[863]. Своим подчиненным начальник УРКМ НКВД УССР постоянно внушал, что Балицкий является настоящим мудрым руководителем, который умело проводит собственную политику. Надо учиться у Балицкого тому, как надо умело расставлять людей, которые беспрекословно выполняют его указания[864].
С начала 1930-х гг. в СССР начал формироваться не только культ «вождя народов». Были и культы поменьше – разных партийных и советских руководителей. Не отставали от них и чекисты. По словам Я. В. Письменного, «в этот период как сам Балицкий, так и группа, что его окружала, стала раздувать авторитет Балицкого как значительного государственного деятеля, обставляя его ореолом “вождя”, выдающегося вождя органов ГПУ, одного из руководителей партии на Украине. Это делалось на примере самого Балицкого, который везде говорил, что вместе с Постышевим приехал спасать Украину из прорыва. Он всегда говорил о том, что является одним из руководящей тройки на Украине и самым независимым членом политбюро ЦК КП(б)У.
В разговорах со мной Балицкий очень часто критически отзывался о Косиоре, как руководителе ЦК, не говоря уже о некоторых других членах политбюро.
Таким образом постепенно пышным цветом вырос вождизм Балицкого как внутри НКВД да и вне его. Организованное массовое распространение его портретов стало обычным явлением. От коллектива, от аппарата Балицкий постепенно оторвался, имел дело лишь с узкой группой своих людей. Его же появления среди рабочих НКВД стало носить характер парадных выходов вождя»[865].
Заместитель секретаря НКВД УССР И. Л. Стрижевский свидетельствовал: «Я проводил работу по раздуванию авторитета Балицкого, выставляя его как большого государственного деятеля, который далеко перерос НКВД УССР. С этой целью я через партийный комитет добился такого положения, что все культурные и другие организации коллектива были названы именем Балицкого (школа, пионерский клуб, стадион, клуб сотрудников, подшефные колхозы, в Черниговской и Винницкой областях)»[866].
Всячески поднимал авторитет своего наркома и С. С. Мазо. Так, в разговоре с директором киевской кинофабрики С. Л. Ореловичем он заметил, что Балицкий вовсе не думает о своей популяризации среди работников культуры, тогда как Ягода окружил себя известными писателями (В. М. Киршон, А. А. Фадеев, А. Н. Афиногенов, В. А. Герасимов), постоянно общается с ними, что способствует популяризации Ягоды в стране. После этого разговора Орелович стал рекламировать украинского наркома среди работников культуры как человека непорочного, аскетичного, до конца преданного делу рабочего класса[867].
По словам Ореловича, три года проработавшего замначальника УМЗ НКВД УССР, «Балицкий сам превозносил себя сверх всякой меры и такое отношение к себе воспитывал во всех. На всех совещаниях и при всяких случаях он говорил о своей большой значимости. О себе он любил говорить и говорил это с каким-то особенным вкусом»[868].
По приказу начальника УПВО НКВД УССР А. Г. Лепина и начальника политотдела УПВО НКВД УССР Л. М. Сороцкого, в войска НКВД посылались тысячи портретов Балицкого и тетради с его портретами и биографиями, в казармах развешивались лозунги с цитатами из его речей. Однажды во время доклада по делам УМЗ Балицкий выразил большое неудовольствие тем, что его не знают в лицо. В ответ пообещали, что разошлют его портреты во все подразделения и ведомства УМЗ[869].
Характерно и то, что имя Балицкого постепенно, но все чаще стало фигурировать среди имен высших партийно-государственных сановников, на жизнь которых якобы готовились покушения. Б. В. Козельский и П. М. Рахлис в Секретно-политическом отделе, М. К. Александровский в Особом отделе по делам о терроре добивались от следователей того, чтобы Балицкий неизменно фигурировал как объект террористических намерений[870]. Обвинения в подготовке этих «покушений» становились основанием для репрессий. Приведем лишь один документ: «Секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину.
При рассмотрении дела осуждена к расстрелу Белозир Л. И. за то, что она, будучи членом контрреволюционной подпольной террористической организации украинских националистов, завербовала в эту организацию Щербина и Терещенко, которые должны были во время Октябрьских празднеств 1934 года в Киеве совершить теракт над тт. Постышевым и Балицким.
Белозир на всех допросах упорно отказывалась дать какие бы то ни было показания, а также заявила, что она отказывается от помилования. В силу этого прошу указания о возможности приведения в исполнение приговора над осужденной Белозир Л. И.
Тт. А. Я. Вышинский и В. А. Балицкий считают возможным приговор исполнить.
3 февраля 1935 г.
В. Ульрих» [871].
В начале 1935 г. начальник Оперативного отдела УГБ Управления НКВД Харьковской области А. Я. Санин получил от агентуры информацию о том, что технический секретарь комиссии по проведению чистки в областной организации КП(б)У Азаренко допустил ряд нарушений при проверке отдельных коммунистов. Когда об этом стало известно Балицкому, он решил использовать этот факт, чтобы скомпрометировать Шаблиевского, разоблачившего год назад злоупотребление в украинской милиции. Тем более что обидчик вместе с Е. М. Ярославским возглавлял «чистку» Харьковской областной парторганизации. Разработка Азаренко была поручена Н. Л. Рубинштейну и начальнику СПО УГБ УНКВД Харьковской области М. И. Говличу, которые блестяще справились с заданием. Благодаря «делу Азаренко» Балицкому в известной мере удалось подорвать авторитет Шаблиевского и Е. М. Ярославского в ЦК ВКП(б), но этого ему было мало[872].
В канун проведения Харьковской областной партийной конференции, где должен был выступать с докладом о проведении партийной чистки Е. М. Ярославский, в бывшую столицу приехал З. Б. Кацнельсон и приказал А. Я. Санину сделать стенограмму доклада Е. М. Ярославского, якобы «имевшего задание от ЦК КП(б)У скрыть те злоупотребления в техническом аппарате харьковской областной комиссии по чистке, которые были разоблачены чекистами, и приуменьшить роль НКВД в проведении чистки». Этот приказ был связан с тем, что такие стенограммы существовали в 2–3 экземплярах и никому не выдавались.
Санин сделал проводку от микрофона в зале оперного театра, где проходила партконференция, к комнате, в которой находилась стенографистка НКВД. Но необычные условия работы помешали ей выполнить задание как следует. Тогда Санин попросил в секретариате конференции стенограмму выступления якобы для ознакомления и отвез ее на железнодорожный вокзал Кацнельсону. Когда об исчезновении стенограммы стало известно Ярославскому и первому секретарю Харьковского обкома КП(б)У Н. Н. Демченко, то они позвонили начальнику УНКВД Харьковской области К. М. Карлсону и приказали немедленно вернуть документ. Последний дал распоряжение работникам транспортного отделения УГБ НКВД станции Люботин забрать у Кацнельсона стенограмму и доставить ее Ярославскому. Таким образом, задание Балицкого было провалено.
Вскоре Е. М. Ярославский делал доклад на заседании Комиссии партийного контроля ЦК ВКП(б) о результатах чистки в Харькове. Во время обсуждения выступил Балицкий. Он отметил «засоренность» комиссии по чистке «враждебным элементом» и рассказал о компромате на Шаблиевского. Возмущенный этим выступлением, Ярославский заявил, что сотрудники НКВД не только не помогали, но и мешали проведению чистки, рассказал о похищении стенограммы. Нарком внутренних дел УССР, почувствовав негативную реакцию зала, мгновенно решил отмежеваться от неловких действий подчиненных и послал записку докладчику, в которой сообщал о своем согласии немедленно уволить А. Я. Санина из НКВД. Е. М. Ярославский записку вернул, написав на обороте, что считает такое увольнение нецелесообразным и ненужным. Конфликт был исчерпан, но при встрече Балицкий сказал Санину, что тот никудышный чекист: «не смог обеспечить выполнения наиважнейшего задания!»[873]
Через год Санин за какую-то мелкую вину во время поездки на теплоходе на курорт был отстранен от должности. Он жаловался знакомым, что «середняку всегда перепадает, а вот когда кто значительнее, то ему все гладко проходит»[874]. Приведенный пример красноречиво свидетельствует о том, что Балицкий своих обид никому не прощал, хотя и заявлял: «Я человек не злопамятный»[875].
В 1933 г. благодаря стараниям заместителя председателя ГПУ УССР И. М. Леплевского заместителем начальника Киевского облотдела ГПУ был назначен его давний сослуживец – бывший заместитель начальника Одесского облотдела ГПУ З. М. Галицкий. Буквально за несколько дней до его приезда из Одессы начальник Киевского облотдела ГПУ А. Б. Розанов заявил на оперативном совещании, что к его новому заместителю Балицкий относится недоброжелательно. Этого хватило, чтобы началась травля Галицкого. Его «прорабатывали» за бытовое разложение, вынесли строгий выговор по партийной линии и в январе 1934 г. все-таки выгнали с работы в органах ГПУ [876].
Балицкий подозревал, что секретарь С. В. Косиора В. Г. Канов поддерживал прежнего секретаря председателя ГПУ УССР А. М. Когана. Вскоре П. М. Рахлис получил задание «поработать по Канову». Заказ был выполнен. На стол Балицкому лег протокол допроса арестованного члена-корреспондента АН УССР М. Х. Орлова, где отмечалось, что Канов присутствовал при троцкистских разговорах. Невзирая на то, что компромат был слабеньким, Балицкий дал ему ход, Канова сняли с должности и отправили в Чернигов. При этом Балицкий откровенно заявил: «Я ему отомщу»