– Вот! – воскликнул тон с внезапно вспыхнувшим энтузиазмом. – Обучение в коллегии! Я говорил с аббатом, и…
– Да? – спросил молодой священник.
– Хотя мы не сошлись во мнениях по некоторым вопросам, я его понимаю. Надеюсь, обмен учащимися поможет наладить отношения. Конечно, мы выделим вам стипендию, и я уверен, что аббат сможет извлечь из этого пользу.
Брат Корноэр наклонил голову, но ничего не сказал.
– Ну же! – Ученый рассмеялся. – Или предложение тебя не радует, брат?
– Конечно, это лестно. Однако подобные вопросы решаю не я.
– Понимаю. Но мне и в голову не придет обсуждать данную идею с аббатом, если она тебе не по душе.
Брат Корноэр помедлил.
– Мое призвание – религия, – сказал он наконец, – то есть жизнь, проведенная в молитвах. Мы считаем нашу работу тоже своего рода молитвой. А это… – он указал на динамо-машину, – мне кажется, это скорее игра. Тем не менее, если дом Пауло меня отправит…
– …То ты с неохотой подчинишься, – кисло закончил ученый. – Уверен, я сумею убедить коллегию отправлять вашему аббату по крайней мере сотню золотых ханнеганов за каждый проведенный у нас год. Я… – Он умолк, вглядываясь в лица собравшихся. – Извините, я что-то не так сказал?
Спускаясь по лестнице, аббат остановился на полпути и посмотрел на несколько повернувшихся к нему ничего не выражающих лиц. Тон Таддео заметил аббата и дружелюбно кивнул:
– Мы как раз говорили о вас, святой отец. Если вы слышали, о чем речь, то, возможно, мне следует объяснить…
Дом Пауло покачал головой:
– В этом нет необходимости.
– Но я бы хотел обсудить…
– А можно позже? Я спешу.
– Разумеется, – ответил ученый.
– Я скоро вернусь.
Аббат снова поднялся по лестнице. В дворе его ждал отец Голт.
– Они уже слышали, господин? – мрачно спросил настоятель.
– Я не спрашивал, но уверен, что нет, – ответил дом Пауло. – Они там просто болтают о каких-то глупостях. О том, чтобы взять брата К. с собой в Тексаркану.
– Значит, точно не слышали.
– Да. Где он?
– В гостевом домике. Бредит. С ним врач.
– Сколько братьев знает, что он здесь?
– Человека четыре. Мы как раз служили мессу, когда он вошел в ворота.
– Передай этим четырем, чтобы молчали. Затем иди в подвал к нашим гостям. Будь с ними любезен, но ничего об этом не говори.
– Разве мы не должны им сообщить?
– Должны, разумеется. Только пусть сначала подготовятся к отъезду. Ты же знаешь: это их не остановит. Так что расскажем им в последнюю минуту, чтобы свести к минимуму конфуз. Та вещь с тобой?
– Нет, я оставил ее в гостевом домике, вместе с его бумагами.
– Я навещу его. А ты предупреди братьев и ступай к нашим гостям.
– Да, господин.
Аббат пошел к гостевому домику и у входа в комнату беженца столкнулся с братом-фармацевтом.
– Он выживет, брат?
– Не могу знать, господин. Дурное обращение, голод, воздействие стихий, лихорадка… Если Богу будет угодно…
– Я могу с ним поговорить?
– Ему это не повредит. Но он бредит.
Аббат вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь.
– Брат Кларет?
– Не надо, – простонал человек, лежавший на постели. – Ради Бога, не надо… Я рассказал все, что знаю. Я предал его. Оставьте меня… в покое.
Дом Пауло с жалостью посмотрел на секретаря покойного Марка Аполлона, бросил взгляд на его руки. Там, где когда-то были ногти, теперь гноились раны.
Аббат содрогнулся и отошел к столику, стоявшему у кровати. В небольшой стопке бумаг и личных вещей он быстро отыскал напечатанный документ, который беглец принес с собой с востока.
«ХАННЕГАН, Милостью Божией Монарх Тексарканы, Император Ларедо, Защитник веры, Доктор юриспруденций, Кланов кочевников Вождь и Верховный вакеро Равнин – привет ВСЕМ ЕПИСКОПАМ, СВЯЩЕННИКАМ И ПРЕЛАТАМ Церкви в пределах наших законных владений. БЕРЕГИТЕСЬ, ибо это ЗАКОН, а именно:
(1) Поскольку иноземный правитель, некий Бенедикт XXII, епископ Нового Рима с намерением установить незаконно власть над клиром этой страны попытался сначала поместить Церковь Тексарканы под интердикт, а затем – приостановить действие интердикта, тем самым внеся великое смятение в души верующих и вызвав небрежение делами духовными, Мы, единственный законный правитель над Церковью в этом государстве, действуя в согласии с советом епископов и духовенства, сим объявляем Нашим верным подданным о том, что вышеупомянутый епископ Бенедикт XXII – еретик, стяжатель, убийца, содомит и атеист, недостойный одобрения Святой Церкви на землях Нашего королевства, империи или протектората. Тот, кто служит ему, не служит Нам.
(2) Поэтому да будет известно, что и указ об интердикте, и указ, приостанавливающий его, сим ОТМЕНЯЮТСЯ, АННУЛИРУЮТСЯ, ОБЪЯВЛЯЮТСЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМИ И НЕ ИМЕЮЩИМИ ЗНАЧЕНИЯ, поскольку изначально были незаконными…
Далее эдикт предписывал провести лицензирование тексарканского духовенства, объявлял преступлением совершение таинств лицами без лицензии и ставил условием для получения лицензии клятву верности правителю. Документ завершали знак Ханнегана, а также подписи нескольких «епископов», имена которых аббату ничего не говорили.
Дом Пауло бросил бумагу на стол и сел рядом с кроватью. Беглец тяжело дышал, глядя в потолок.
– Брат Кларет? – позвал он негромко. – Брат…
Глаза ученого горели; он испытывал праведный восторг специалиста, который вторгается в область компетенции другого специалиста ради искоренения путаницы.
– Не буду спорить, – сказал он, отвечая на вопрос послушника. – Я действительно нашел здесь один источник, который, по-моему, заинтересует тона Махо. Конечно, я не историк…
– Тон Махо? Тот, который… э-э… пытается править Книгу Бытия? – сухо спросил отец Голт.
– Да… – Ученый умолк и удивленно взглянул на Голта.
– Ничего, – усмехнулся священник. – Многим из нас кажется, что Книга Бытия – в той или иной степени аллегория. Что вы нашли?
– Один до-Потопный фрагмент, в котором, насколько я понимаю, выдвигается весьма революционная концепция. Если я правильно его интерпретировал, то человек был создан лишь незадолго до гибели последней цивилизации.
– Что-о-о? Тогда откуда взялась цивилизация?
– Ее создали не люди, а предыдущая раса, вымершая во время Огненного Потопа.
– Но ведь Святое Писание повествует о событиях, произошедших за тысячи лет до Потопа!
Тон Таддео многозначительно промолчал.
– Вы считаете, – сказал Голт, внезапно испугавшись, – что мы – не потомки Адама? Что мы не связаны с человечеством?
– Подождите! Я всего лишь выдвигаю предположение о том, что раса, жившая до Потопа, которая называла себя «людьми», незадолго до своей гибели создала «по своему образу и подобию» живых существ, предков нынешних людей – в качестве расы рабов.
– Даже если вы полностью отвергаете Книгу Откровений, то никакой здравый смысл не оправдает подобное усложнение!
По лестнице спускался аббат; он тихо остановился на нижней площадке, пораженно прислушиваясь к разговору.
– Да, так может показаться, – возразил тон Таддео, – если не принимать во внимание, как многое это объяснило бы. Вам известны легенды об эпохе Упрощения. Все они обретают новый смысл, если рассматривать Упрощение, как мятеж искусственно созданной расы рабов против своих создателей – на что намекают обрывочные свидетельства. Это также объяснило бы, почему в наши дни человечество настолько уступает древним, почему наши предки стали варварами, когда исчезли их хозяева, почему…
– Боже, помилуй этот дом! – вскричал дом Пауло, сойдя с лестницы. – Пощади нас, Господи, ибо не ведаем, что творим.
– Я знал, что этим кончится, – пробормотал ученый.
Старый священник надвигался на гостя, как воплощенная Немезида.
– Значит, мы всего лишь твари и порождение тварей, господин философ? Созданные богами, меньшими, чем Бог, и потому не идеальные – не по своей вине, конечно?
– Это всего лишь догадка, но она многое бы объяснила, – холодно ответил тон, не желая отступать.
– И многое бы оправдала, верно? Восстав против своих создателей, люди, без сомнения, справедливо убили тиранов, бесконечно злых сынов Адама.
– Я не говорил…
– Покажите мне это удивительное свидетельство, господин философ!
Тон Таддео торопливо порылся в своих записях. Свет мигал – послушники у ворота напрягали все силы, чтобы услышать разговор. Небольшая группа монахов-зрителей пребывала в состоянии шока, пока появление неистового аббата не рассеяло оцепенение и испуг. Монахи перешептывались; кто-то даже посмел хихикнуть.
– Вот, – объявил тон Таддео, передавая несколько страниц дому Пауло.
Аббат бросил на него яростный взгляд и принялся читать. Повисло тягостное молчание.
– Полагаю, вы нашли это в разделе незасекреченных документов? – спросил Пауло через несколько секунд.
– Да, но…
Аббат продолжил чтение.
– Мне, пожалуй, нужно укладывать вещи, – пробормотал тон Таддео. Монахи беспокойно переминались с ноги на ногу, мечтая незаметно ускользнуть. Корноэр о чем-то раздумывал в одиночестве.
Через несколько минут дом Пауло внезапно сунул записи Голту.
– Lege![81] – грубо скомандовал он.
– Но что…
– Похоже, это фрагмент пьесы или диалога. Я уже видел его. Он про каких-то людей, которые создали искусственных людей-рабов. А рабы восстали против своих господ. Если бы тон Таддео прочитал достопочтенного Боэдулла, то знал бы, что автор классифицирует этот текст как «скорее всего, сказка или аллегория». Впрочем, зачем тону оценка достопочтенного Боэдулла, если он может вынести свою собственную.
– Но какого рода…
– Lege!
Голт с бумагами отошел в сторону. Пауло вновь повернулся к ученому и заговорил – вежливо, назидательно, решительно:
– По образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил…