[535]. Без излишней дипломатии Менжинский предупреждал Балицкого: «Скажу Вам прямо, что подобное отношение к делу раскрытия вредительских организаций я буду выжигать каленным железом»[536].
Председатель ГПУ УССР не замедлил с ответом и уверил, что сделает всё возможное для устранения недостатков, сообщил о «значительном развороте военно-повстанческой организации и больших успехах по этому делу»[537].
Спустя некоторое время Всеволода Балицкого вызвали для личного доклада в Москву и – одобрили его действия. Вместе с тем В. Р. Менжинский все время держит руку на пульсе следствия и буквально забрасывает ГПУ УССР руководящими директивами. 11 октября 1930 г. он позитивно оценивает начатые мероприятия по делу «Весна», но отмечает неудовлетворительную агентурную работу в РККА. Он приказывает изъять из армии «сомнительный комсостав», требует особое внимание к техническим частям и военно-учебным заведениям. Массовые аресты должны были использоваться и «для капитальной проверки, чистки и пополнения агентуры, особенно в Красной Армии»[538].
30 октября 1930 г. председатель ОГПУ СССР приказывает B. А. Балицкому направить подробные личные ориентировки по делу «Весна» во все полпредства ОГПУ, а последним развернуть проработку фигурантов дела и ежедневно отчитываться внеочередными телеграммами. 6 ноября 1930 г. В. Р. Менжинский предписывает ГПУ УССР арестовать разрабатываемых по делу «Правобережной контрреволюционной организации» и обеспечить «максимально глубокое интенсивное следствие в расчете добиться выявления конкретных фактов активной польско-петлюровской работы»[539].
5 декабря 1930 г. заместитель председателя ОГПУ СССР Г. Г. Ягода и начальник Секретно-оперативного управления ОГПУ СССР Е. Г. Евдокимов разослали во все Полномочные представительства ОГПУ «Ориентировку по ликвидируемой ГПУ УССР шпионско-диверсионной повстанческой организации II отдела польского Главного штаба. Дело “Весна”». В ориентировке сообщалось, что ГПУ УССР раскрыта и в настоящее время ликвидируется крупнейшая всеукраинская организация, созданная поляками для подготовки всеукраинского вооруженного восстания. Организация, охватывавшая значительную часть территории бывших округов УССР (Винницкий, Днепропетровский, Запорожский, Каменец-Подольский, Киевский, Конотопский, Криворожский, Мариупольский, Могилев-Подольский, Нежинский, Полтавский, Прилуцкий, Роменский, Харьковский, Черкасский, Черниговский, Шепетовский), города – Харьков, Одессу, Киев, восстановила связи за пределами УССР (Северо-Кавказский край, Закавказье, Центрально-Черноземная и Западные области, Белоруссию, Москву и Ленинград). Конкретная работа шла по линии шпионажа, создания диверсионных ячеек и организации боевых повстанческих отрядов. На день издания приказа «арестовано непосредственных членов организации и по их связям до 3 400 человек» [540].
15 февраля 1931 г. В. А. Балицкий направил телеграмму И. В. Сталину с изложением показаний арестованного начальника 1-го отделения и помощника начальника штаба Украинского военного округа С. С. Ивановского о деятельности «харьковской военной контрреволюционной организации», готовившей захват Харькова, под непосредственным руководством «Московского центра»[541].
Малоисследованным остается вопрос о реакции высшего руководства РККА на арест военных специалистов. В своих воспоминаниях жена тогдашнего заместителя командующего войсками УВО И. Н. Дубового, Н. Д. Чередник-Дубовая, отмечает, что Балицкий ознакомил Иону Якира и Ивана Дубового с показаниями некоторых арестованных, но те не поверили. Причем командующий УВО говорил жене своего заместителя: «Балицкий настаивает на своем. Выход один – ехать в Москву и просить разобраться во всем подробно и объективно. Большая драка будет с Балицким, большая!»[542]
30 декабря 1930 г. Якира и Дубового вызвали в Москву. Скорее всего поездка командующего войсками УВО и его заместителя в Москву была вызвана проверкой показаний на М. Н. Тухачевского. Это следует из заявления И. В. Сталина на Военном совете при наркоме обороны в июне 1937 г.: «Мы обратились к т. т. Дубовому, Якиру и Гамарнику. Правильно ли, что надо арестовать Тухачевского, как врага. Все трое сказали нет, это должно быть какое-нибудь недоразумение, неправильно. Мы очную ставку сделали и решили это дело зачеркнуть»[543].
Пытался И. Э. Якир спасти и начальника 1-го отделения и помощника начальника штаба УВО С. С. Ивановского. В обвинительном заключении, составленном начальником 7-го отделения Особого отдела УВО и ГПУ УССР М. С. Ямницким и начальником следгруппы и помощником начальника того же отдела В. П. Карелиным, предусматривалось расстрел заменить 10 годами тюрьмы. На этом документе В. А. Балицкий 3 мая 1931 г. написал: «Утверждаю. Ввиду искреннего раскаяния и настоятельной просьбы Комвойск УВО передать для использования (в тюрьме) на спецработе – 10 лет (десять) к[онц]л[агеря]»[544]. «Спецработа в тюрьме» предусматривала агентурное сотрудничество с ОГПУ. Таким образом, председатель ГПУ УССР «открытым текстом» сообщил своему начальству, а скорее всего напомнил, о заслугах С. С. Ивановского в помощи следствию.
Почти аналогичной была ситуация и с еще одним арестованным – помощником начальника штаба УВО С. Г. Бежановым – бывшим полковником генерального штаба, награжденным орденом Красного Знамени «за разгром банд» Бакича, Унгерна и Дитерихса. Правда, в обвинительном заключении предлагался просто расстрел. Но военный прокурор УВО поставил свою резолюцию – расстрел заменить заключением в концлагеря на 10 лет. 3 мая 1931 г. Балицкий утвердил документ, поддержал прокурора УВО и «ввиду искреннего раскаяния» Бежанова и «настоятельной просьбы» И. Э. Якира согласился с предложением прокурора УВО, а также передать Бежанова для использования в качестве «консультанта по спецвопросам»[545].
Отметим, что в отдельных ситуациах и без чьих-либо просьб Балицкий предлагал заменять расстрел 10 годами концлагерей. Так было с командиром 30-й Иркутской стрелковой дивизии П. П. Мясоедовым [546] и бывшим начальником штаба этой же дивизии М. М. Катанским[547].
Однако решение Балицкого и настоятельную просьбу Якира не учли и постановлением Коллегии ОГПУ СССР от 20 мая 1931 г. С. Г. Бежанова, С. С. Ивановского, М. М. Катанского и П. П. Мясоедова приговорили к расстрелу[548]. Такой суровый приговор, на наш взгляд, можно объяснить лишь желанием руководства ОГПУ СССР, подвергавшегося в ту пору мощной критике со стороны чекистов-оппозиционеров (о чем еще пойдет речь), «спрятать концы в воду» и избавиться от нежелательных свидетелей. Не зря начальник особого отдела Днепропетровского оперсектора ГПУ УССР Г.А.Клювгант-Гришин позднее хвастался: «Знает и Украина и Москва мою личную работу и моего аппарата в деле раскрытия военно-офицерской организации в частях 7 стрелкового корпуса и 30 дивизии. Я ведь был основным докладчиком в Москве. Сколько неприятностей я перенёс от Мессинга, Ольского и т. д, которые не верили в дело»[549].
Кроме того, установлено, что И. Э. Якир лично участвовал в допросах некоторых арестованных. Так в своей докладной записке от 27 января 1931 г. на имя В. Р. Менжинского В. А. Балицкий рапортовал, что «бывший комдив 44 (44-й стрелковой дивизии. – Прим. авт.) Штромбах на допросе в моем присутствии с участием т. Якира, а также на очной ставке с резидентом Разведки Чешского Генштаба Водседалеком, заявил, что наряду с передачей важнейших мобилизационных документов в его задачу входило открытие фронта противнику в момент начала интервенции»[550]. Заканчивалась докладная оптимистично: «Многочисленными показаниями ряда видных членов организации все больше устанавливается широкая работа, развернутая организация по Союзу (Ленинград, Москва, Ростов, Минск и др.). Следствие продолжается усиленным темпом. Наиболее интересные протоколы прилагаются» [551].
После вскрытия «военных контрреволюционных организаций» разными оперативными секторами ГПУ УССР основной упор был сделан на связи украинских заговорщиков с другими регионами СССР. Общее количество осужденных по делу «Весна» нуждается в дальнейшем уточнении как в союзном масштабе, так и по Украине. В июле 1931 г. начальник Учетно-статистического отдела ГПУ УССР Я. В. Письменный рапортовал, что всего через судебную «тройку» и Коллегию ОГПУ прошли 2 014 человек, в том числе 305 военнослужащих и 1 706 гражданских. Из арестованных военнослужащих: расстреляно – 27 человек; приговорены к расстрелу с заменой 10-ю годами заключения в концлагерь – 23 человека; приговорены к различным срокам заключения – 215 человек, к ссылке – 40 человек. Из арестованных гражданских лиц: расстреляно – 546 человек; приговорены к различным срокам заключения – 842 человека, к ссылке – 166; «осуждены к другим мерам социальной защиты» – 76, освобождено – 79 человек[552].
В другой справке ГПУ УССР (без даты) сообщалось об общих результатах уголовных дел на лиц, арестованных по делу «Весна». Всего рассмотрено дел на арестованных – 2 539; расстреляно – 561, приговорены к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения в концлагерь – 23, осуждено к различным срокам заключения с размещению в концлагерь – 1 162 человека (из них на срок до 10 лет – 462 человека, до 5 лет – 543, до 3 лет – 157), содержится в местах исправительно-трудовых учреждений – 39 человек, сослано – 380, ограничены в правах – 67, получили условный срок – 131, освобождены – 176 человек