Кончилось это тем, что Балицкий дал указание завтра же созвать закрытое заседание Парткомитета и разобрать все указанные мною факты. Я же, еле стоя на ногах, пытался доказать происшедшую ошибку и свою правоту, что я это сделал только в интересах партии, принося Балицкому извинение.
С этим я покинул кабинет Балицкого. Выйдя из кабинета я разрядился[1011] слезами как маленький ребенок» [1012].
На следующий день в 12 часов дня состоялось заседание парткома НКВД. Открывая его, секретарь парткома Я. К. Крауклис заявил: «Заседание созвано для рассмотрения заявления инструктора Парт-комитета Навольнева, который вчера был у наркома Всеволода Аполлоновича Балицкого и хотел его спровоцировать»[1013]. Разбирались четыре с лишним часа. Инструктор признал свои ошибки, с критикой больше не выступал, но все равно был изгнан из НКВД. Л. И. Стрижевский переговорил с заместителем наркома здравоохранения А. О. Броневым, после чего Я. И. Навольнева направили директором санатория «Харакс» на южном берегу Крыма [1014].
1 апреля 1937 г. Всеволод Балицкий был на приеме у И. В. Сталина. Он пробыл в кабинете генсека ровно один час, как свидетельствует запись в журнале[1015]. О чем шла речь, неизвестно, но вполне возможно о каких-то новых перспективах работы. Как известно, Сталин умел обещать и умел успокаивать своих подчиненных. Назначение 15 апреля 1937 г. бывшего начальника ГУПВО НКВД СССР комкора М. П. Фриновского начальником ГУГБ и первым заместителем наркома внутренних дел СССР окончательно убедило Балицкого в том, что никаких перспектив в НКВД СССР у него нет. «У меня Фриновский был оперкомисаром, а теперь он будет нами командовать!»[1016] – так комментировал он это назначение знакомым. Н. Л. Рубинштейн свидетельствовал, что, «когда стало понятным, что Балицкий, который надеялся пойти первым заместителем к нему (то есть к Н. И. Ежову. – Прим. авт.), остается на Украине, со стороны Балицкого имел место целый ряд резких высказываний в адрес Ежова и даже оскорбительные выпады относительно него. Балицкий говорил, что было время, когда он, Постышев и Ежов одинаково котировались, а потом дело сложилось т. о., что Постышева Ежову удалось направить на Украину. Тоже самое произошло с ним, Балицким, а теперь он такой молодой и выпер так высоко»[1017]. И хотя приближенные почувствовали у Балицкого «большие упаднические настроения», на публике не подавал виду. В частности, он заявил на совещании: «Уверен, что Михаил Петрович (Фриновский. – Прим. авт.) будет хорошо ко мне относиться»[1018]. Подавленное настроение у наркома и его свиты чувствовалось все сильнее, но последующие события не мог предусмотреть никто.
8 мая 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело вопрос «О начальнике УНКВД Дальневосточного края» и постановило: «1. Для усиления чекистской работы на Дальнем Востоке перевести т. Балицкого с должности Наркома Внутренних Дел УССР на должность начальника УНКВД Дальне-Восточного края. 2. Отозвать т. Дерибаса в распоряжение НКВД СССР. Вопрос о дальнейшей работе т. Дерибаса решить по приезде его в Москву. 3. Подчинить т. Балицкому посланную решением ЦК ВКП(б) на Дальний Восток группу чекистов во главе с т. Мироновым [комиссар госбезопасности 3-го ранга Л. Г. Миронов возглавлял в то время 3-й (контрразведывательный) отдел ГУГБ НКВД СССР. – Прим. авт.][1019]. 11 мая был издан соответствующий приказ НКВД СССР[1020].
В тот же день, по воспоминаниям начальника Управления НКВД по Днепропетровской области Е. Ф. Кривца, «шифрованной телеграммой были вызваны в Киев все начальники облуправлений, где на совещании Балицкий объявил о своем переводе на Дальний Восток. Переброску свою Балицкий мотивировал укреплением руководства органов НКВД Дальнего Востока. Балицкий заявил, что новый нарком на Украину, по всей вероятности, будет назначен не скоро, а врио остается его заместитель Иванов. Балицкий прямо говорил, что всем начальникам облуправлений в практической работе необходимо опираться и ему больше доверять»[1021]. (Замечание было не случайным. Украинские чекисты считали В. Т. Иванова политиканом, который всегда старался угодить «и нашим и вашим». Временами у него случались охлаждения во взаимоотношениях с Балицким, но своего шефа он держался крепко.) После совещания все поехали на дачу НКВД УССР, где состоялась неофициальная часть: обед и прогулка по Днепру на пароходе[1022].
По свидетельству Я. В. Письменного, решение о перемещении было для Балицкого «неожиданным и принял он это очень болезненно. В связи с этим назначением Балицкий был очень расстроен»[1023]. Огорчены были и сотрудники, для которых, по словам начальника отделения 4-го отдела УГБ НКВД УССР старшего лейтенанта госбезопасности Н. А. Григоренко, отъезд наркома был «большой неожиданностью. Во всем наркомате буквально паника была»[1024]. В 4-м отделе больше всего паниковал С. С. Брук, который стал составлять списки сотрудников для отъезда на Дальний Восток вместе с наркомом[1025].
Впрочем, списки составляли не только в 4-м отделе, но и во всем наркомате. На Дальний Восток планировала выехать большая группа чекистов (Я. В. Письменний даже отказался ради Хабаровска от должности заместителя начальника 6-го отдела ГУГБ НКВД СССР). Однако делали они это не из-за преданности своему шефу, а из-за страха перед неопределенным будущим.
Перед отъездом Балицкий решил пересмотреть личные дела ответственных сотрудников наркомата. Делал он это из соображений собственной безопасности, потому что хорошо понимал, что компромат на подчиненных может быть использован против него. В деле заместителя начальника 5-го отдела УГБ НКВД УССР капитана госбезопасности Юлиана Игнатьевича Бржезовского было найдено анонимное заявление о том, что тот смолоду служил в легионерах[1026].
Это был далеко не первый сигнал против «особиста». Так, еще в феврале в 1929 г. в анонимке (написанной, как установили, сотрудником Особого отдела ГПУ УССР Фоминым) сообщалось общественности о том, что «Бржезовский – по национальности поляк (что скрывает), зажиточных родителей, воспитывался у ксендза и в 14 лет конфирмовался. Служил в польской армии и в 1919 г. был в чине офицера польских легионов. В 1920 г. Бржезовский, находясь в рядах Красной Армии на Польском фронте (причем каким образом он попал в ряды Красной Армии, об этом история молчит, но существуют две версии: одна, что Бржезовский был захвачен в плен частями Красной Армии, а вторая, что он якобы добровольно перешел в Красную Армию), как сомнительный элемент был изъят из рядов Красной Армии и вступил в особый участок 2-й кавдивизии делопроизводителем, потом был выдвинут секретарем и работал им до 1923 г. В 1923 г. Бржезовский был назначен помощником начальника, подружился с комдивом 2-й кавдивизии Григорьевым (речь идет о будущем комдиве П. П. Григорьеве. – Прим. авт.) и женился на его сестре… В конце 1923 г. Бржезовский был отозван в Особый отдел УВО и работал начальником 2-го отделения, а в 1928 г. благодаря протекции т. т. Гарина (В. Н. Гарин работал в то время заместителем начальника ОО УВО. – Прим. авт.) и Карлсона (К. М. Карлсон в то
время работал зампредом ГПУ УССР. – Прим. авт.) был выдвинут на должность начальника Полтавского окротдела. Бржезовский весьма хитрый человек и никаких оперативных или других заслуг за собой не имеет, кроме того большая часть оперативного и начальственного состава не доверяет ему как чекисту и часто о нем выражала разного рода сомнения»[1027].
Относительно сокрытия национальности Фомин не соврал, поскольку в анкете делегата ХІ съезда КП(б)У Бржезовский собственноручно записал: «Член ВКП(б) с февраля 1920 г., в 1898 году рождения, белорус, образование низшее» [1028]. Белорусом он числился и во всех чекистских документах[1029]. Однако другие утверждения оказались обыкновенной клеветой. Расследования, проведенные ГПУ УССР, их опровергли[1030].
На самом деле Ю. И. Бржезовский – чекист довольно заслуженный. Воевал на колчаковском и польском фронтах, был ранен в ногу. В 1921–1922 гг. в качестве командира отряда сражался на Подолии против атамана Я. В. Гальчевского. Будучи начальником Полтавского окротдела ГПУ, действовал активно против оппонентов большевиков, был награжден знаком почетного работника ВЧК-ГПУ (XV), боевым оружием системы «Маузер» от Коллегии ОГПУ УССР, боевым оружием от ВУЦИК и РВС УВО[1031].
Но «бдительные товарищи» не унимались. Во время партийной чистки в 1934 г. сотрудница ГПУ УССР Емец сообщила парткол-лективу, что, по словам бывшего чекиста Б. А. Потажевича, Бржезовский в 1920 г. во время наступления поляков якобы собирался украсть государственные средства и убежать в Польшу. Бржезовский отбросил эти обвинения, заявив, что в то время был уполномоченным ОО ХІІ армии и никакого отношения к драгоценностям не имел. Работал он в то время под руководством известного чекиста И. М. Островского, который его хорошо знал. На защиту своего коллеги выступили тогда начальник Оособого отдела ГПУ УССР М. К. Александровский и начальник отделения того же отдела поляк А. К. Левкович. Они охарактеризовали Бржезовского как «старого проверенного видного сотрудника-особиста, хорошего партийца»