Следствие констатировало, что «Постышев П. П. в течение нескольких лет был членом центра право-троцкистской организации в Украине. В проведении враждебной работы был связан с Косиором, Чубарем, Балицким, Якиром, Ашрафяном, Вегером, Косаревым и другими. Принимал активное участие в организации и руководстве диверсионно-вредительской работой в Украине. С 1920 г. был агентом японской разведки, которую снабжал важнейшими шпионскими сведениями по Советскому Союзу»[957]. «Японского шпиона» и «правого троцкиста» Постышева расстреляют 26 февраля 1939 г.
А задолго до этого, в начале 1937 г., критика Павла Постышева стала еще одним тревожным сигналом для Балицкого. Однако он продолжал свою политику «регулируемых репрессий», расположение к которой он продемонстрировал на Пленуме ЦК КП(б)У, проходившем с 31 января по 2 февраля 1937 г. Пленум открыл С. В. Косиор, отметивший, что в 1935–1936 гг. в Украине «разоблачения врагов происходило за счет непосредственно аппарата НКВД»[958]. Потом начались выступления, ораторы пытались превзойти друг друга в разоблачении троцкистов. В это время нарком внутренних дел УССР вел себя по-разному: одних защищал, а других почти уничтожал.
Так, например, когда обвинения в троцкизме прозвучали в адрес бывшего прокурора ГПУ УССР Григория Железногорского и бывшего помощника прокурора ГПУ УССР Льва Крайнего-Карпиловского, то Балицкий прервал выступающего: «Сказать, что Железногорский троцкист это неправильно. Я, например, считаю, что Крайний недоказанный троцкист. У него очень много в прошлом плохого, которое свидетельствует против него, но троцкизм у него не доказан, не доказан»[959].
Совсем другой разговор был у Балицкого со вторым секретарем Одесского обкома КП(б) У Ф. Я. Голубом. Процитируем стенограмму:
«Т. Балицкий: Вы троцкистам протежировали сначала.
Т. Голуб: Всеволод Аполлонович, это не так.
Т. Балицкий: Безусловно так. Вы знали.
Т. Голуб: Я не знал.
Т. Балицкий: Глупости это, знали!»[960].
Атака на второго секретаря Одесского обкома КП(б)У была неслучайной, ведь еще 11 января 1937 г. начальник Управления НКВД по Одесской области А. Б. Розанов сигнализировал наркому, что «Голуб протежирует и поддерживает ряд троцкистов»[961]. Кроме того, арестованный как член контрреволюционной организации А. М. Манюрин дал показания против Голуба. Об этом впоследствии свидетельствовал З. Б. Кацнельсон: «Допрос Манюрина я проводил по поручению ЦК КП(б)У, персонально – Косиора и Постышева. Дело в том, что, когда Балицкий доложил в ЦК КП(б)У показания Манюрина, которые разоблачали… Голуба, ЦК КП(б)У нашел, что свидетельств Манюрина для ареста Голуба недостаточно. Поэтому мне было поручено передопросить Манюрина и сообщить в ЦК мое мнение относительно правдивости свидетельств Манюрина. Балицкий предупредил меня, что необходимо будет делать очную ставку Манюрина с Голубом. Манюрин свои показания подтвердил»[962].
8-10 февраля 1937 г. Балицкий проводил городской и областной партийный актив в Одессе, где, как и везде, продолжалась охота на «скрытый троцкизм». И если в 1935 г. одесские чекисты под руководством начальника областного Управления НКВД А. Б. Розанова, его заместителя М. Г. Чердака и начальника СПО Г. М. Осинина-Винницкого арестовали 149 троцкистов и разоблачили 8 троцкистских групп, то в следующем году за решетку попали уже 643 троцкиста и было ликвидировано 47 контрреволюционных групп[963].
Но даже эти цифры уже не удовлетворяли наркома. Текст его доклада на активе не сохранился, но по воспоминаниям заместителя заведующего промышленным и транспортным отделом Одесского обкома КП(б)У Я. А. Черного, «общий тон доклада Балицкого можно было понять как сигнал к поискам в партии и советском аппарате врагов народа»[964]. В своем выступлении Розанов заявил, что на третьем активе говорят о неурядицах в Черноморском пароходстве, а «результата нет. Думаю, что тов. Балицкий сделает в настоящий момент, чтобы результат был». Нарком прервал его выступление словами: «Буду пытаться»[965].
Кроме того, Балицкий заявил одесским коммунистам, что невозможно плодотворно вести борьбу с врагами, пока областную прокуратуру возглавляет А. Н. Турин-Тальчинский. Дело в том, что он часто отказывал сотрудникам НКВД в санкциях на арест и называл их материалы шпаргалками. «Результат» не заставил себя ждать: 12 февраля областной прокурор повесился в туалете собственной квартиры. Через три дня повесилась и жена Турина[966]. Это было не единственное самоубийство среди руководства Одесской области: застрелился и заместитель председателя облисполкома С. А. Карга, старый чекист, награжденный Знаком почетного работника ВЧК-ГПУ (V) за № 153.
На том же активе Балицкий и Розанов обвинили Ф. Я. Голуба в поддержке и протежировании троцкизму, в результате чего тот был отстранен от должности и отозван в Киев. В столице Балицкий имел длительную беседу с Голубом наедине, после которой 16 февраля 1937 г. последнего вызывал к себе З. Б. Кацнельсон и сразу провел ему очную ставку с А. М. Манюриним-Броварским. В тот же день Голуба арестовали, а 23 сентября 1937 г. расстреляли.
Свое достаточно своеобразное отношение к троцкистам нарком внутренних дел УССР выразил на вечернем заседании Пленума ЦК КП(б) 31 января 1937 г. Процитируем стенограмму:
«Т. Косиор: Иногда всякими правдами и неправдами руководство протягивает людей, которые кажутся подходящими и смазывают все отводы и тому подобное. Но, все-таки, как говорят, коня не дадут выбрать, а здесь махровых, известных сволочей троцкизма, какие негодны, чтобы близко их подпускали, а их избирают.
Т. Балицкий: Если бы кони были, нужно было бы радоваться, а то троцкизм!
Голос с места: Против коней тов. Балицкий не отрицает.
Т. Балицкий: Лучше, чем троцкизм!»[967]
25 октября 1935 г. при проверке партийных документов в Харьковском авиационном институте по необоснованным обвинениям был исключен из ВКП(б) член партии с 1921 г. Г. С. Сухов. Отобрал у него партбилет и составил формулировку член Дзержинского райкома КП(б)У, начальник СПО УГБ Управления НКВД по Харьковской области М. И. Говлич. Когда протесты и жалобы Г. С. Сухова ни к чему не привели, он стал называть руководителей Дзержинского райкома бюрократами, а их методы проверки троцкистскими. Кроме того, в своем ближайшем окружении Сухов говорил, что «таких бюрократов надо стрелять», о чем, естественно, узнали чекисты.
14 мая 1936 г. по постановлению, подписанному капитаном госбезопасности М. И. Говличем и заместителем начальника Харьковского облуправления НКВД майором госбезопасности Я. З. Каминским, Г. С. Сухов был арестован по обвинению в террористических высказываниях. Начальник 1-го отделения СПО УГБ Управления НКВД по Харьковской области старший лейтенант госбезопасности Л. Н. Ширин и начальник 3-го отделения СПО УГБ Управления НКВД по Харьковской области лейтенант госбезопасности Б. Я. Лисицкий накануне судебного разбирательства дела Г. С. Сухова вызвали к себе свидетелей, «нажали» на них с целью получения компромата на арестованного. Кроме того, Лисицкий предоставил от своего агента заявление, в котором появлялись новые факты террористических высказываний Сухова. Тем не менее 27 декабря 1936 г. Г. С. Сухов по суду был оправдан [968].
5 февраля 1937 г. первым секретарем Харьковского обкома и горкома КП(б)У стал кандидат в члены ЦК ВКП(б), бывший первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Николай Федорович Гикало[969]. Безусловно, такой карьерный поворот для опытного партийного функционера иначе как понижением не назовешь и он решил отыграться.
Гикало, носивший на груди не только ордена Ленина и Красного Знамени, но и знак почетного работника ВЧК-ГПУ (V), обратил внимание на то, что одним из вдохновителей дела Г. С. Сухова был бывший второй секретарь харьковского горкома КП(б)У, а ныне разоблаченный троцкист Бобровников и обратился непосредственно к наркому внутренних дел СССР с просьбой разобраться в том, как проводилось следствие. Разбираться в марте приехал особоуполномоченный НКВД СССР старший майор госбезопасности В. Д. Фельдман в сопровождении Н. Л. Рубинштейна. Последний получил от З. Б. Кацнельсона «установку снизить принципиальную значимость этого дела» [970].
Фельдман провел собственное расследование и приказал освободить Сухова[971]. Довольный Гикало передал высокому московскому гостю анонимку, в которой Я. В. Письменный обвинялся в защите своего родственника – троцкиста Б. И. Шульмана[972].
Разбираться с этим сигналом Фельдман не захотел, потому что в Москве его ожидали куда более важные дела – допросы арестованных заместителя начальника УНКВД по Саратовской области комиссара госбезопасности 3-го ранга И. И. Сосновского и наркома внутренних дел Белорусской ССР Г. А. Молчанова, которого он лично беспощадно избивал, требуя компромат на Г. Г. Ягоду. Он будет посылать на смерть десятки своих прежних коллег, пока сам не попадет за решетку за принадлежность к франко-немецкой разведке и участие в антисоветском заговоре в органах НКВД