[1151]. На допросах Александровский рассказал, что в 1935 г. вошел в состав руководящего центра «антисоветского террористического заговора» в НКВД УССР, куда был завербован руководителем этого заговора Балицким, вместе с которым собирался осуществить военный переворот. Вся работа чекистов-участников заговора была направлена на защиту заговорщиков от изобличения. Обвинялся Александровский и в принадлежности к троцкистской организации в Запорожье[1152].
Ознакомившись с протоколом допроса Александровского от 8 августа 1937 г., Сталин написал Ежову: «Арестовать: 1) Каширина (Начальника управления боевой подготовки НКО. – Прим. авт.).
2) Дубового (командарма 2-го ранга, командующего Харьковским военным округом. – Прим. авт.).
3) Якимовича (начальника Главного Управления лесной охраны и лесных насаждений при РНК СССР. – Прим. авт.).
4) Дорожного (чекист)
5) и других».
В этом протоколе отметки «арестовать», «взять» были сделаны Сталиным напротив 30 фамилий[1153].
О том, как вел себя Александровский во время следствия, рассказал впоследствии начальник отдела пожарной охраны НКВД УССР капитан госбезопасности С. Т. Карин-Даниленко: «В сентябре 1937 г., когда я попал к нему в камеру, он мне посоветовал не оказывать сопротивление, не подвергать себя пытке, а давать показания, которые нужны следствию. Иначе, говорил мне Александровский, вас уничтожат с жесточайшими мучениями, о чем он знает, как человек, который перенес эти мучения. “Я сам дал на себя и на другие выдуманные показания”, – сказал мне Александровский. Я спросил у него: “И на меня вы дали показания?”. Александровский ответил: “Нет, на тебя я не давал показания, ведь их не требовали. Но если бы они требовали, дал бы показания и на тебя”»[1154].
11 июля 1937 г. в Одессе в кабинете начальника областного Управления НКВД Г. А. Клювганта-Гришина в присутствии руководящих сотрудников управления был арестован старший майор госбезопасности А. Б. Розанов. Еще 14 июня он был назначен начальником Управления НКВД по Воронежской области, но к месту назначения так и не выехал. На допросе Розанов рассказал своему бывшему подчиненному Ю. Н. Толкачеву: «Я знал, что уже несколько лет вокруг Балицкого существует тесная, замкнутая группа руководящих работников НКВД – Бачинский, Письменный, Рубинштейн и др. Эта группа объединена общими антипартийными настроениями, крупными злоупотреблениями, связанными с бытовым разложением…
Балицкий пренебрежительно отзывался об украинских членах правительства, о ЦК КП(б). В презрительных выражениях он говорил о секретаре ЦК Косиоре С. В.
В беседах со своими людьми, Балицкий постоянно высказывал мысль о том, что он давно перерос свое положение и что он намечается на крупный пост, как например, – пред. СНК УССР, зам. Нарком-внудел Союза, зам. Наркомпути и др.
Балицкий и его группа создали атмосферу круговой поруки, совершая преступления и покрывая преступников…
Одновременно с этим, сам Балицкий и его группа были совершенно разложены в бытовом отношении. Пьянство, разврат были здесь обычным систематическим явлением. Дом отдыха “Дедовщина” на который расходовались бешенные деньги, по существу являлся притоном, домом терпимости. Балицкий сожительствовал с женами Шарова, Тимофеева, Семенова, Евгеньева и др., совершенно не скрываясь. Эти жены отличались своим вызывающим поведением.
Балицкий мне сказал о том, что ЦК ВКП(б), по его мнению, ведет неправильную политику, что ЦК недооценивает крупных людей, затирает настоящих руководителей, заслуженных и опытных. Он ссылался на свою особу, добавив, что ущемление его касается не только лично его, но безусловно отражается и на группе преданных ему людей.
Балицкий прямо заявил, что “надо искать выход, надо думать о другом”. В дальнейшей беседе он сказал, что главное состоит в том, чтобы подобрать и расставить своих людей, имеющих общие интересы, чтобы иметь крепко сколоченное ядро надежных людей.
Балицкий заявил мне, что у него есть такая группа людей, преданных ему и готовых идти за ним “в случае чего”, как он выразился, до конца, готовых идти на все. Здесь же он спросил меня, согласен ли я примкнуть целиком к этой группе. Я ответил согласием»[1155].
В ночь с 16 на 17 июля в своей квартире № 5 по улице Коммунистической, дом 517, был арестован заместитель наркома внутренних дел УССР, директор милиции Н. С. Бачинский [1156]. В своем заявлении на имя И. М. Леплевского от 23 июля 1937 г. он признал себя участником контрреволюционной группировки, состоящей из сотрудников НКВД УССР и, в частности, отметил: «Я с Балицким непосредственно проработал 10 лет, с двухлетним перерывом моей работы в ЦЧО (В 1932–1934 гг. Н. С. Бачинский был заместителем полпреда ОГПУ по Центрально-Черноземной области в Воронеже. – Прим. авт.). Еще в прежние годы, 1927–1931 год, Балицкий отличался высокомерием, надменностью, карьеризмом и самобахвальством, ради чего он был склонен даже приврать в серьезных вопросах. Мы, окружавшие его, обычно делали поправку на его болтовню из бахвальства.
Расстался с Балицким в 1931 году и вновь встретился с ним в середине 1934 года, будучи командирован из Москвы на должность начальника Главмилиции.
В окружении Балицкого я застал ряд группировок, сложившихся на антипартийной, беспринципной почве. Здесь сказалось растленное влияние Балицкого на ближайших сотрудников.
Его излюбленным методом было натравливание одного отвработника на другого и создание таких условий, при которых тот или иной работник, будучи скомпрометированным перед Балицким, становился от него в полную зависимость и должен был беспрекословно выполнять его волю. На разложение верхушки повлияли также и создание Балицким условий быта.
Балицкий в тратах на себя, и особенно, его жена, не знали никаких границ. Админхозуправление существовало в первую очередь для обслуживания Балицкого и жены, а затем уже, между прочим, для обслуживаний нужд Наркомата.
Попав в этот омут, я также начал жить такой жизнью. Образовалась группировка Бачинский, Рубинштейн, Циклис, Шаров. В борьбе за влияние на Балицкого, что он всяческими путями разжигал, я участвовал в ряде интриг, направленных против того или другого работника.
В результате такого руководства Балицкого аппарат особоуполномоченного, точнее сам Рубинштейн, использовался для всяких интриг и махинаций. Надо было кого-нибудь скомпрометировать – это можно сделать через Рубинштейна, добыть те или иные материалы – также через него. Если нужно убрать из аппарата неугодного сотрудника – Балицкий вызывает Рубинштейна и тот уже обязательно найдет материал. Таким образом, особоуполномоченный из аппарата, призванного содействовать вычищению органов НКВД, превратился в аппарат Балицкого по разным интригам и комбинациям. Я также в этом повинен, так как по ряду дел в этом направлении вместе с Рубинштейном выполнял волю Балицкого.
Наличие беспринципных группировок, бытовое разложение Балицкого и нас, его окружавших, создали обстановку, при которой начали формироваться антипартийные разговоры, которые перерастали в контрреволюционные. И в Наркомате, и в клубе, и на даче и везде Балицкий – центр внимания, а мы, его приспешники, аплодируем каждому его слову»[1157].
Писал Николай Бачинский и о том, что, по мнению Всеволода Балицкого, тот достоин более высокой должности, что «работа в качестве наркома внутренних дел не удовлетворяет, что он ее перерос, что ему нужен больший масштаб, что он должен стать секретарем ЦК КП(б)У и т. п.
Рассказывая неоднократно о заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б), на которых он иногда присутствовал, присутствующим он говорил, что там особенно бросается в глаза, какие члены Политбюро маленькие люди, что там ощущается только воля Сталина, что члены Политбюро – люди без своей мысли» [1158].
Видимо, Н. С. Бачинский представлял особый интерес для следствия и поэтому был доставлен в Москву. В его деле есть только один протокол допроса, датированный 17–20 сентября 1937 г. и подписанный помощником начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитаном госбезопасности М. А. Листенгуртом и оперуполномоченным этого же отдела лейтенантом госбезопасности Я. А. Кривошеевым. На допросе директор милиции признал себя виновным в том, что весной 1936 г. был завербован Балицким, втянут в антисоветский заговор, существовавший в РККА и НКВД. Балицкий сообщил Бачинскому, что украинскую организацию заговорщиков якобы возглавлял секретарь ЦК КП(б)У Н. Н. Попов, а участниками заговора являлись чекисты З. Б. Кацнельсон, М. К. Александровский и С. М. Циклис[1159].
1 августа 1937 г. в комнате № 111 московской гостиницы «Москва» был арестован отозванный в распоряжение НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга В. Т. Иванов. Только спустя полтора месяца после ареста он написал заявление на имя Н. И. Ежова, где сознался, что, будучи ослепленным авторитетом В. А. Балицкого, дал последнему согласие на участие в контрреволюционной организации, во главе которой, кроме самого Балицкого, был И. Э. Якир и некоторые другие члены Политбюро ЦК ВКП(б). Фамилии последних Иванов не назвал, видимо оставляя следователям простор для творчества.
На допросе 26 октября 1937 г., который проводили начальник 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР старший майор госбезопасности А. К. Залпетер и помощник начальника 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан госбезопасности М. М. Подольский, Иванов подтвердил эти заявления. Следователи утверждали, что Балицкий в своих показаниях называет антисоветскую организацию военно-фашистским заговором. Иванов заявил, что эти слова своего бывшего шефа неточны, так как руководящая группа заговорщиков организовывала внутри партии недовольство с целью смены руководства партии и изменения ее политики. По указанию Балицкого чекисты-заговорщики якобы саботировали борьбу с контрреволюцией на Украине, активно внедряли в работу НКВД УССР вредительскую директиву Г. Г. Ягоды, запрещавшую допрашивать арестованных позже двенадцати и часа ночи. Во второй половине 1936 г. была получена письменная директива наркомвнудела Украины, запрещающая арестовывать троцкистов и правых на основе одного протокола допроса