— Знаешь, дело, которое мы затеваем, не только мое, оно наше общее, я серьезно.
Она уже начала подбирать рекламные лозунги и даже придумала один, просто классный — ей самой очень нравилось, но она не согласилась его показать, хотела довести до блеска.
Несколько дней я продолжал заниматься организационными вопросами, в Сен-Сен-Дени дела шли на ура, мой агент звонил каждое утро, заказывая как минимум два видака. Я выяснил, что еще пара агентов тоже начали торговлю — бармен в одном кафе на Енисейских и портье в отеле на Риволи. Они не могли похвастаться активностью Моктара, но представили весьма солидные гарантии и позволили мне немного расширить клиентуру. Я совершенно сознательно не стал связываться, к примеру, с ребятами с площади Пигаль — да, это известная толкучка, но я предпочитал держаться подальше от сомнительных компаний, чем меньше имеешь с ними дел, тем ниже вероятность, что однажды тебе преподнесут неприятный сюрприз.
В воскресенье я звякнул в Лилль, адвокат подтвердил заказ минимум на двадцать, а если получится — на двадцать пять видаков, и рано утром в понедельник я выехал через ворота Ля-Шапель на магистраль, направляясь к новому рынку сбыта. У торговца подержанными машинами на Блан-Мезниль я прикупил небольшой грузовичок — за пять штук плюс видак, мотор и кузов были практически новые, документы в полном порядке. Наша компания уже нуждалась в собственном транспорте, а поскольку запасы товара стремительно таяли, я собрался как можно скорее сгонять в Гавр, чтобы их пополнить.
По радио сказали, что пробка стоит аж до Руасси, я поудобнее устроился и сосредоточился на мыслях о будущем.
С какой стороны я его ни рассматривал, найти слабое звено не мог, каждая деталь системы была отлично пригнана: встретил девушку — у нас завертелась настоящая любовь, как в кино, да что там, лучше, чем в кино, таких, как Мари-Пьер, одна на миллион, и это было не только мое мнение, а что касается бизнеса, тут все схвачено, удача мне явно улыбалась, мои начинания вскоре должны окупиться сторицей, а там недалеко и до собственной фирмы, «Экстрамиль» — лишь начало, прощайте, планы-однодневки и лестницы, провонявшие мочой, всего хорошего; что до Саида и других ребят из бара, мы, конечно, будем изредка встречаться, но, так сказать, в другой жизни. Я чувствовал, что поднимаюсь на принципиально новый уровень, у меня в руках были все карты, и ничто не могло помешать моим планам. Как только аэропорт остался позади, дорога опустела, я ехал в гордом одиночестве, компанию мне составляли юная весна да видаки в кузове, встреча должна состояться сегодня после полудня, так что времени впереди было навалом.
Мне доводилось бывать на пикардском побережье — в районе Берка, в Туке, но, по большому счету, это была моя первая поездка на север. Уже на подъезде к Лиллю я приметил небольшие черные насыпи и решил, что это, видимо, и есть знаменитые терриконы, — надо было лучше подготовиться к поездке, никогда нелишне заранее изучить район, который собираешься посетить, но из-за спешки я упустил этот момент. Я сразу направился в центр, у адвоката там в два часа был процесс, но он сказал, что это ненадолго, и предложил мне прийти прямо в зад суда. Если центр был само очарование, старинные улочки в прекрасном состояний, то здание суда выглядело отвратительно — какой-то современный монстр, оно совершенно не вписывалось в общий стиль. В суде был открыт лишь один зал, куда я и вошел. Вы меня сразу узнаете, заверил адвокат по телефону, из всех судейских только я один с усами как у д’Артаньяна и в уникальных очках с полукруглыми-полуквадратными стеклами; разумеется, я сразу его углядел, он был в длинном балахоне и вещал что-то посреди зала.
Большая часть публики состояла из школьников при учительнице, я сделал знак своему партнеру, он подмигнул в ответ, мол, буду в вашем распоряжении через минуту.
— Посмотрите, сказала учительница, — все эти люди совершили преступления, но пока им не вынесут приговора и не осудят, их называют «обвиняемые».
— А кем обвиняемые? — спросила одна девочка. — Своими соучастниками?
Вошел суд, и все встали; меня судили лишь однажды, за кражу, но, к счастью, по фальшивому паспорту, так что перед законом я был чист, как младенец, ни в одной картотеке не числился. В целом здесь был тот же цирк: суд идет! — завопил судебный исполнитель, или распорядитель, не помню, как точно, и всем пришлось подняться; когда меня судили, прокурор был пьян вдрабадан, даже не верилось, что он дотянет до конца заседания, сначала он кипел праведным гневом, толкая речь, о том, почему настаивает на максимальном сроке, и призывал публику к порядку, однако постепенно взбунтовавшийся желудок совсем его доконал, так что ближе к концу он только и мог бормотать: «применения закона, требую применения закона». Мне дали ровно месяц, но, поскольку приближалось четырнадцатое июля, через две недели меня выпустили с королевскими почестями.
— По вашей довольной улыбке я вижу, что вас нисколько не волнуют последствия вашего проступка.
На этот раз прокурор не был ни стар, ни пьян — на вид зеленый студент; преступник, сидящий перед ним, угнал машину, но обвинялся только в хранении краденого, его поймали, когда он сидел за рулем, а не взламывал замок, на что он и напирал. Замечательно, воскликнул прокурор, я вижу, вам прекрасно знакомы несовершенства нашего законодательства, поздравляю. Господин председатель и господа присяжные заседатели, я призываю вас не делать скидку на юный возраст обвиняемого, — при этом слове учительница кивнула своим подопечным, — несмотря на то, что прежде у него не было судимостей, я считаю необходимым внушить молодому человеку, насколько это серьезно, — и он потребовал четыре месяца условного осуждения с испытательным сроком, а это значит, что при малейшем нарушении парень без разговоров отправляется в тюрьму, чего не подразумевалось при просто условном осуждении. Было объявлено совещание по делу, обвиняемый подошел к своему другу, который сидел тут же в зале, и они продолжали болтать и гоготать, даже когда распорядитель объявил следующее слушание.
Со своего места я видел, как адвокат наседает на ассистентку: мадам заплатила, вы получили в кассе наши гонорары? Та сделала огорченное лицо: нет, мадам Рэнье еще не внесла деньги. Услышав свое имя, мадам Рэнье поднялась с места и вымученно улыбнулась: понимаете, господин адвокат, у меня сейчас трудности, а поскольку вы сказали… она перетаптывалась на месте, адвокат не дал ей закончить: мадам Рэнье, мне очень неприятно, вы ставите нас обоих в крайне неудобное положение, — во время разговора он протирал свои очки концом мантии, — я не могу обещать, что без оплаты проведу вашу защиту на достойном уровне. Женщина наклонила голову, сказала «хорошо» и достала чековую книжку: по крайней мере, вы не могли бы обналичить чек попозже? Адвокат вздохнул: что вы хотите от меня услышать, мадам Рэнье, что я могу вам ответить? Твари поганые, заметил какой-то пожилой господин рядом со мной, как прижимать простых людей — они орлы, а если в них нуждаешься, поверьте, тут они вообще с цепи срываются.
Чтобы отвязаться от нее, адвокат согласился отсрочить платеж, следующее слушание было перенесено — в деле не хватало материалов, без которых истец выступать не мог, суд шел своим чередом. Группа школьников бурно обсуждала судебное разбирательство: для угонщика условное осуждение — большой подарок, а испытательный срок удержит его от рецидива; училка была того же мнения: прекрасное решение, которое оставляет ему шанс. Ребята были ненамного младше обвиняемого, может, на год, максимум на два; не согласен, угон машины — это не шутка, сказал мальчик, сидящий с краю, для простых людей машина — большая сумма, страховка не покрывает ее целиком, по-моему, неправильно, что этот парень ни фига не получил. Я начал нервничать, мой грузовик стоял снаружи, а я не знал, сколько времени это продлится. Дело выносится на обсуждение, сказал судья, и вот перед ним уже всхлипывала мадам Рэнье; понимаете, я просто потеряла голову, — оказалось, она украла белье в универмаге. Это трагедия повседневности, понятная каждому из нас, результат попытки разжечь угасающее пламя, спасти брак, который терпит крушение, заливался соловьем адвокат. Мадам Рэнье вернулась наместо; прикладывая к глазам платок, адвокат показал мне на дверь, и я вышел вслед за ним. В коридоре адвоката окликнули: мсье, мсье,— это была мадам Рэнье, — как, вы не останетесь до конца? Адвокат замер на месте: мадам Рэнье, мне платят за то, чтобы я вас защищал, а не за то, чтобы я проводил полдня в ожидании решения, суть которого мне известна с самого начала; как я и говорил, вам придется заплатить небольшой штраф, и, надеюсь, суд удовлетворит мою просьбу не вносить никаких записей в соответствующий раздел вашего досье.
На улице сияло солнце, красотка-«мазда» адвоката стояла через две улицы, мы сели и сразу перешли к делу; да, он был не прочь совершить крупную сделку, но боялся рисковать и сто раз возвращался к одним и тем же вопросам, желая точно знать, во что влезает, и поэтому досконально прощупывал почву: откуда я беру товар и правда ли, что опасность сведена к минимуму; это от вас зависит, говорил я, вы покупаете, вы и продаете, так что весь риск исходит от вас, не от меня. Тогда он стал настаивать, чтобы я предъявил ему паспорт, это будет дополнительная гарантия; так не пойдет, сказал я, если что-то случится, вы, в отличие от меня, выйдете сухим из воды, и он со мной согласился.
— Мой план — создать четко организованную сеть по всей Франции, а не кучу проблем себе и другим.
И я подробно объяснил ему, какой вижу свою компанию, как представляю себе ее развитие. Официально это будет компания какого типа? — спросил он. Скорее всего, ООО, сказал я, по-моему, для начала это самое лучшее, он одобрил, после нашей беседы он, похоже, успокоился, мы вернулись к грузовику, я пересел и поехал за ним к его дому, он сказал, что будет безопаснее посмотреть товар в другом месте.
— Вы здесь живете? — спросил я.