[738]. Закончил он выступление так: «Накануне XVII съезда… партия, которая выросла, окрепла, поднялась на высшую историческую ступень перед лицом огромных задач социалистического строительства, стоящих перед ней, под руководством нашего ЦК, под руководством нашего Сталина, пойдет к новым боям, к новым победам за дело коммунизма»[739].
На XVII съезде ВКП(б) В. А. Балицкого избрали членом ЦК ВКП(б). Такой чести высочайшее партийное руководство удостоило еще только одного чекиста – Г. Г. Ягоду, а полпред ОГПУ по Дальневосточному краю Т. Д. Дерибас стал кандидатом в члены ЦК.
B. Р. Менжинский, видимо, по состоянию здоровья, в ЦК не избирался. Все это свидетельствовало о незаурядном партийном авторитете Балицкого.
В начале 1934 г., а именно 18 января, состоялся Пленум ЦК КП(б)У, утвердивший повестку дня XII съезда КП(б)У. Среди рассмотренных был и вопрос о перенесении столицы Украины из Харькова в Киев. Процитируем стенограмму:
«Тов. Постышев: Товарищи! ЦК ВКП(б) и лично тов. Сталин предлагают нам столицу Украины перенести в Киев, с чем мы согласились.
Тов. Балицкий: Никто не аплодирует.
Тов. Постышев: Потом будут аплодировать»[740].
21 января 1934 г. постановлением Политбюро ЦК КП(б)У председателем Правительственной комиссии для подготовки переезда назначили Всеволода Балицкого [741]. Среди прочих комиссия решала и жилищный вопрос, то есть вопрос о размещении партийно-государственных чиновников. Для сотрудников ГПУ УССР было выделено здание бывшей гостиницы на улице Воровского, дом 2[742].
На заседаниях Политбюро ЦК КП(б)У 18 февраля, 27 марта и 11 апреля 1934 г. рассматривался вопрос о строительстве правительственного центра в пределах древней части Киева, на Старокиевской горе. Среди ряда решений были и такие: «Предложить ВУЦИК издать постановление (без опубликования в печати) о снесении Михайловского монастыря.
… Поручить комиссии в составе тт. Попова, Балицкого и Затонского установить историко-художественную ценность и принять нужные меры к снятию наиболее ценных фресок и мозаик»[743]. Комиссия вынесла вердикт о том, что Михайловский собор «не составляет ни исторической, ни культурной, ни архитектурной ценности и потому может быть снесен»[744].
В начале апреля Всеволод Балицкий утвердил план строительства Киева, разработанный группой архитекторов во главе с П. Г. Юрченко. По этому плану уничтожению подлежали Трехсвятительская церковь (XII в.), Михайловский Златоверхий собор и большое неоклассическое здание середины XIX в. Как известно, фрески из Михайловского собора были не просто сняты, а и частично вывезено в Третьяковскую галерею и Эрмитаж.
В марте 1934 г. были утверждены решения относительно переезда центральных учреждений в Киев. Так, 26 марта Политбюро ЦК КП(б)У решило выделить 10 миллионов рублей для «административного строительства» в будущей столице, из них 1 миллион предназначался ГПУ УССР[745]. Этому же учреждению решением от 30 марта выделялось 2,5 млн рублей на жилищное строительство[746]. По финансовым затратам ГПУ уступало лишь Совнаркому, ЦК КП(б)У и столичному военному округу. И это без учета затрат на содержание штатных работников и многочисленного отряда информаторов, проведение разного рода операций.
Переезд правительства в Киев, разумеется, не мог обойтись без поисков «контрреволюционеров». Поэтому Козельский заявил своему агенту-провокатору, авторитетному ученому, академику АН УССР философу В. А. Юринцу, что у него есть сведения о подготовке аварии правительственного поезда во время переезда из Харькова в Киев. Никаких сведений у академика, естественно, не было и быть не могло, но. Юринец написал заявление и отдал его начальнику 5-го отделения СПО ГПУ УССР А. М. Шерстову. Опытный оперативник, принимавший участие в следствии по делам «СВУ», «УНЦ», «Трудовой крестьянской партии», «УВО», «ПОВ» и награжденный за это в 1933 г. знаком почетного работника ВЧК-ГПУ, полученным заявлением остался очень недоволен, поскольку в нем концы с концами не сходились. Шерстов приказал «написать покрепче, ибо прокурор с таким материалом санкции на арест не даст»[747]. Так и вышло: Юринец написал другой вариант, который всех устроил[748].
Вскоре Постышев на бюро Киевского обкома КП(б)У отметил «большую работу, проделанную Киевским областным отделом НКВД под руководством т. Розанова А. Б. по очищению г. Киева от контрреволюционных и антисоветских элементов и по укреплению революционного порядка при переезде столицы Украины в Киев»[749]. Большая работа состояла в очистке города от «социально чуждого элемента» – в спешке ликвидировали два десятка бандформирований и арестовали несколько тысяч воров. 28 уголовников расстреляли, а более 2 тыс. отправили в концлагеря. Кроме того из Киева выселили около 20 000 человек.
Спецпоезд с членами правительства прибыл в Киев 24 июня 1934 г. На вокзале их встречали делегации местных рабочих, комсомольцев и пионеров. После короткого митинга вожди сели в открытые автомобили и двинулись по бульвару Тараса Шевченко. Возле Киевского оперного театра кавалькада остановилась. Элита заняла места на трибуне. Прошли демонстрация трудящихся и военный парад. А в 20.00 состоялся расширенный пленум Киевского горсовета. Потом – массовые гулянья, салют и катания на пароходах по Днепру с факелами. 24 июня 1934 г. в Киеве было объявлено нерабочим днем. Но его надлежало отработать в следующие выходные.
В Киеве центральный аппарат ГПУ УССР разместился в здании бывшего Института благородных девиц по улице 25-го Октября (ныне Международный центр культуры и искусств по улице Институтской, дом 1), а его председатель стал жить в бывшем особняке О. Бельского по улице Герцена, дом 14 (ныне здесь находится Институт педиатрии, акушерства и гинекологии). Всеволод Балицкий не пожалел казенных денег (около миллиона рублей) на обустройство своего «пролетарского гнезда» в Кмитовом яру. Под непосредственным руководством Людмилы Балицкой были созданы сохранившиеся и поныне вазы, мостики, искусственная каменная композиция, относящиеся к малым формам архитектуры. Ручьи на дне яров запрудили и получились живописные пруды. Дача была ограждена высоким забором с несколькими глухими воротами, усадьба превратилась в изолированный от внешнего мира «райский уголок». Церковь святого Федора, находившаяся как раз против усадьбы Балицкого, была снесена.
Комиссию по размещению сотрудников центрального аппарата ГПУ УССР в Киеве возглавлял Яков Вульфович Письменный, который, по словам члена этой же комиссии М. В. Френкеля, «работе комиссии совершенно не уделял внимания. Ездил по городу с проститутками и по 8-10 дней не принимал к себе на доклад»[750]. В работе комиссии были допущены злоупотребления и незаконные действия. Так, например, для того чтобы предоставить Н. Л. Рубинштейну достойную четырехкомнатную квартиру по улице Воровского дом 25, пришлось выселить 4 семьи. Одна из семей ни за что не желала покидать родное жилище и была выселена с помощью сотрудников оперативного отдела. Хозяйка квартиры при этом хотела выброситься с пятого этажа, но в последний момент была задержана М. В. Френкелем, который позднее свидетельствовал: «Я Рубинштейну доложил о том, что семья эта не хочет выезжать и что дело кончится тем, что я получу 10 лет. Рубинштейн в присутствии Евгеньева в его кабинете ответил мне: “Вы боитесь 10 лет, так вы их получите от меня”. Семья эта была выселена при прямом давлении на ее владельца как на члена партии со стороны районного партийного комитета»[751].
Постановлением ЦВК СССР от 10 июля 1934 г. на базе ОГПУ был организован Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР и НКВД союзных республик. Наркомом внутренних дел СССР был назначен Г. Г. Ягода, первым заместителем наркома – Я. С. Агранов, вторым – Г. Е. Прокофьев.
Всеволоду Балицкому пришлось удовлетвориться лишь должностью наркома внутренних дел УССР, поскольку с ликвидацией ОГПУ была ликвидирована и его должность заместителя председателя ОГПУ СССР. Окончательно стало понятно, что борьбу с Ягодой за первенство в органах госбезопасности Балицкий проиграл. Могло ли быть по-другому? Вряд ли. При всех своих оперативных, организаторских и хозяйственных способностях Балицкий не имел такого опыта работы в центральном аппарате ОГПУ и таких связей среди партийной и советской элиты, какие были у Ягоды. Работа в Харькове сводилась к «топорной» борьбе с «украинским национализмом», а работа в Москве требовала прежде всего умения хорошо и быстро ориентироваться в сложной внутриполитической и персональной борьбе. Ягода неоднократно доказывал Сталину свою преданность, а Балицкий так и не смог до конца убедить генсека в собственных выдающихся качествах.
Что касается личных отношений между союзным и украинским наркомами внутренних дел, то, по словам Я. В. Письменного, «к Ягоде Балицкий относился все время враждебно, считая его ниже себя, и не способным руководить ОГПУ. По поводу Ягоды он сказал, что Сталину во главе ОГПУ нужен безмолвный, послушный человек, не имеющий собственной мысли»[752]. И хотя признание получили под давлением, игнорировать его не следует, ведь косвенно это подтверждал и сам Балицкий.