Водопад слез постепенно сошел на нет, я еще раз попросил прощения, потом еще, в конце концов она сказала, что они с Жоэлем просто друзья, он поехал в Нормандию, чтобы сбыть порошок, она и не думала звать его в гости, а если я ей не верю, то дурак. У ворот Майо я повернул направо, к Триумфальной арке, на Гранд-Арме было почти пусто, все смотрели матч.
Я проголодался и предложил ей пообедать.
— Если хочешь, можем пойти в «Конгресс».
Пришлось ехать обратно, в ресторане тоже было практически пусто; у нас постоянный завоз, говорил метрдотель трем ливанским бизнесменам, сейчас тоже все в наличии. Я сел за столик и стал изучать меню, а Мари-Пьер пошла в туалет привести себя в порядок. Все-таки темная история: откуда он мог узнать адрес ее матери, если она ему не давала… выходит, они встречались. Тайком от меня. Значит, ее совесть не чиста. Они трахались, как пить дать.
И тут, в этот самый миг я подумал о ребенке: раз они трахались, я ни в чем не могу быть уверен. Даже если ребенок не от него, правда это или нет… ведь когда она родит, я в любом случае не смогу утверждать, что он мой — все младенцы похожи друг на друга, различия начинают проявляться с возрастом; если ребенок родится косой и с физиономией Жоэля, получается, формально отцом стану я, а он будет надо мной потешаться и наставлять мне рога в мое отсутствие. Мари-Пьер вернулась, глазки еще красные, но она обновила макияж, и правильно сделала, теперь она была хорошенькая, просто куколка, три ливанца проводили взглядом ее отражение в зеркале, она села, и официант подал ей заказанный мной королевский кир. Сегодня последний раз, сказала она с улыбкой, ведь беременным пить нельзя. Прямо по больному месту.
Подошел метрдотель и промурлыкал: ну, что мадам и мсье уже выбрали? Как мне сегодня везло на кретинов. Я сказал, что мы готовы сделать заказ, Мари-Пьер взяла печеночный паштет и омара, между прочим, недешевого, как будто у нас все было хорошо, словно мы — обычная парочка, решившая покутить, молодые супруги с набитым кошельком и полные надежд, которые зашли в парижский ресторанчик у ворот Майо, чтобы обсудить предстоящий отпуск и новый дом; я спросил ее про родню, она меня про Саида, к сожалению, мы с ним вряд ли увидимся, она была немного огорчена, что переезд прошел без нее, но я рассказал ей про наши приключения со старухой и полицией, заметив вскользь, что Бруно приятный человек; да, просто прелесть, подтвердила она, ведь он мог и не согласиться нам сдавать, я сказал «конечно», но внутренне аж затрясся от мысли: может, она и с ним перепихнулась… или у меня крыша едет? Когда официант принес нам еду, я уже был совсем на взводе, так что с трудом заставил себя расцепить пальцы и взять вилку.
Она продолжала болтать про Бруно и его компанию — это просто супер, да, связи с общественностью, — а я, уткнувшись в свою тарелку, видел на дне гнусную рожу Жоэля с ухмылкой от уха до уха и при этом не мог даже выпить — в глотку ничего не лезло.
— Ура! — вдруг завопил официант. — Ура, наши выиграли!
Тут все повскакали с мест и завопили, ливанцы захлопали в ладоши, только мы с Мари-Пьер молчали. У меня распухла кисть, любое движение стало причинять боль, и вскоре мы ушли. Никто из нас не вспоминал о произошедшем, будто никакой сцены в машине не было, — в самом деле, не почудилось ли? На площади Этуаль гудели тысячи машин, болельщики орали и поздравляли друг друга, а совсем полоумные гроздьями свисали из окон, выражая свою радость по поводу победы громогласным скандированием, но я не мог разобрать ни слова. Когда я осознал опасность, было уже поздно, мы оказались в эпицентре ликующего потока. Накрапывал дождик, естественно, асфальт был ужасно скользкий, а прямо перед нами какие-то придурки развлекались тем, что толкали вперед «рено-205»; только я успел подумать: вот идиоты, это же опасно, дорога скользкая, — как тачку резко развернуло, и один из бесноватых по инерции упал на дверцу и задел мотоциклиста, увлекая его на землю. И болельщик, и седок покатились на дорогу, обоих придавил мотоцикл, приближавшийся «БМВ» пытался затормозить, но безуспешно, и врезался в эту кучу-малу.
— Кошмар! — вскрикнула Мари-Пьер. — Он же их переехал.
Я резко вильнул, объезжая место аварии, и дал по газам, впереди путь был свободен, я мечтал побыстрее очутиться в постели.
6
— Думаешь, у нас получится?
Плюс к тому, что я был постоянно занят в офисе — фасад дома 156 по улице Сен-Рош уже украшала новехонькая медная табличка: «Экстрамиль, профессионалы к вашим услугам», — мне пришлось по настоянию Жиля потратить немало времени на операцию с грузовиком мяса. Требовалось найти оптовых покупателей, готовых приобрести весь груз, разработать детальный план действий, встретиться в два часа ночи с проституткой: я прицепил бороду и напялил парик, чтобы изменить внешность, — если все пройдет чисто, она будет первой подозреваемой, и я ни в коем случае не мог допустить, чтобы она меня узнала; в общем, возни с этим делом было предостаточно, не говоря уж о текучке, и при этом Жиль не уставал меня изводить:
— Думаешь, у нас получится?
После прощального вечера «У Мориса», где Жиль снова напился, бедняга был на грани, целыми днями места себе не находил — то «Экванил», то косячок — и часто к концу вечера был таким несчастным, что у меня, можно сказать, появилась новая обязанность — поднимать ему настроение: он боялся превратиться в пьяницу, в бездомного алкаша, так что мне приходилось усердно его разубеждать. Я ограничил часы пребывания Жиля в офисе — мы решили, что его епархией будет склад в полуподвале; Мари-Пьер общалась с Бруно, Патрисией и всей честной компанией — по-моему, ей мало-помалу удалось исправить негативное впечатление от моих «патрульных», — я тоже из кожи вон лез в плане шмоток, обуви и так далее, даже купил «Таг», хотя мог запросто достать поддельный «Ролекс», причем лучше настоящего, но в какой-то статье прочел, что «Таг» — как раз то, что подходит при моем положении, именно эта, а не другая марка, я и табличку не одну забраковал, пока нашел наиболее солидную и презентабельную; мои старания были вознаграждены, когда мы встретились с Бруно, он кинулся ко мне и ухватил за руку: ни хрена себе, «Таг» — это круто; да, говорю, ничего, но я бы предпочел «Ролекс», если ты понимаешь, что я имею в виду; он хохотнул: ну, ты даешь, ты что, не знаешь, «Ролекс» — это ж как пароль, «я из Сантье» [36], ха-ха… я шлепнул его по ладони, за две недели мы с «Адажио» стали свои в доску. Расслабься, конечно, все получится, заверил я Жиля, все схвачено, мы просто не можем проколоться.
Я был доволен; переезд, работа в новом окружении, в компании людей, которые куда больше соответствовали моему вкусу, уверенность, что мы перешли Рубикон, — все вместе позволяло мне наконец-то ощутить внутренний покой. Обсуждая беременность и самочувствие Мари-Пьер, мы, через несколько дней после скандала из-за этого козла Жоэля, наконец-то поговорили: ну, конечно, ребенок точно от меня, она не думала, что я устрою такой концерт. Да, Жоэль бессовестно ее кадрил, но она клялась, что ничего не было. Ультразвук показал, что день «икс» имел место уже после его отъезда в Нормандию; я прикидывал так и эдак, все сходилось, оставалось выбрать имена: итак, Матильда или Моран — в данный момент я был абсолютно доволен этими вариантами. Ну и, конечно, нужно найти квартиру: отель, в котором мы жили, располагался в красивом здании, нам там нравилось, однако с течением времени появлялось все больше мелких неудобств и проблем, которые неизменно возникают, когда живешь не у себя дома, а значит, свое жилье было необходимо. Мари-Пьер снова стала часами сидеть у телевизора — как правило, она приходила в офис не раньше трех-четырех, иными словами, «к аперитиву», я был против, чтобы она проводила беременность перед экраном, занимаясь чепухой.
Через неделю после нашего водворения на Сен-Рош Мари-Пьер подружилась с одной знакомой Бруно и посвящала ее во все наши проблемы: понимаешь, без кредитной карточки — мы только открыли фирму и пока не обзавелись кредиткой — найти жилье непросто, к тому же у нас будет малыш… в общем, что тут объяснять; девица ей очень сочувствовала: да, сейчас, если ты не госчиновник или не работник Министерства энергетики, то шансов ноль, да еще плату требуют чуть ли не за год вперед. Она активно взялась за дело и уже на следующий день через своего дядю-адвоката подыскала нам вариант — особнячок в Шатильоне; по какому-то путаному закону дом не подлежал продаже, и наследники вроде были не прочь сдавать его без посредников, к тому же почти даром, за две с половиной штуки; по словам дяди, там было несколько комнат и садик, у Мари-Пьер прямо слюнки потекли, у меня, надо признаться, тоже.
Вот в чем было преимущество нашего нового статуса: в баре «У Мориса» вам всегда рады помочь, отдать последнюю рубашку; одна беда — ни у кого в родне нет нотариусов, а если вдруг у кого-то затесался, то они давным-давно расплевались и не общались, короче, миллионеров можно было встретить разве что во сне, задремав за стойкой в обнимку с «Джей энд Би» [37], тогда как наши новые друзья, хоть и не были прямыми родственниками Ротшильда, все-таки принадлежали к другому кругу.
Домик располагался в глубине небольшой аллеи среди особняков, увитых плющом, отовсюду доносилось птичье многоголосье, а за садиками словно Белоснежка и семь гномов ухаживали — лужайки, фруктовые деревья, алые пятна почти созревшей вишни, и, даже прислушавшись, нельзя было уловить уличного шума.
— Ну как, вам нравится?
Даже очень, сказал я и нащупал через ткань брюк свой бумажник, с которым теперь никогда не расставался, глаза Мари-Пьер сияли от счастья. Вас устроит, если я заплачу за четыре месяца? Спутница нотариуса кивнула — конечно, устроит, — но она настаивала на страховке: нет страховки — нет ключей; в этом пункте хозяева были непоколебимы, но я уладил мелкую формальность со страховкой в тот же день: назвавшись другом хозяев, чтобы избежать лишних формальностей, я отвез женщину домой, она жила напротив филиала крупной страховой компании, и