«Уборочная, как и хлебозаготовительная кампания, – подчеркивал С. Косиор, – будет происходить в условиях обостренной классовой борьбы. Эта борьба уже развернулась, особенно там, где началась уборка урожая. Всяческие контрреволюционные элементы, кулачье, подкулачники, которые пролезли в колхозы, используя прошлогодние ошибки, ведут теперь борьбу против скирдования хлеба, распространяют всяческие слухи, агитируют разбирать хлеб. Наименьшая разболтанность, бездеятельность с нашей стороны – на руку врагу. Нам, нашим сельским организациям, нужно немедленно подняться, взять управление крепко в руки, мобилизовать все свои силы, силы колхозников, чтобы дать губительный отпор кулаку и его агентурам и ни в коем случае не допустить никаких потерь. Мы должны так поставить всю свою работу, чтобы целиком собрать урожай и обеспечить успешное выполнение плана хлебозаготовок»[598].
В докладе фактически ничего не было сказано об ошибочности «военно-коммунистических», грубых административных методов руководства аграрным сектором, которые прежде всего и послужили причиной катастрофического состояния на селе. Руководители КП(б)У фактически не хотели об этом говорить. Почему?
В значительной степени ответ на этот вопрос дает письмо Председателя Совета Народных комиссаров УССР Власа Яковлевича Чубаря к Молотову и Сталину, посланное в Москву еще до ІІІ конференции, а именно 10 июня 1932 г. Вот отрывок из него: «Ваши упреки в том, что мы, украинцы, не знаем, что делается на селе и, что мы не занимались как следует селом, целиком и полностью справедливы. Оптимистическая оценка положения нашего села перед посевной кампанией была ошибочной и базировалась больше на поверхностных впечатлениях ответственных работников, бывавших на селе (недостатка в количестве работников, сидевших месяцами на селе, не было), чем на анализе учетных данных статистики, оперативной отчетности по ряду заготовительных кампаний и изучения действительного положения дел в районах, где эти товарищи работали как уполномоченные.
Переоценка наших возможностей имела место в принятом нами плане хлебозаготовок, в плане мясозаготовок и др. Сейчас, перед новым урожаем, когда исчерпываются старые ресурсы, в период наивысшего напряжения сил для выполнения плана весенней посевной кампании, вскрываются с особой остротой все слабые места. Количество районов, находящихся в тяжелом положении, растет (очевидно, часть этого прироста идет за счет выявления ранее не выявленных, а часть за счет исчерпания внутрирайонных ресурсов к концу хозяйственного года).
Сейчас уже можно считать минимум 100 районов (вместо 61, считавшихся к началу мая), нуждающихся в продовольственной помощи и срывающих план весеннего посева. Они же будут срывать обработку и уборку урожая технических культур и хлеба»[599].
Вот, оказывается, что думали в Кремле: украинцы весьма «оптимистически» относились к возможностям села, а затем сами себе создали проблему с голодом, который, повторим, начался уже в конце 1931 – начале 1932 г. По мнению московских вождей, местные руководители переоценивали собственные возможности в хлебозаготовках. Понятно, здесь в словах и «признаниях» В. Я. Чубаря была игра – нужно покаяться и вдруг удастся уговорить облегчить жесткие условия хлебозаготовки. Не зря в конце своего письма он отмечал: «Правильное ведение хозяйства нарушено у нас в УССР на таком большом участке, что требует внесения специальных корректив в планы хлебозаготовок, мясозаготовок и других заданий в области сельского хозяйства, о чем придется входить в ЦК и Совнарком особо» [600].
Характерно, что и в письме Чубаря и в еще одном чрезвычайно интересном документе – письме Председателя ВУЦИК Григория Ивановича Петровского к Молотову и Сталину без всяческих эвфемизмов употреблялось понятие «голод», как известно, строго запрещенное в официальных открытых публикациях. Процитируем отрывок из письма «всеукраинского старосты»: «В работе по посевной кампании в районах Прилукском, Лохвицком, Варвинском, Чернухинском, Пирятинском и Мало-Девицком я стал, так сказать, лицом к селу, но это, конечно, не значит, что до этого времени мы, украинские коммунисты, не знали, что у нас делается на селе (хотя нас теперь и обвиняют в оторванности от деревни). Мы знали, что в хлебозаготовках у нас будет суровый нажим и горшки будут биты. По-моему, взявшись выполнить 510 млн. пудов хлебозаготовки на Украине, ЦК КП(б)У виноват в том, что он без возражения это сделал, подчиняясь повелительной необходимости сохранить взятые нами темпы социалистического строительства, а также учитывая напряженное состояние международного положения. В этом смысле я понимал необходимость выполнения директивы ЦК ВКП(б) о хлебозаготовках, которая и была принята нами к неуклонному исполнению.
Однако, мы знали, что выполнение хлебозаготовок на Украине будет нелегкое, но то, что я теперь увидел на селе, говорит за то, что в этом деле сильно переборщили у нас, перестарались. Я был во многих селах этих районов и везде видел, что порядочная часть села охвачена голодом. Немного, но есть и опухшие от голода, главным образом, бедняков и даже середняки. Употребляют такие суррогаты, что дальше некуда, да и суррогатов этих подчас нет. На больших собраниях по селам меня, конечно, ругают почем зря, бабы плачут, а бывает и мужики. Иногда критика создавшегося положения заходит очень глубоко и широко – зачем создали искусственный голод, ведь у нас был урожай; зачем посевматериал забирали – этого не было даже при старом режиме; почему украинцам нужно при тяжелых условиях ехать за хлебом в нехлебные края, а не привозят хлеб сюда и т. д.
Трудно при таких условиях давать объяснения. Ругаешь, конечно, тех, кто наделал перегибы, но в общем вертишься, как карась на сковородке. На отчаянный крик о помощи посевматериалом и хлебом для продовольствия, я относительно посевматериала кое-что обещал, заставляю крестьян выискивать семена у себя на местах, а насчет продовольственной помощи хлебом, я не могу ничего обещать или обещаешь мало. Сейчас на почве голода по селам развиваются массовые кражи, главным образом, птицы – крадут кур, уток, забирают остатки картофеля, режут ночью телят и коров и съедают их»[601].
Следовательно, еще до конференции партийно-государственное руководство в Харькове и Москве прекрасно знало, что на самом деле происходит. Это очень важный момент для понимания многих коллизий на ІІІ конференции. На пяти (из шести) ее заседаниях продолжалось обсуждение доклада С. Косиора. В дебатах выступили 33 докладчика. Среди них секретари 18 райкомов партии, секретари обкомов и другие делегаты. Некоторые районные руководители делали попытку в своих докладах не только очертить сложность ситуации на селе, но и показать, что нельзя перекладывать основную ответственность за эту ситуацию на низовые звенья, прежде всего на недавно созданные районы. Неслучайно, кстати, в напечатанном в 1932 г. стенографическом отчете III конференции были изъяты или тщательно отредактированы именно те фрагменты выступлений районных руководителей, которые имели острую критическую направленность, показывали реальную картину, сложившуюся в разных регионах Украины.
Однако осторожные попытки кое-кого из руководителей УССР, а особенно представителей районов, указать на сложность ситуации в сельском хозяйстве Украины не вызвали доверия у двоих уже упомянутых сталинских посланцев, принимавших участие в работе конференции, – В. М. Молотова и Л. М. Кагановича. Последний, обращаясь к делегатам конференции, говорил: «Вы должны подготовить и развернуть работу, чтобы целиком выполнить план хлебозаготовки, решительно преодолевая все и всяческие демобилизационные, а часто капитулянтские, правооппортунистические расположения духа относительно хлебозаготовки. Вы должны на селе, в районе переломить настроение некоторых активистов, которые сегодня у вас демобилизованы» [602].
В своих выступлениях Вячеслав Молотов и Лазарь Каганович не просто значительно сузили спектр факторов, ставших причиной сложностей в сельском хозяйстве Украины. Эти выступления, в сущности, засвидетельствовали, что центр однозначно занял жесткую позицию не только относительно украинского крестьянства, но и относительно руководства УССР. Очень точную характеристику миссии Молотова и Кагановича дал один из британских дипломатов, который в своем сообщении от 18 июля 1932 г. указал: «Хотя Молотов и Каганович любезно подсластили пилюлю недовольства центрального правительства, восхваляя заметные достижения украинских большевиков в области промышленности, из их выступлений было понятно, что они прибыли главным образом для того, чтобы дать украинской партийной организации суровый нагоняй»[603].
Делегаты конференции приняли резолюцию, утвержденную 9 июля 1932 г. Пленумом ЦК КП(б)У, в которой принимался «к безусловному выполнению» установленный для Украины план хлебозаготовок – 356 млн пудов по крестьянскому сектору. (Этот план со временем трижды сокращался, а к 1 ноября 1932 г. от крестьянского сектора Украины поступило лишь 136 млн пудов хлеба [604].)
11 августа 1932 г. И. В. Сталин пишет письмо Л. М. Кагановичу, где подробно останавливается на положении дел в УССР и аргументирует необходимость заменить руководство Украины: «Плохо по линии ГПУ. Реденсу не по плечу руководить борьбой с контрреволюцией в такой большой республике как Украина.
Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет, и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Реденс или Косиор. Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец – прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии. Самое плохое это то, что украинская верхушка не видит этих опасностей»