Прошло немногим больше года, и Балицкий вынужден будет забыть эти слова, определяя «направление главного удара» против «скрыпниковщины» (так теперь стали называть то, что было связано с именем и деятельностью Скрыпника). Прежде всего, этот удар был нанесен по Наркомату просвещения УССР, который Скрыпник возглавлял, да и по всей системе образования. «Драматурги» из ГПУ начали трактовать его деятельность и особенно деятельность его окружения исключительно как «вредительскую», «контрреволюционную», и даже «шпионскую». На протяжении лишь 1933 г. из аппарата Наркома просвещения было «вычищено» 200 «националистических, вражеских элементов», а в областных управлениях народного
образования по политическим мотивам заменили 100 % руководства, в районных – 90 %. Все они подверглись разным формам репрессий. 4 000 учителей были уволены из школ Украины как «классово вражеские элементы». Значительно расширялась сеть русских школ и классов[710].
Понятно, что дело не ограничивалось лишь сферой образования. В 1933 г. было введено новое «украинское правописание» (вместо «скрыпниковского», утвержденного в 1928 г.). Это сопровождалось поисками «националистов» в Институте научного языка при ВУАН. Серьезно пострадала и сама академия, поскольку Н. А. Скрыпник был секретарем ее фракции, и Всеукраинская ассоциация марксо-ленинских институтов (ВУАМЛИН), которую он возглавлял определенное время. Сам Скрыпник, не выдержав постоянной травли, 7 июля 1933 г. застрелился в своем кабинете.
Как свидетельствует Александр Семенко, «над сыном и женой наркома приняли шефство-опекунство высокие партийцы – Балицкий, Косиор»[711]. О том, что сына Скрыпника опекал Балицкий, писал также Иван Кошеливец, отмечая: в 1938 г. жену Скрыпника репрессировали, а сын оказался в детском доме, где его след потерялся[712].
Поскольку в сферу влияния Наркомата просвещения входило также развитие культуры, искусства, литературы, репрессии не обошли и этот «фронт». Уже начало 1933 г. ознаменовалось арестами среди писателей, которые значительно усилились после самоубийства 13 мая 1933 г. Николая Григорьевича Хвылевого (Фитилева). Многие из литераторов попадали за решетку по инициативе самого председателя ГПУ УССР. Например, в постановлении на арест писателя Павла Михайловича Губенко (Остапа Вишни) отмечалось, что арест проводится на основании личного распоряжения Балицкого[713].
Писатели (и вообще украинская интеллигенция), как уже отмечалось, давно были «под колпаком» ведомства Балицкого. Поэтому кое-кто из них, очевидно в целях самосохранения, стремился при случае упоминать имя шефа ГПУ. Например, о нем вспомнил в выступлении на Харьковской областной партийной конференции драматург Иван Микитенко: «И здесь мы должны отметить в самом деле большую и почетную роль славных органов ГПУ и руководителя ГПУ тов. Балицкого в очищении нашей литературы от предателей и шпионов, от всех этих Яловых, Досвитних, Пилипенков, Грицаив, Речицких, Озерских, Остапов Вишен и им подобных. Мы можем сказать, что если враги украинской советской культуры так люто ненавидят тов. Балицкого, то это свидетельствует, что тов. Балицкий есть настоящий друг социалистической Украины, украинской советской культуры и литературы. И именно поэтому актив советской литературы Украины отдает свои горячие симпатии стойкому и верному большевику Всеволоду Аполлоновичу Балицкому и всем нашим лучшим большевикам-чекистам, которые помогают партии утверждать украинскую советскую культуру и литературу на наших пролетарских позициях»[714]. Таким образом, пароксизм изобличения «врагов» в украинской советской литературе подкреплялся прославлением спасительной миссии ГПУ и лично «подлинного друга» литературы и культуры товарища Балицкого[715].
Погром украинских писателей достиг такого размаха, что 17 мая 1935 г. С. В. Косиор обратился к Балицкому с просьбой «разъяснить» всем подведомственным последнему органам, что всяческие аресты, обыски и другие виды репрессий не могут быть проведены без предварительной санкции Секретариата ЦК КП(б)У. По неполным подсчетам, лишь за период с декабря 1932 по май 1937 г. (время третьего пришествия Всеволода Балицкого в Украину) был репрессирован 71 украинский писатель[716].
Имя и дела Балицкого неоднократно упоминались и на пленуме правления Союза советских писателей Украины, где, в частности, П. П. Постышев в докладе цитировал добытые в ГПУ признания «контрреволюционеров-националистов» поэта Олексы Влызько, драматурга Николая Кулиша и др.[717] Вспомнил Постышев и еще одно имя – выдающегося режиссера, основателя и руководителя знаменитого харьковского, а потом и киевского театра «Березиль» Александра Степановича (Леся) Курбаса. В октябре 1933 г. его как «националиста» отстранили от руководства театром, а в декабре того самого года арестовали. Осужденный, со временем он оказался на Соловках, а расстрелян был в урочище Сандармох (в Карелии) в ноябре 1937 г. вместе с другими соловецкими узниками[718].
В следственном деле упомянутого драматурга Николая Кулиша сохранился чрезвычайно интересный документ – сообщение его сокамерника, которого чекисты обязали сообщать о том, что говорит Кулиш: «Общий вывод относительно строительства культуры на Украине Кулиш делает печальный. Балицкий, – говорит он, – может только разрушать. Ему скажут, так он еще три тысячи арестует за одну ночь. А вот создавать некому. Все ценное и талантливое разогнано и уничтожено» [719].
Число расстрелянных в Украине в 1933 г. нуждается в дальнейшем уточнении. В одном из документов ГПУ УССР, датированном 29 марта 1934 г., указано, что в 1933 г. в Украине был казнен 1 141 человек. Из них по постановлению ОГПУ – 474, по постановлению ГПУ УССР – 667, умерло 5 человек[720]. В служебной записке начальника УСО ГПУ УССР М. М. Букшпана на имя начальника Учетно-статистического отдела ОГПУ СССР Я. М. Генкина от 31 марта 1934 г. указано, что в течение 1933 г. по постановлению судебной «тройки» при Коллегии ГПУ УССР расстреляно 805 человек, из них по делам территориальных органов ГПУ – 615 человек, по делам транспортных органов – 52 человека, по делам органов милиции – 138 человек[721]. Эти архивные данные противоречат утверждениям историка О. Б. Мозохина, утверждающего в своих работах, что в 1933 г. ГПУ УССР приговорило к расстрелу 69 человек[722].
Кроме «УВО» и «ПВО» вскоре было сфабриковано дело так называемого «Блока украинских националистических партий (УКП, боротьбистов, эсеров, есдеков и др.)», который, по словам Всеволода Балицкого, представлял собой «прямую агентуру международной контрреволюции, в первую очередь, немецкого и польского фашизма»[723]. По сути, это было продолжение предыдущих антиукраинских акций. Следствием в этом деле руководил уже новый начальник СПО ГПУ УССР Б. В. Козельский, сменивший в этой должности назначенного начальником Особого отдела ГПУ УССР и Украинского военного округа М. К. Александровского.
Борис Владимирович Козельский (настоящее имя – Бернард Вольфович Голованевский) родился в мае 1902 г. в еврейской семье в Проскурове, закончил семиклассное коммерческое училище в Киеве. Как отмечал Козельский в автобиографии, «до 1919 г. активного участия в революционной работе не принимал. В указанном году вступил добровольцем в Красную армию (58 стрелковая дивизия). В дивизии пробыл до начала 20 года на разной работе, со временем работал инструктором Политуправления ХІІ армии, где вступил в РКП. Из политотдела ХІІ армии я был перекинут на политработу в Днепровскую Военную Флотилию, где пробыл, до февраля 21 года. Из-за расформирования Днепровской Военной Флотилии, был откомандирован на Черноморский флот, где пробыл на политической и культурно-просветительской работе до августа 21 года. Находясь в Киеве на лечении во время чистки партии, был исключен с характеристикой “пассивный член партии”. Считая, что активность лучше всего можно доказать непосредственной работой, требовал командировки в органы ЧЕКА. В сентябре 21 г. УКРПУРОМ был откомандирован в В. У. Ч. К., где начал работу по борьбе с бандитизмом (секретным сотрудником Секретно-оперативного управления ВУЧК. – Прим. авт.)»[724].
С 10 ноября 1921 г. Козельский – сотрудник для поручений Полномочного представительства ВУЧК на Правобережной Украине. С 1 января 1923 г. – уполномоченный по борьбе с бандитизмом Контрразведывательного отдела Киевского губернского отдела ГПУ. В августе 1924 г. его отзывают для работы в центральном аппарате ГПУ УССР. По нашему мнению, это произошло благодаря усилиям или В. М. Горожанина или Н. И. Добродицкого, которые к тому времени осели в Харькове и подбирали своих людей. Карьеру в ГПУ УССР начал 15 ноября 1924 г. помощником уполномоченного Контрразведывательного отдела. С 1 мая 1925 г. – уполномоченный Секретного отдела, с 15 июля 1928 г. возглавил 2-е отделение СО, с 1 января 1930 г. – помощник начальника СО [725].
С апреля 1931 г. Козельский работал помощником начальника только что созданного Секретно-политического отдела ГПУ УССР. В том же году снова принят в ВКП(б) и награжден Знаком почетного работника ВЧК-ГПУ. С 1 марта 1932 г. – заместитель начальника СПО ГПУ УССР, принимает участие в раскрытии, по официальной версии ГПУ, «ряда повстанческих организаций». В декабре 1932 г. в честь пятнадцатилетия органов ВЧК-ГПУ награжден орденом Трудового Красного Знамени УССР.