да мы проводили воду, он хоть завтра представит вам драгоценный документ. Воду нам провел родственник Саида, присобачив трубу к салону видеоигр; я протянул руку, чтобы взять ключ. Не беспокойтесь, мадам Тереза. Она легонько потянула дверь на себя. А эти люди, которые постоянно приходят и уходят, и коробки, которые вы у себя держите, вы вообще чем там занимаетесь? Мой внук уверен, что вы продаете наркотики. Дайте мне ключ! Она сказала: нет, мне внук запретил, — и скрылась в своей зловонной пещере, захлопнув дверь у меня перед носом. За что, господи, подумал я, вот сейчас вломлюсь туда силой и придушу ее. Придушу эту старую шлюху. На всех парах помчавшись к себе — у меня в шкафу давно валялся ломик, — я уже предвкушал, как хрясну ее по черепушке и оставлю на съедение кошкам. Нет, нужно успокоиться. Я пошел в комнату, где находилась колонка, сбил ломиком замок, включил газ и, нагрев воду до нужной температуры, стоял под душем не меньше часа, позабыв обо всем.
Я как раз рылся в куче шмоток от «Лакосты», выбирая, что надеть, когда на лестнице послышались голоса и в один миг меня окружили легавые.
Эта сука вызвала полицию.
Здоровяк-капрал поинтересовался, прихожусь ли я соседом даме со второго этажа, а другой потребовал предъявить документы. Эта дама сообщила, что вы угрожали ей с целью завладеть ее газовой колонкой. Несколько человек были со старухой, здоровяк спросил меня, что там насчет наркотиков.
— Какие наркотики? — Слава богу, у меня под рукой был номер «Курьер пикар». — Неужели вы думаете, что моя фотография красовалась бы на развороте, будь я наркодилером?
В комнате было душно, а жара усиливала запах мочи, смешанный с аммиаком. Ну и вонь, воскликнул молоденький легавый, женщина кивнула и показала, чтобы он зажал себе нос.
— На что конкретно вы жалуетесь, мадам?
— Он не платит аренду, да, и еще ворует мой газ.
— Вы домовладелица? — спросил молоденький.
— Нет, — объяснил я, — дом вот-вот снесут, а ее скоро выселят, я, например, как раз переезжаю, — и добавил, понизив голос: — Понимаете, у нее сейчас тяжелый момент.
Капрал снял фуражку и почесал пятерней голову: наши там задыхаются на лестнице. А кто заплатит мне за газ, спросила старуха. Легавый бросил на меня вопросительный взгляд, и я обратился к кошатнице, глядя ей прямо в глаза и говоря спокойным голосом, как с тяжело больной. Мадам Тереза, на прошлой неделе я заплатил вам пятьсот франков, вы помните, куда их положили? Конечно нет. Вы положили их сюда, на этажерку — я прошел немного вперед, чтобы показать; куда, спросила старуха, двигаясь за мной, — на полочку? Она порылась там, и, слава богу, купюра была на месте. Вот видите, мадам, это плата за газ. Мы все погибнем от взрыва, не унималась старуха. У нас еще семейная ссора, улица Лафайет, первый этаж, напомнил шефу один из помощников. Капрал обратился к старухе: если вы хотите подать жалобу, вам придется проследовать с нами в участок. Бедняжка тряслась, как стреноженная коза на бойне, крепко зажав в кулаке купюру: а вдруг дом взорвется, что тогда? Что будем делать с колонкой, тихо спросил кто-то, конфискуем? В любом случае, мадам, я не вижу оснований для возбуждения дела. Та возразила, снова залопотав про взрыв; послушайте, лично я не чувствую запаха газа, а если вы сомневаетесь, завтра же позвоните в газовую компанию, но поверьте, никакой утечки нет. Да, воняет тут не газом, заметил молодой. Капрал вернул мне документы: вы уж постарайтесь с ней не ссориться. И они побежали вниз по лестнице. Ну все, старая хрычовка, сказал я и провел ребром ладони под подбородком, тебе хана. Она как безумная закатила глаза и захлопнула дверь, а я поднялся к себе переодеться.
Теперь мне точно надо было разрядиться, успокоиться и прийти в себя. И я решил заглянуть в бильярдную на площади Клиши. Наблюдать за игрой — прекрасный отдых для мозгов, к тому же там можно завести приятное знакомство. Я бы с удовольствием поужинал сейчас с приятелем в симпатичном ресторанчике, с неспешным разговором до глубокой ночи под бутылочку вина, но если подумать, с друзьями у меня напряженка, деловые отношения плохо сочетаются с дружескими, чего стоит история с Жоэлем, а кроме него я знал лишь народ из бара «У Мориса», но сегодня у меня не было никакого желания видеть Саида сотоварищи. Жара стояла убийственная, я пошел пешком в сандалиях и шортах и чувствовал себя паршиво, словно у меня внутри все обгорело и скукожилось. В бильярдной было пусто, как в склепе, не считая стариков, заседающих здесь, по-моему, с довоенной поры, у которых имелась лишь одна тема для разговоров — бильярдные партии. Изредка, когда здесь сражались настоящие зубры, было похоже на кино: роскошный интерьер, зеркала, и такая тишина, что: слышно лишь скольжение шаров по бархату и их мелодичный перестук, но, увы, не сегодня — и посмотреть не на что, и поговорить не с кем.
Я думал про старуху, про охранников, надо было не теряться и хорошенько врезать тому антильцу в форме — конечно, это не в моем, стиле, я терпеть не могу насилие, но все же есть предел; а старуха ,почему ее не отправят в сумасшедший дом? Изводит нормальных людей своей вонью и безумием, и всем от этого плохо, и ей, и окружающим. Я зашел в «Веплер» и сел за столик недалеко от входа. Официант покосился на мой наряд, но ничего не сказал; в чем дело, спросил я, здесь запрещено появляться в шортах? Он был совсем сопляк, с усиками: нет, просто у вас кровь, сейчас вы все перепачкаете. Да они что, все сговорились сегодня, подумал я в первый момент, куда ни сунься, одни психи, но, посмотрев вниз, увидел, что у меня и правда нога в крови; парень уставился на меня круглыми от ужаса глазами: мсье, что с вами, как вы себя чувствуете? Надо сказать, я отлично видел столики, бокалы и белые скатерти в зале, но в то же время у меня перед глазами расстилалась звездная ночь, в которой Земля неслась с бешеной скоростью, ее поверхность была холодна, пустынна и абсолютно безжизненна, только камни да песок повсюду, и темным-темно. Видимо, поранился, услышал я свой лепет, обо что-то порезался и не заметил. Подкатил другой официант: вам необходимо привести себя в порядок, — и показал, где находится туалет. Видение не пропадало, я возлежал на голой почве посреди бескрайней степи, нагишом под звездами, медленно перемещаясь по земле столь древней, что это не укладывалось в голове.
Объяснение было простое: меня повело из-за жары, помноженной на пиво. Я плеснул в лицо водой; царапина оказалась тонюсенькой, как от бритвы, и шла от бедра до икры — так, ерунда. Сделав глубокий вдох, я вернулся в зал, после этого досадного происшествия у меня резко пробудился аппетит, поэтому я взял бутылку медока и большое блюдо с морепродуктами, все оказалось так вкусно, что когда таксист привез меня к Северному вокзалу в два часа ночи, я был мертвецки пьян.
Назавтра, даже совершив над собой нечеловеческое усилие, я не мог вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Должно быть, после «Веплера» я завалился в какой-нибудь бар с весьма непринужденной атмосферой и развеселой компанией пьянчуг, орущих песни. Я похлопал по карманам — от двух штук, которые были у меня с собой на всякий случай, осталась только сдача от таксиста, франков пятьдесят, не больше, а виски сжимал тяжелый обруч жесточайшего похмелья. Невинная вылазка обошлась мне в целых две тысячи.
Я зашел к Саиду и, в виде исключения, заказал большую чашку кофе, слушая Жиля, который взахлеб излагал мне наш распорядок дня. Сначала к двум африканцам в Сен-Дени, потом в «Пивную» и боулинг, в «Пивной» нам сегодня должны были заплатить двести штук. Я надеялся, что он закончит и свалит, а я наконец поднимусь к себе и прилягу, башка у меня просто раскалывалась, кроме того, я же все-таки шеф и потому чувствовал неловкость перед Жилем: с первого дня работы он был паинькой; я знал, что он не берет в рот ни капли, а это не так просто, и мне было стыдно признаться — мол, старик, я вчера так надрался, с трудом ноги передвигаю, так что кончай ты со своими поставками-доставками, мне сейчас не до того. А он продолжал извиваться на соседнем стуле, как уж на сковородке, можно было подумать, сидит на муравьиной куче, потом объяснил, пожаловавшись на геморрой: понимаешь, мне сказали, что надо оперировать, отпускает только при ходьбе, настоящая пытка. Меня уже бросало в пот, Жиль курил одну за другой… Пожалуй, схожу-ка я в бани, мне надо о многом подумать. Он прямо просветлел: хорошая мысль, ты в какие ходишь, рядом с мечетью? Обычно я ходил в «Барбес», иногда на Аквабульвар, но это было далековато. Та-та-та, он поднял палец и покачал им из стороны в сторону, что означало решительное несогласие: «Барбес», ты что, с ума сошел, настоящие бани только там, у мечети, надо ходить туда. Я не успел ни возразить, ни отказаться, все случилось как-то само собой, к собственному удивлению, я уже сидел в машине, Жиль за рулем, мы ехали к «единственным настоящим баням» — вот увидишь, там как в «Тысяче и одной ночи», уверен, ты не пожалеешь… возможно, пока же я стонал на каждом ухабе.
Сюда ходят исключительно правоверные арабы и интеллектуалы, сказал Жиль, а всякой швали ход заказан. И правда, по части интерьера все было великолепно: мраморные скамьи и прочее, так и ждешь, что из-за угла выйдет султан в окружении танцовщиц; чувствуя, как меня окутывает пар, я мало-помалу забывал про ледяной душ и вроде бы начал приходить в себя. Хорошо, что мы расслабились и можем поговорить, сказал Жиль, мне не дает покоя одно дельце, хотел с тобой посоветоваться. Отлично, подумал я, не успел двух недель проработать, а уже просит прибавку. Однако ничего подобного: речь шла об угоне грузовика-рефрижератора с рынка Рюнжи, операция не требовала особого риска, зато сулила сумасшедшую прибыль, но у него не было партнера.
Если ты не против, говорю, я бы сделал массаж, все кости ломит. Ну, конечно, ради бога, воскликнул он, не переставая чесаться и под полотенцем. И продолжал трещать, словно радио, которое врубили на полную мощность в тесной каморке; он был покрыт розоватыми струпьями — ожоги еще не до конца зажили, честное слово, видок пострашнее, чем у Фредди Крюгера