение денег членами организации в проведение ими в грандиозных размерах экономического шпионажа» [429].
Чечерский отличился тем, что «подтвердил показаниями обвиняемого инж[енера] Завадского наличие вредительской работы в Донецко-Грушевском рудоуправлении, в частности доказал умышленное затопление и завал специалистами-вредителями шахта “Пролетарская”. Тов. Чечерский разработал и выявил связи организации с польским консульством в Харькове и польским консульством в Москве, провел колоссальную работу по детальному установлению финансирования организации закордонными источниками. Благодаря признанию обвиняемого Бояринова, допрошенного тов. Чечерским, стало известно о так назыв[аемом] “Крымском совещании” контрреволюционной организации, состоявшемся в Ялте в 1926 г.»[430].
Казбек-Каплан в 1928 г. провел основное следствие по делу контрреволюционной организации в Южно-Рудном тресте: «Благодаря блестящим следственным способностям тов. Казбека и колоссальной работе, проведенной им, организация, насчитывающая 46 видных специалистов треста и рудников, была в короткий период полностью выявлена и обезврежена»[431].
9 февраля 1928 г. заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода доложил председателю Совнаркома СССР А. И. Рыкову о раскрытии мощной контрреволюционной организации, действующей в течение нескольких лет в шахтоуправлениях Шахтинского района Северо-Кавказского края и в харьковском «Донугле»[432]. В мае 1928 г. В. А. Балицкий информировал Политбюро ЦК КП(б)У об арестах «шахтинцев» в Донбассе[433]. А 18 мая 1928 г. специальное присутствие Верховного суда СССР под председательством ректора Московского государственного университета А. Я. Вышинского открыло судебные заседания в московском колонном зале Дома Союзов. Заседания по «Шахтинскому делу» продолжались 41 день. 44 человека были приговорены к различным срокам заключения, 5 человек – расстреляны. Шахтинский процесс послужил образцом для других открытых политических процессов[434].
Тем не менее 11 января 1929 г. Президиум ЦИК СССР отклонил предложение о награждении Е. Г. Евдокимова, В. А. Балицкого и других за расследование «Шахтинского дела»[435]. Ждать наград чекистам пришлось больше года. Может быть из-за того, что на открытом процессе не все прошло так «гладко», как планировали его организаторы. Например, несмотря на проведенную следователями подготовку, 23 из 53 обвиняемых отказались признать себя виновными, 10 признали свою вину лишь частично.
И все же 3 апреля 1930 г. Е. Г. Евдокимов (назначенный к тому времени начальником Секретно-оперативного управления ОГПУ СССР) и В. А. Балицкий свои ордена Красного Знамени получили. Вместе с ними были награждены сотрудники Экономического управления ГПУ УССР: начальник управления И. М. Блат, его заместитель С. С. Мазо и оперуполномоченный Л. С. Арров. Ф. М. Чечерский, который тоже представлялся председателем ГПУ УССР к высшей правительственной награде, «удовлетворился» знаком почетного работника ВЧК-ГПУ (V).