споди, сказал я себе, когда она заерзала на стуле, так и есть, теперь все ясно, — меняя позу, она ухитрилась задрать халат почти до бедер, одна пуговица отскочила, я мог созерцать ее раздвинутые ляжки… что делать, если она вскочит и начнет приставать? Похоже, живя одна-одинешенька в такой глуши, она умом тронулась; я хотел было подняться — ну, все, мадам, пошутили, и хватит, вот вам сто франков, кладу их сюда, на стол, и беру немножко бензина, и что бы она ни ответила, пошел бы во двор и заправился, — однако я не мог издать ни звука и сидел, как приклеенный, а она понесла какой-то бред: сначала были Уран и Гея, они породили титанов и всяких там чудовищ — циклопов сторуких, Уран был жесток и деспотичен, ненавидел своих детей и упрятал их глубоко под землю. Я не мог оторвать глаз от ее ног, поднимал голову и старался смотреть ей в лицо, но в конце концов не выдерживал и снова разглядывал ноги — тонкие и мускулистые; она была не так уж стара, меня стали одолевать эротические видения, я пытался избавиться от них, но ничего не получалось: мы с ней голые в кровати… это было сильнее меня, а она все тараторила и тараторила: как-то раз Гея, решив проучить мужа, подговорила на это своего сына Кроноса — он был последний из титанов и ненавидел отца; она дала ему нож, выкованный из такой прочной стали, которую гранит не мог затупить; даже самый твердый, и когда Уран вошел к Гее, чтобы вновь овладеть ею, Кронос выскочил и отрезал ему член… Она могла сказать — хозяйство, причиндалы, или как-нибудь еще, но сказала именно «член» и дальше стала нести непристойности; вдруг, не знаю почему, я почувствовал дикую боль в затылке; словно кто-то треснул меня по башке, а по телу пошли судороги. …Кровь Урана дождем пролилась в море, а его семя, смешавшись с землей, породило разные божества. Она замолчала и уставилась на меня, а я продолжал трястись. Потом самым светским тоном она спрашивает: скажите, вы не встречали дьявола, он всегда бродит неподалеку? — точно, я нарвался на чокнутую! Но она пощелкала языком, и тут прибежала огромная собака, настоящий монстр, пострашнее собаки Баскервилей; она почесала псу за ушами стала бормотать нежности: ой ты, мой маленький, мой Дьяволенок… оказывается, она спрашивала про пса; но по ее тону я на миг решил, что речь идет о Сатане, — обстановка располагала, поставьте себя на мое место. Короче, я засмеялся, сначала тихо, потом все громче и громче, по-моему, они смотрелись ужасно комично, косматый Дьявол и ведьма в замызганном тряпье.
— Представляете, когда вы спросили про Дьявола, я было подумал, что вы — ведьма.
Она тоже рассмеялась: какие глупости; я чувствовал себя как после пары косячков, из дальнейшего помню лишь одно: я пытаюсь подняться, собака рычит, а глаза ведьмы излучают свет, как у вампиров в кино. Когда, дрожа от холода, я очнулся в своем грузовичке, уже рассвело, на соседнем сиденье стояла канистра с бензином.
Первая моя мысль была: деньги! Я ощупал себя и впал в уныние — мне оставили лишь несколько купюр, в общей сложности около тысячи, но конверта не было, и я понял, что меня обули. Воображение тут же дорисовало продолжение кошмара: я возвращаюсь в Париж и пытаюсь скрыть правду — хорош, ничего не скажешь, а еще критиковал Жоэля; не может быть, этого не может быть, твердил я, мне оставалось только украсть ствол в оружейном магазине и попытать счастья в Бове, ограбив банк.
Это был полнейший крах. У меня пересохло в горле, сердце буквально выскакивало из груди, и тут — как вспышка в мозгу; слава тебе, господи, прошептал я. Перед встречен с ведьмой я заныкал конверт под обшивкой дверцы, проверил — он оказался на месте. Трясущимися руками я пересчитал деньги: ничего не пропало — спасен! Несколько минут я сидел неподвижно, ожидая, пока восстановится дыхание, и пытался вспомнить, что же произошло там на ферме, но после того, как на меня зарычал пес, все тонуло в тумане, я понятия не имел , как добрался до грузовика и откуда взялась канистра.
Ну да ладно, главное, что теперь можно отправляться в путь: судя по запаху, бензин настоящий, и это радует; я перелил содержимое в бензобак. Солнце встало недавно, было прохладно, часы показывали тридцать пять минут девятого. Опустошив канистру, я направился к щиту с названием фермы: канистра могла принадлежать только здешней хозяйке, больше некому, не Святой же дух мне ее подкинул; я не собирался ее присваивать и положил на видное место, а когда забирался в кабину, услышал тихий звук — то ли кашель, то ли смех — и напряг слух, но все было напрасно; на солнце нашла туча, гонимая ветром, она надвигалась на поле, сейчас и меня накроет… и тут звук повторился еще раз, более явственно — это был смех, ведьмин смех, я мог дать голову на отсечение, и меня охватила паника: я нахожусь в проклятом месте, не знаю, что за дела здесь творятся… вдарив по газам, я на всех парах понесся прочь — бензин и бабки в наличии, а остальное мне было по фигу.
Немного успокоиться я сумел лишь на подъезде к Парижу, но, как ни пытался подобраться к разгадке ночных событий, так и не мог толком отдать себе отчет, что же со мной произошло.
Мари-Пьер ждала меня дома, немного обеспокоенная тем, что я не позвонил; занеся наверх непроданный товар — всего три видака, — мы поцеловались. Я тебе такое расскажу, говорю, и с этими словами достал конверт. Конечно, она в жизни не видела столько денег, но надо заметить, не потеряла голову: никогда не следует вкладывать в дело все, только часть, есть даже мудрая поговорка на этот счет. Потом я похвастался, как у меня брали интервью после выступления: кстати, я не забыл упомянуть и твою работу, надеюсь, это тоже войдет в статью.
— Какую статью?
Я решил немного поломаться: в «Курьер пикар», какую же еще, прямо в завтрашнем номере. Она просто обалдела — правда, он тебя фотографировал? — и даже немного расстроилась, что ее там не было; кстати, почему ты сразу не поехал назад, небось развлекался с какой-нибудь практиканткой? Я стал ее разубеждать: что ты, я задержался совсем не поэтому, и поведал о своем приключении с бензином и хозяйкой фермы, — она слушала меня, открыв рот.
— И что ты обо всем этом думаешь?
Я немного помедлил с ответом, передо мной всплыли образы жуткой псины и пакостная рожа гогочущей ведьмы.
— Честно говоря, ни черта я не понял, может, она была чокнутая или с придурью, не знаю.
За время моего краткого отсутствия Мари-Пьер не теряла времени даром: дело завертелось, один агент заказал аж пятнадцать видаков для своего района, я должен позвонить ему в час, а Моктар взял пять — сначала три, потом еще пару, причем заплатил всю сумму сразу, что подтверждало мою правоту: очень важно оказать доверие тому, кто давно его потерял; она заносила все данные в книгу учета, и я вписал в статью доходов пятнадцать лилльских тысяч.
— А это еще что?
В расходах стояло четыреста восемнадцать франков на полиграфию.
— Сюрприз, — сказала она, — закрой глаза.
Я подчинился и услышал, как она чем-то зашуршала под кроватью.
— Все, теперь можно смотреть.
Передо мной лежал большой альбом, я открыл и на первой странице увидел мою эмблему «Экстрамиль», только поаккуратнее и покрупнее, а внизу лозунг: «Товары экстра-класса плюс современный стиль!»
— Там дальше еще несколько вариантов.
Я пролистал альбом; на каждой странице красовалась эмблема в слегка измененном варианте и новый девиз; «Экстрасервис и современный стиль»; «Товары наши всех на свете краше». А последнюю она придумала с подачи Саида: «Больше, чем экстра, длиннее ста миль — это компания „Экстрамиль“! Наше качество и надежность к вашим услугам».
— Здорово: «Качество и надежность» — скромно и со вкусом, мне нравится.
Там были еще варианты, и все обыгрывали название компании, например: «„Экстрамиль“ для серьезных людей — это класс, лучший товар, вы найдете, у нас!» — и тому подобное, подчеркивалось высокое качество обслуживания или делался упор на другие козыри: конфиденциальность, солидность, надежность; у меня комок стоял в горле, это было именно то, чего я хотел, только у нее получилось намного лучше.
— Ну, что скажешь, тебе нравится?
Конечно, мне нравилось, еще как, я даже не мог подобрать слов, это был высший пилотаж, за такой объем работы рекламная контора содрала бы с меня штук пятьдесят, причем я не уверен, что их предложения оказались бы настолько в точку. Я заключил ее в объятия: теперь ты не просто моя девушка, ты мой деловой партнер.
Самым острым вопросом на данный момент был поиск помещения: четвертый этаж выселенного дома над пристанищем алкашей не самый удачный выбор, надо было в кратчайшие сроки найти склад для товара и желательно офис. Поскольку я начал активную деятельность, набрал новых агентов и постоянно расширял бизнес — знаете, словно собирал цепочку, где все звенья идеально подходят друг к другу: закупка — продажа, закупка — продажа, — у меня не было ни минуты, свободной, так что поисками недвижимости пришлось заняться Мари-Пьер.
На этом рынке как раз был кризис, и я думал, что найти помещение не составит труда, но увы… Предложений было навалом, однако когда доходило до конкретики, оказывалось, что здание находится либо за пределами Парижа, либо в отвратительном районе, где-то на отшибе, совсем не там, где хотелось бы; в идеале я предпочел бы осесть где-нибудь на севере от Елисейских, не слишком далеко, хотя сейчас многие переезжают в пригород. Левалуа, Пюто, Ла-Дефанс [29] имели определенные плюсы, но, учитывая планы на будущее, я хотел остаться более или менее в центре — загородную резиденцию может себе позволить известная компания, а поначалу лучше быть на виду. Мари-Пьер дежурила на телефоне; я планировал установить аппарат прямо в квартире, но телефонная компания наотрез отказалась без оформления проводить линию в здание с выбитыми окнами да еще под угрозой сноса, о чем оповещала табличка на двери. Мари-Пьер приходилось каждый раз бегать в бар, звал ее Саид собственной персоной, а роль секретаря с мелодичным голосом выполнял один араб, но, слыша звон бокалов и пьяные крики, люди начинали сомневаться в серьезности компании; мы осмотрели несколько офисов, вроде нашли вполне подходящее помещение неподалеку от Лафурша, на углу улицы Муан, однако риэлторша потребовала документы и спросила наш регистрационный номер — как будто денег ей было мало!