«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба — страница 47 из 88

. Вот тогда он неоднократно пересекался по работе с Балицким[654].

С декабря 1920 г. Кацнельсон являлся помощником начальника Административно-организационного управления ВЧК, с января 1921 г. – полпредом ВЧК по Северному краю и по совместительству – председателем Архангельской губернской ЧК и начальником Особого отдела охраны северных границ. В его личном деле хранится только одна характеристика, составленная Архангельским губпарткомом 21 апреля 1921 г. Однако в ней не указана важная сторона деятельности Кацнельсона – «фильтрация» пленных белых офицеров, проходившая по крымскому образцу.

Вернувшись в Москву, Кацнельсон в июле 1922 г. возглавил финансовое отделение Экономического управления ГПУ, а с 4 сентября 1922 по 28 апреля 1925 г. работал начальником ЭКУ ГПУ/ ОГПУ СССР. В мае-декабре 1925 г. З. Б. Кацнельсон был полпредом ОГПУ по ЗСФСР и председателем Закавказской ЧК. По словам А. М. Ершова, возглавлявшего в то время в Тбилиси отделение Контрразведывательного отдела, тогдашний заместитель председателя Грузинской ЧК Л. П. Берия «подставил ножку» Кацнельсону, обвинив его в «неправильной национальной политике»[655].

Впрочем, вряд ли Кацнельсон горевал по поводу своего возвращения в Москву. В декабре 1925 – апреле 1929 г. он командовал всеми пограничными войсками и войсками ОГПУ СССР. А вот затем в его карьере последовал резкий спад – в мае 1929 – феврале 1930 г. Кацнельсон всего лишь начальник Секретно-оперативного управления и заместитель полномочного представителя ОГПУ по СевероКавказскому краю. В чем таилась причина его ростовской ссылки, выяснить пока не удалось, но опала налицо. Затем последовал уход из ОГПУ и десятимесячная работа членом правления Госбанка СССР. С 31 декабря 1930 г. Кацнельсон – полпред ОГПУ по Московской области. Был награжден орденом Красного Знамени, двумя знаками почетного работника ВЧК-ГПУ.

Не успел Кацнельсон обосноваться в своей харьковской квартире по улице Кооперативной, дом 22, как председатель ЦКК ВКП(б) и нарком Рабоче-крестьянской инспекции СССР Я. Э. Рудзутак получил письмо от сотрудников типографии ОГПУ. Они сообщали «о безобразиях, граничащих с преступлениями», упоминали, в частности, страсть З. Б. Кацнельсона к проституткам[656]. Вот такого начальника обрел Харьковский областной отдел ГПУ.

10 марта 1933 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление: «Предоставить право рассмотрения дел по повстанчеству и контрреволюции на Украине с применением высшей меры социальной защиты тройке в составе тт. Балицкого, Карлсона, Леплевского»[657]. Вместе с Павлом Постышевым Балицкий объехал голодающие районы Украины и применял на местах решительные и жесткие меры для добывания зерна. Это позволило ему со временем говорить, что его вместе с Постышевым прислали спасать Украину, которую Косиор с Реденсом довели до гибели[658].

О том, как именно осуществлялось «спасение», председатель ГПУ УССР рассказал в своем выступлении на второй Донецкой областной партконференции в январе 1934 г. Там Балицкий заявил, что ликвидация прорыва в сельском хозяйстве УССР заставила «очистить совхозы и колхозы от чужих и вражеских нам элементов и пересмотреть руководящие районные кадры». За десять месяцев 1933 г. было заменено «более крепкими работниками» 237 секретарей районных партийных комитетов, 249 председателей райисполкомов, 158 председателей районных контрольных комиссий[659]. Лишь в декабре 1933 г. и в январе 1934 г. в колхозах Украины ликвидировано 85 так называемых контрреволюционных кулаческих группировок, вследствие чего репрессировано около 400 лиц, преимущественно руководящих работников [660].

Однако Всеволод Балицкий не сказал о другом – о том, что одной из главных задач председателя ГПУ УССР на то время было сохранение втайне самого факта существования голода и его фатальных последствий. Так, например, в постановлении Политбюро ЦК КП(б)У от 13 марта 1933 г. подобное поручение специально было дано ему относительно села Старошведское: власть опасалась, что сведения о голоде в этом селе могут попасть за границу[661].

Большевики никогда не признавали своих ошибок. И в ситуации с созданным ими искусственным голодом было решено списать все на «скрытых врагов» и «украинских буржуазных националистов». Именно по этому сценарию в Украине разворачивалась грандиозная антиукраинская акция. Усилив политический террор, голодом сталинское руководство решило свернуть политику «украинизации». Это была решающая фаза усмирения «украинизированной» самими большевиками Украины, ликвидация того «националистического» потенциала, который, по замыслу организаторов Голодомора, уже никогда не должен был после этого возродиться.

В разгар голода Всеволод Балицкий проявлял постоянную заботу о работниках своего ведомства. В апреле 1933 г. он, в частности, пишет Станиславу Косиору докладную записку, где сообщает, что «с целью создания собственной продовольственной базы для улучшения бытовых условий работников ГПУ и милиции при областных отделах… существуют подсобные хозяйства» и обращается с просьбой предоставить им семенную помощь (3,5 ц овса, 1,8 ц ячменя и т. п.)[662]. В одном томе Характерно примечание Балицкого: «В случае положительного решения ЦК вопрос будет мной согласован в Москве»[663]. Резолюция Косиора была такой: «Поддержать перед ЦК ВКП(б) просьбу ГПУ УССР об отпуске подсобным хозяйствам и совхозам семенной помощи»[664]. И следующей весной, через год, Политбюро ЦК КП(б)У будет помогать ГПУ. По решению от 23 апреля 1934 г. для совхозов ГПУ на пересев вымерзших озимых из республиканского фонда было отпущено: проса – 900 пудов, гречки – 600, кукурузы -300, подсолнечника – 120 пудов.

Голод 1932–1933 гг. и события, связанные с этой трагедией, вызвали новую волну репрессивных акций. Однако роль и место ГПУ в этих акциях не проанализированы комплексно до сих пор, хотя немало аспектов проблемы нуждаются в изучении. Например, докладные записки и информация ГПУ-НКВД – своего рода «фотография» реальной ситуации. Сохранилось немало чрезвычайно выразительных документов 1934–1935 гг., отражающих последствия того, что переживала Украина во время Голодомора. Так, в одной из справок (датированной маем 1934) о негативных настроениях крестьян из писем, которые поступают из села в Красную Армию, читаем: «По вопросам работы колхозов и экономическому положению колхозников преобладают сообщения о недостатках хлеба на селе, опухании, смертности и случаях самоубийств на почве голода. Пишущие в ряде случаев просят красноармейцев оказать помощь присылкой продуктов.

«На сегодняшний день в нашем колхозе вся работа стоит, потому что народ голодный и опухший и умирает. Многие побросали хаты и уехали. Мать больна, приезжай, иначе ты ее не увидишь. Если бы было, что кушать, то может еще пожила бы» (Лебедин, Харьковской области).

«…Хлеб колхоз не дает; хлеб отдали государству, а сами голодные и босые. У нас здесь страшный голод, много народу задавилось от голода. У нас одна женщина задавила своих 4-х детей и сама две недели пожила голодная».

«…Дорогой сын. Придется нам всем помирать с голоду, ибо в нашем хуторе очень много голодающих. Уже поели всю полову, так что умираем все. В нашем сельсовете голод кругом, трудно нам дождаться нового урожая» (Городницкий район).

«…У нас кушать нечего. Едим буряк и капусту. Помоги нам, не забывай, что твои братья умерли от голоду, пришли нам сколько сможешь хлеба».

В отдельных сообщениях пишущие, указывая на материальную необеспеченность села, советуют красноармейцам по окончании службы не возвращаться домой»[665].

Однако знание реальной ситуации порождало у власти не сочувствие, не желание помочь, а прежде всего скрыть масштабы трагедии, снять с себя вину, списать все на врагов режима. Еще в декабре 1932 г. начались аресты членов, как утверждалось в чекистских документах, «крупной, широко разветвленной контрреволюционной националистической “Украинской военной организации” (“УВО”), имевшей целью свержение Советской власти путем вооруженного восстания и установление в Украине фашистской диктатуры»[666]. Балицкий считал, что дело «УВО» заслуживает «самого серьезного внимания и нуждается в боевых оперативных темпах для его дальнейшей ликвидации и разгрома»[667].

Весной 1933 г. для проведения следствия в деле «УВО» была сформирована Ударно-следственная группа во главе с начальником Секретно-политического отдела ГПУ УССР М. К. Александровским. Заместителем начальника группы был назначен заместитель начальника ОО ГПУ УССР В. П. Карелин (позже его заменил на этой должности заместитель начальника СПО ГПУ УССР Б. В. Козельский). В состав «ударно-следственной группы» входили сотрудники ГПУ УССР: начальник Оперативного отдела П. Г. Шостак-Соколов и его заместитель М. Е. Амиров-Пиевский; заместитель начальника ИНО С. И. Самойлов-Бесидский; начальник 2-го отделения СПО С. М. Долинский-Глазберг и его помощник А. М. Шерстов; оперуполномоченные СПО Л. М. Бесчинский, Я. Л. Герсонский, С. А. Пустовойтов, И. И. Соколов-Шейнис, С. С. Чистов; уполномоченные СПО Г. Н. Бордон, С. М. Миллер, М. И. Проскуряков, В. В. Руднев, Д. В. Шелюбский; секретарь СПО А. А. Цукерман; оперуполномоченные ОО С. С. Бренер, О. Г. Герчиков, Н. П. Дальский-Билоус, В. Л. Писарев-Фукс; уполномоченный ОО Ф. Т. Овчинников; оперуполномоченный Оперативного отдела С. Р. Березин-Геверц; В. М. Блюман (специально был отозван для ведения следствия с должности начальника СПО Одесского облотдела ГПУ); заместитель коменданта Л. И. Лелеткин; начальник спецкорпуса тюрьмы И. Г. Нагорный. Находились среди членов группы и «специалисты» из областей: начальник 4-го отделения СПО Одесского облотдела ГПУ З. Н. Глебов-Юфа и оперуполномоченный Днепропетровского облотдела ГПУ Б. Г. Гринер. «Ударно-следственные группы» по раскрытию «УВО» были созданы во всех облотделах ГПУ УССР (кроме Молдавской АССР). Вспомним всех «ударников» поименно: