«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба — страница 82 из 88

[1176].

Можно ли верить этим словам Генриха Люшкова? Бывший сотрудник Управления КГБ по Хабаровскому краю С. Николаев, специально занимавшийся вопросами репрессий среди дальневосточных чекистов, считает, что нет. И приводит такие аргументы: «Мы не имеем никаких материалов о преследовании маршала. Что же о заданиях, которые касаются В. А. Балицкого и А. Я. Лапина, можно сказать, что Сталин таких задач Люшкову не мог дать по очень простой причине: в конце июня 1937 года, меньше чем через двадцать дней после своего назначения начальником Управления НКВД по Дальневосточному краю, В. А. Балицкий был отозван из Хабаровска и на момент назначения Люшкова находился уже в Москве. Там же был и А. Я. Лапин, а специалисты по ведению “следствия” уже беспощадно выбивали из него признание»[1177].

Существуют две официальные даты ареста Всеволода Балицкого. Первую, 7 июля 1937 г., приводил в «Справке по архивно-следственному делу № 612517 по обвинению Балицкого В. А» от 26 апреля 1956 г. военный прокурор отдела Главной военной прокуратуры СССР полковник юстиции Корюкин [1178]. Вторую, 12 июля 1937 г., указывает в «Выводе по материалам дополнительной проверки по архивно-следственному делу № 612517 по обвинению Балицкого В. А.» от 24 июня 1958 г. следователь 1-го отдела Следственного управления КГБ СССР капитан Гришин[1179].

Факты говорят все-таки о том, что Балицкий был арестован не позднее 7 июля по ордеру № 15 (без даты), подписанному Н. И. Ежовым. Немного удивляет тот факт, что между решением Пленума ЦК ВКП(б) об аресте Балицкого (25 июня) и самим арестом прошло довольно много времени. Однако обыск в служебном вагоне был проведен именно 7 июля[1180]. Пока что неизвестно, на какой станции или в каком городе СССР был арестован В. А. Балицкий. Нет также сведений, когда его привезли в Москву. Но есть основания утверждать, что случилось это не позднее 14 июля 1937 г. Именно в этот день Балицкий подал заявление на имя наркома внутренних дел СССР, где, как он писал позднее, «пытался представить себя как человека, который лишь объективно виноват в том, что невольно способствовал антисоветской деятельности врагов народа»[1181].

17 июля Всеволод Балицкий пишет новое заявление Николаю Ежову, в котором полностью отказывается от предыдущего послания, поскольку «гнусно обманул Вас. После долгого раздумья я пришел к выводу, что все равно я буду неизбежно разоблачен следствием, а поэтому я решил рассказать, как я самым гнусным образом обманывал партию и правительство, доверивших мне крупный государственный пост. Преступления мои перед страной огромны, я после многолетней честной работы очутился в стане самых худших врагов партии и народа» [1182].

Далее в заявлении признается, что является участником антисоветского троцкистско-фашистского военного заговора, руководимого Я. Б. Гамарником и его помощником М. Н. Тухачевским, в который был «вовлечен Якиром после известной обработки в конце 1935 года»[1183]. Кроме того, он, Балицкий, являлся членом «украинского центра» военного заговора вместе с И. Э. Якиром, Н. Н. Поповым, И. С. Шелехесом, Е. И. Вегером и Н. Н. Демченко. Основными целями заговорщиков было «свержение центрального руководства партией и страной вооруженным путем» или подготовка поражения Советского Союза в возможной войне с Германией, Польшей или Японией. Балицкий писал, что «работа руководимого мною Народного Комиссариата Внутренних дел УССР в своих главных оперативных направлениях была также поставленная на службу этим задачам заговора»[1184].

Участниками заговора среди военных он назвал: начальника штаба КВО комдива В. П. Бутырского, заместителя командующего войсками ХВО комкора С. А. Туровского, начальника политуправления КВО армейского комиссара 2-го ранга М. П. Амелина и его бывшего заместителя Н. О. Орлова (перед арестом – начальник политуправления Приволжского ВО), командира 7-го кавалерийского корпуса комдива П. П. Григорьева, командира 1-го кавалерийского корпуса комдива М. А. Демичева, командира и военного комиссара 17-го стрелкового корпуса комдива В. Э. Гермониуса, командира и военного комиссара 25-й Чапаевской стрелковой дивизии комбрига М. О. Зюка, командира и военного комиссара Летичевского укрепленного района Ю. В. Саблина.

Участниками заговора среди сотрудников своего бывшего наркомата, по утверждению Балицкого, были В. Т. Иванов, Н. С. Бачинский, С. С. Мазо, А. Б. Розанов, М. К. Александровский, Я. В. Письменный. Он также поручил Бачинскому завербовать Шарова, но выполнил ли начальник украинской милиции это задание, не знает. Заявление заканчивалось словами: «Я, несомненно, не вспомнил, а потому и не назвал всех известных мне участников заговора. На следствии я приложу все старания к тому, чтобы с максимальной полнотой вскрыть всю нашу преступную деятельность и всех заговорщиков»[1185]. 21 июля М. П. Фриновский направил это заявление И. В. Сталину, который ознакомившись с документом, оставил на его первом листе надпись «Обсудить с Ежовым» [1186].

В следственном деле В. А. Балицкого хранятся напечатанные на машинке протоколы его допросов, датированные 26 июля, 17 и 28 августа, 14 и 27 ноября 1937 г. Это ни в коем случае не означает, что допросы проходили лишь в эти дни. Допрашивали его второй заместитель наркома внутренних дел СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга Л. Н. Бельский, начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга Н. Г. Николаев-Журид и помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан госбезопасности М. А. Листенгурт[1187]. Все трое незадолго до того стали, как принято было в те времена говорить, «орденоносцами» (у Бельского и Николаева – ордена Ленина, у Листенгурта – Красной Звезды). Ордена они получили за ликвидацию «военно-фашистского заговора»[1188].

Применяли ли к Балицкому методы физического воздействия? Сомневаться в этом не приходится. Во время своих поездок по стране Лев Николаевич Бельский (он же Абрам Михайлович Левин) призывал подчиненных не церемониться с арестованными. Так, в августе 1937 г. в Киеве, по словам тогдашнего начальника отделения 5-го отдела УГБ НКВД УССР младшего лейтенанта госбезопасности А. Р. Долгушева, «Бельский всем дал ясную установку на оперативном совещании работников наркомата: “Шпик или участник организации, все равно он будет расстрелян. Так, чтобы взять от него, – дайте ему в морду”. Все с одобрением отнеслись к этому»[1189]. В Сталино, по словам местных чекистов, второй заместитель наркома внутренних дел СССР тоже «давал установки избивать арестованных» [1190].

В правдивости таких свидетельств нет сомнения, ведь М. П. Фриновский характеризовал Н. Г. Николаева-Журида и М. А. Листенгурта как «следователей-колольщиков», которые «бесконтрольно применяли избиение арестованных, в кратчайший срок достигали “показаний” и умели грамотно, цветисто составлять протоколы»[1191]. А ближайший помощник Н. И. Ежова старший майор госбезопасности И. И. Шапиро утверждал, что «Николаев и его группа были для Ежова самыми надежными, и в то самое время, самыми беспринципными, готовыми на все. Они не стыдились никаких средств, шли на прямую фальсификацию дел и свидетельств»[1192].

Позднее Ежов, правда, характеризовал Николая Галактионовича Николаева-Журида как «продажную шкуру, которую нужно покупать»[1193]. И покупал. По словам бывшего начальника Административно-хозяйственного управления НКВД СССР старшего майора госбезопасности С. Б. Жуковского, Николаев-Журид часто требовал у него «то лучшую дачу, то помещения жены в особо хороший санаторий, то предоставления лучшей машины»[1194]

О том, как оформлялись протоколы в 5-м отделе ГУГБ НКВД СССР, рассказал позднее Ф. П. Малышев, возглавлявший в 19371938 гг. 7-е отделение этого подразделения: «Тогда был порядок, при котором записи от руки не велись, а все вопросы и ответы писались на заметки, на основании которых составлялся протокол, а заметки уничтожались. Составленный таким образом протокол давался на корректировку начальнику. Николаеву, или Листенгурту, и после корректировки отпечатывался на машинке и давался на подпись арестованному»[1195]. М. А. Листенгурт отличался своим умением красочно составлять протоколы, умело выстраивая цепочку взаимных связей между арестованным и его мнимыми сообщниками и используя при этом метафоры и образные выражения[1196].

Михаил Александрович (Аронович) Листенгурт был основным следователем по делу Всеволода Балицкого и являл собой яркий образец чекиста, сделавшего блестящую карьеру во времена ежовщины[1197]. О методах работы Листенгурта поведал бывший нарком внутренних дел УССР Александр Иванович Успенский, у которого тот в феврале-апреле 1938 г. возглавлял 5-й отдел УГБ НКВД УССР: «Листенгурт путем фальсификации следствия по неосновательно арестованным командирам еще больше расширил арест. На Украину Ежов повез с собой бригаду в составе Листенгурта и других работников (речь идет о приезде наркомвнудела СССР в феврале 1938 г. в Киев. –