Свою большевистскую деятельность начал в санитарно-техническом отряде агитацией против старой администрации, из-за чего начальник материально-хозяйственной части покончил жизнь самоубийством. Потом работал в партийной организации Особой армии в Ровно и Луцке, где познакомился с будущим начальником отдела по борьбе с бандитизмом ВУЧК М. Г. Михайловым. Весной 1918 г. был арестован немцами, освобожден, проводил подпольную работу в Киевской губернии, принимал участие в вооруженном восстании против П. П. Скоропадского и убийстве 33 гетманских офицеров. Потом находился на подпольной работе в Ровно.
После прихода красных войск в Ровно стал уездным комиссаром юстиции, начальником судебно-уголовного розыска, председателем судебно-следственной комиссии, сотрудником уездной ЧК, был организатором повстанческих отрядов в демаркационной линии, трудился на оккупированной поляками территории, был ответственным политработником в 3-м киевском крепостном полку. Убежать с «красными» из Киева в конце августа 1919 г. он не смог и остался в городе на подпольной работе, но в чем она заключалась, в автобиографиях не писал. С восстановлением большевистской власти стал заместителем военного комиссара 1-го продовольственного полка по обеспечению продразверстки и борьбе с бандитизмом, а в мае 1920 г. переведен в армейский особый отдел [679].
Чекистскую карьеру начал уполномоченным по информации Особого отдела 12-й армии, служил уполномоченным и начальником информации Особого отдела 7-й Краснознаменной дивизии. В апреле 1921 г. отозван в Секретно-оперативную часть ВУЧК.
В сентябре 1922 г. ему поручили сформировать и возглавить экономическое отделение Секретно-оперативной части ГПУ УССР. Борьбу с «экономической контрреволюцией» он вел почти три года на должностях начальника 1-го отделения, помощника и заместителя начальника экономической части ГПУ УССР. Особо отличился во время расследования «дела Брянского завода» в Екатеринославле, за что в 1924 г. награжден знаком почетного работника ВЧК-ГПУ[680]. В июле 1925 г. назначен начальником Запорожского окротдела ГПУ, который возглавлял 5 лет. В апреле 1930 г. награжден орденом Красного Знамени. Г. А. Клювгант-Гришин позднее писал об Александровском: «Резко бросились в глаза отличие руководителей прежних органов, где я работал, от настоящего. Развитый, культурный, нажимистый[681]. Он очень увлекался литературой. Подбор литературы колоссальный и по вкусу»[682].
Почти параллельно с «УВО» было сфабриковано дело «Польской военной организации» («ПВО»), которой приписывали «активную шпионскую, диверсионную, террористическую и повстанческую работу с целью свержения диктатуры пролетариата на Украине» и «отторжения УССР от Советского Союза и захвата ее польским империализмом»[683]. Начиная с 1929 г. против ряда польских коммунистов, проживавших в СССР и занимавших ответственные партийные, военные и советские посты, выдвигались обвинения в принадлежности к так называемой «ПВО», а в 1933 г. были осуществлены первые аресты по этим обвинениям.
Известно, что реальная «ПВО» была создана в начале первой мировой войны на польских территориях Российской империи как подпольная патриотическая военная организация. Ее основная задача – разнообразная поддержка (в том числе и разведкой) «легионов» Юзефа Пилсудского, принимавших участие в войне на стороне Австро-Венгрии. Сначала «ПВО» действовала против России, а в 1917–1918 гг. – против Германии. До конца 1918 г. «ПВО» существовала даже в Москве[684]. После восстановления независимости Польши в конце 1918 г. «ПВО» влилась в Войско Польское и формально прекратила свое существование. На территориях Белоруссии и Украины она просуществовала до 1921 г. и принимала участие в советско-польской войне 1919–1920 гг. Вот почему «ПВО» рассматривалась советским руководством как «контрреволюционная организация». После 1921 г. в связи с окончанием советско-польской войны, а также репатриацией польского населения деятельность «ПВО» утратила смысл. Однако в СССР осталось довольно значительное число поляков.
По словам начальника 4-го (польского) отделения ОО ГПУ УССР Н. Ш. Новаковского, всю работу по разгрому «ПВО» в Украине возглавляли лично Балицкий и Александровский1. Во время «развертывания» следствия по делу «ПВО» один из арестованных, преподаватель Института польской пролетарской культуры при АН УССР М. М. Лапинский-Михайлов, дал показания о том, что польским шпионом и представителем ІІ отдела польского Генерального штаба является, помощник начальника Особого отдела ОГПУ СССР И. И. Сосновский[685][686].
Игнатий Игнатьевич Сосновский (настоящая фамилия – Добр-жинский) – личность в ОГПУ СССР легендарная и даже в определенной мере уникальная. Дело в том, что в 1919–1920 гг. он как подпоручик ІІ (разведывательного) отдела польского Генерального штаба, был главным резидентом польской разведки в Советской России по кличке «Сверщ». В июне 1920 г. арестован на конспиративной квартире опергруппой под руководством Ф. П. Карина. Это был большой успех ВЧК, поскольку польские разведчики, как правило, в плен живыми не сдавались, и Добржинский – первый из тех, кого чекистам повезло взять живым.
На Лубянке его допрашивали А. Х. Артузов, Р. А. Пилляр, В. Р. Менжинский и член ЦК Компартии Польши Юлиан Мархлевский. Им быстро удалось перевербовать польского разведчика, и тот выдал практически всех своих товарищей по оружию. Решающую роль сыграло обещание Феликса Дзержинского Добржинскому не расстреливать идейных пилсудчиков из его агентуры, а выпустить в Польшу под их честное слово – не заниматься больше шпионажем против большевиков. И действительно, многих арестованных польских разведчиков отпустили домой[687].
Вскоре Добржинский, уже как чекист Сосновский, выехал на Западный фронт и внес большой вклад в разгром польского подполья, и даже предотвратил покушение на жизнь командующего фронтом Михаила Николаевича Тухачевского. Кроме того, он обратился с письмом ко всем полякам, в котором рассказывал о своем прозрении и призывал прекратить борьбу с Советской властью. За эти подвиги Сосновский в 1921 г. награжден орденом Красного Знамени, принят в члены большевистской партии и по указанию Дзержинского зачислен в штат ВЧК. Это решение вызвало конфликт между Дзержинским и Пилляром, который в знак протеста покинул ВЧК и выехал на подпольную работу в Верхнюю Силезию[688]. Решительно протестовал против такого решения и начальник Особого отдела Западного фронта Ф. Д. Медведь.
Свою преданность большевикам надо было постоянно доказывать. Что Сосновский постоянно и делал. Только в 1921 г. с его активным участием ликвидированы «контрреволюционные подпольные группы» в Киеве, Житомире, Черкассах и Харькове. Он принимал участие в следствии по делам организации профессора С. Н. Таганцева и «Западного областного комитета» в Гомеле. Именно ему удалось склонить к сотрудничеству руководителя этого комитета А. О. Стауница-Опперпута, сыгравшего позднее ключевую роль в операции «Трест». Со временем Сосновский принимал участие в захвате Б. В. Савинкова и ликвидации контрреволюционной организации «Центр действия» [689]. За свою работу он был награжден двумя знаками почетного работника ВЧК-ГПУ. Но, несмотря на все заслуги, «своим» для большинства чекистов он так и не стал. Интересный «аргумент» недоверия к Сосновскому привел Ефим Евдокимов: «Нужно посмотреть лишь на морду этого Сосновского – чужая морда!»[690].
Говорят, жизнь – наилучший драматург. Это правда. Произошло так, что для проверки сообщения «о шпионской деятельности Сосновского» в Киев был направлен, сам Сосновский. Он начал передопрашивать упомянутого Лапинского-Михайлова, снова подтвердившего свои показания о «подрывной, вредительской, диверсионной и шпионской работе поляков». Тогда Сосновский в присутствии Лапинского-Михайлова позвонил кому-то по телефону и представился, чтобы арестованный понял, кто именно его допрашивает! Как только чекист назвал себя, Лапинский-Михайлов изменился в лице и сразу стал давать совсем другие показания[691]. Сосновский увез арестованного с собой в Москву, где тот был расстрелян 1 июня 1934 г. за подготовку вооруженного восстания, шпионаж и участие в контрреволюционной организации[692]. И это несмотря на то, что Балицкий требовал возвращения Лапинского-Михайлова «для предоставления дополнительных показаний и для дальнейшего распутывания всего этого дела» [693].
В 1933–1934 гг. лишь Киевским облотделом ГПУ под руководством А. Б. Розанова в деле «ПВО» осуждено 70 человек[694]. О том, как именно украинские чекисты фабриковали это дело, узнаем из докладной записки Генерального прокурора СССР И. А. Акулова Сталину в январе 1935 г. В ней сообщалось, что в Прокуратуру СССР поступили заявления от одиннадцати осужденных в деле «ПВО» о неправильных методах следствия. К записке Акулов прибавил заявление осужденных, в котором утверждалось, что никакой «контрреволюционной работы» они не вели, а лживые свидетельства давали «исключительно исходя из заявления» заместителя начальника Киевского областного отдела ГПУ З. М. Галицкого о том, что «партия нуждается в самопожертвовании и жертвах ряда людей»