А. Я. Вышинский оценил предложенные чекистами методы как провокационные и устроил скандал. 27 ноября в Харьков послана телеграмма с приказом арестовать А. И. Кардаша. Разбираться с ним приехали особоуполномоченный НКВД СССР В. Д. Фельдман, помощник начальника ТО ГУГБ НКВД СССР Р. А. Листенгурт и С. С. Мазо. Они сразу заявили ошарашенному арестованному, что его работа по делу «Промывка» является провокационной, само дело – «липовым», что он специально отослал письмо в прокуратуру для компрометации органов НКВД, и даже придумал термин «подсадка агента»[836].
A. Я. Вышинский собирался отдать А. О. Броневого под суд. Однако
B. А. Балицкому удалось спасти своего давнего соратника и ограничиться лишь его увольнением из НКВД. Позже он устроил Броневого заместителем наркома здравоохранения УССР[837].
После длительного следствия А. И. Кардаш был освобожден и позже вспоминал: «Через некоторое время я был принят Балицким, который меня тепло встретил и заявил дословно: «Я человек не злопамятный. Ваше письмо, конечно, глупое, но побили Вас и хватит. Направляю вас начальником ОШОСДОР в область, представляю к званию и возвращу на оперативную работу» [838].
Новым начальником ТО УГБ НКВД УССР 9 марта 1936 г. был назначен капитан госбезопасности Я. В. Письменный, не имевший никакого опыта оперативной работы и занимавшийся в основном развитием динамовской авиации. В августе 1935 г. как командир пятерки «Динамо Украина» он совершил перелет Киев-Памир-Москва-Киев (6 000 км) и, как и планировалось, приземлился на стадионе имени В. А. Балицкого во время празднования дня авиации[839]. Для того чтобы хоть как-то ввести вновь назначенного начальника Транспортного отдела УГБ НКВД УССР в курс дела, его лучший друг С. С. Мазо стал часто закрываться с ним в своем кабинете и давать разные советы по проведению оперативной работы. В НКВД УССР даже стали шутить, что Мазо по совместительству возглавил Транспортный отдел[840].
Н. С. Бачинский отмечал, что «Письменный не имел никакого оперативного опыта и почти не работал в отделе. Все свое время он отдавал динамовской авиации, а работу НКВД считал второстепенной важности. Являясь крупным очковтирателем, создавал шум вокруг транспортного отдела и через пару месяцев Балицкий стал отмечать оперативные “достижения” ТО»[841].
По словам заместителя начальника Транспортного отдела УГБ НКВД УССР капитана госбезопасности С. И. Заславского, Письменный был груб, бесчеловечен, безнаказанно издевался над сотрудниками, «не видел ни одного арестованного, не брал в руки ни одной разработки или дела формуляра. Руководил телеграммами на периферию, корректировкой документов для Москвы и приказами»[842].
Я. В. Письменный откровенно отдавал предпочтение авиации и даже заявил, что «на земле плохо, может быть в небе лучше»[843]. В январе 1936 г. за свои летные подвиги был награжден орденом Красной Звезды, а в мае 1937 г. совершил рекордный беспересадочный перелет Киев-Батуми [844] на расстояние 1 340 км.
14 февраля 1936 г. в честь пятнадцатой годовщины пограничной охраны НКВД СССР большой группе чекистов вручили высокие правительственные награды. Были среди них и сотрудники НКВД УССР. Так, среди одиннадцати человек, награжденных орденом Красного Знамени, были: начальник 23-го пограничного отряда И. П. Воронов, начальник 24-го пограничного отряда Г. И. Валейко, начальник 26-го пограничного отряда Н. И. Кулеша.
Орден Красной Звезды получили В. А. Балицкий, М. К. Александровский, А. Г. Лепин, начальник отдела боевой подготовки УПВО НКВД УССР М. Д. Кальмар, начальник политотдела УПВО НКВД УССР Л. М. Сороцкий, начальник отдела управления УПВО НКВД УССР С. Ф. Терпиловский, начальник 20-го пограничного отряда С. Ф. Шорох и еще 23 человека. Кроме того, пять украинских пограничников были награждены орденом Знак Почета.
Следует отметить, что Балицкого не устраивала работа начальника УПВО НКВД УССР комдива А. Г. Лепина, которого он критиковал при любом удобном случае. В этом его поддерживал Александровский, постоянно твердивший о неосведомленности комдива относительно состояния дел в войсках. Делалось это с целью изгнания Лепина из Украины. В свете этих интриг и следует рассматривать назначение в июне 1936 г. заместителя начальника Управления НКВД по Харьковской области майора государственной безопасности П. В. Семенова заместителем начальника УПВО НКВД УССР. Ближайшему окружению Балицкий объяснил этот ход «необходимостью укрепления УПВО своими людьми»[845]. Однако никто в наркомате не имел никаких сомнений, что это сделано во имя грядущей замены Лепина Семеновым. Полковник Н. И. Кулеша, например, прямо говорил, что «на Лепина Балицкий положиться не может и уберет его, и что нужны другие люди для того, чтобы навести порядок»[846].
О Семенове, своем преданном слуге, «стойком, принципиальном большевике, с высокой политической и достаточной общеобразовательной подготовкой»[847]Балицкий никогда не забывал. Летом 1935 г., невзирая на то, что Семенову постановлением ЦК ВКП(б) было запрещено в течение двух лет занимать руководящие должности [848], он назначил его заместителем начальника Управления НКВД по Харьковской области и начальником ОО ГУГБ НКВД Харьковского военного округа.
Балицкий неоднократно подчеркивал, что возвращение Семенова на руководящую должность в НКВД УССР дело ближайшего будущего и всячески поддерживал авторитет последнего. Нарком требовал, чтобы Семенов присутствовал на всех наиболее важных совещаниях, на которые приглашались лишь начальники отделов УГБ НКВД УССР и начальники областных УНКВД, и ругал секретарей, если они забывали вызывать того из Харькова[849].
В марте 1936 г. Семенов обратился к ЦК КП(б)У с просьбой поддержать в ЦК ВКП(б) его заявление о снятии выговора, поскольку им были «учтены допущенные ошибки», что «в совершенных проступках не было элементов» его «личной заинтересованности», и что «своей работой за эти два года» он «старался искупать свою вину»[850]. «Искупление» заключалось в арестах «националистов» и «троцкистов» в Красной Армии. Балицкий поддержал Семенова, охарактеризовав его как «квалифицированного оперативного руководящего работника крупного масштаба, пользующегося большим авторитетом, обладающим силой воли с большим кругозором»[851]. Вскоре партийный выговор был снят и путь наверх открыт.
Летом 1936 г. после одного из совещаний Балицкий пригласил к себе Семенова и предложил ему стать заместителем начальника УПВО НКВД УССР. Тот сначала отказывался. Во-первых, его устраивала работа в Харькове; во-вторых, он не желал бросать учебу на вечернем отделении академии РККА. Нарком предложил подумать и заявил, что И. Э. Якир поможет решить все проблемы с учебой. Семенов принял условия игры и согласился на переезд в Киев.
Думаем, здесь как раз уместно рассказать не только об умении расставлять «своих» людей и опираться на них, но и о некоторых других качествах Балицкого. В предыдущем разделе мы уже упоминали чекиста С. Н. Миронова. Теперь вспомним о его жене, Агнессе, которая оставила интересные воспоминания, позволяющие не только составить впечатление о быте чекистов, но и увидеть Балицкого в неслужебной обстановке.
Проживали Мироновы в Днепропетровске в старинном двухэтажном особняке. На втором этаже – комнаты для гостей, кинозал, бильярдная комната, туалеты с ванными в каждом крыле. На первом этаже был просторный кабинет начальника УНКВД с выходом на веранду[852].
Когда Балицкий узнал, что Мироновы официально расписались лишь летом 1936 г., он стал требовать от начальника днепропетровского областного УНКВД сыграть свадьбу. Агнесса Миронова позже вспоминала: «Денег нам на свадьбу Балицкий дал, ну, конечно, государственных, а каких же еще? Знаете, тогда в конвертах давали? И место для свадьбы подобрали на берегу Днепра, на даче наркомата! Чего там только не было! Сотрудники все организовали с блеском – всем хотелось повеселиться.
Я носила тарелку с рюмкой водки, и все пели: “Кому чару пить?” Я к каждому подходила, он выпивал водку, целовал меня и клал на тарелку деньги. Я опять наливала рюмку и шла к следующему. И вот подхожу к Балицкому – а он красивый был, высокий, статный, блондин, настоящий Зигфрид – все пропели про чару и ждут: что же будет? Я знала, что Балицкому нравлюсь, но здесь сидела его жена – маленькая, жалкая, злая, глаз с него не спускала. И он лихо выпил водку, но меня под ее взглядом поцеловать не осмелился, зато на тарелку положил серебряный рубль. Тогда это была редкость» [853].
Вспоминает Миронова и о встрече с Балицким в санатории ЦК КП(б)У в Хосте: «Были в тот вечер Постышев, Чубарь, Балицкий, Петровский, Уборевич, а затем из Зензиновки, где отдыхал И. В. Сталин, приехал Микоян.
Тамадой был Балицкий, я уже говорила о нем – стройный, живой, веселый, затейник. Увидел, что мы расселись, притворно рассвирепел:
– Что это такое? Почему все дамы вместе, а мужчины отдельно? Встать! Встать всем!
И хватает даму за руку, мужчину за руку и сажает рядом, потом другую пару. Подскочил ко мне, а я закапризничала: