— Полегче на поворотах, — сказал я ему на выходе, — все-таки она моя теща.
Он подмигнул, мол, не боись, за кого ты меня принимаешь, за похотливого козла? Короче говоря, Мириам, поехала ночевать ко мне, у него — конечно, совершенно неожиданно — кончился бензин, в Париж он не доедет, в такое время все закрыто… я поднялся в нашу спальню, в конце концов, она большая девочка; где-то через полчаса у них там началась коррида, заснуть было невозможно, они устроили какое-то инфернальное шоу, если бы это был кто другой, я бы спустился и усмирил шалунов, но, сами понимаете, в данном случае я не мог открыть дверь, сделать большие глаза и сказать родной теще: извините, вы не могли бы трахаться потише.
Назавтра я испытывал стыд, не зная, в каком виде преподнести случившееся Мари-Пьер, рассказать ей или нет, но, видимо, Мириам сама ей намекнула, потому что днем, как только Мириам отвернулась, она спросила меня: слушай, у них с Жилем правда все хорошо? Она была счастлива за мать — разве запрещается заводить любовника, слава богу, Мириам еще в отличной форме, годы-то летят.
Приезд Мириам стал для меня спасением: обремененный заботами, я не мог все время проводить в больнице, ожидая, пока Мари-Пьер поправится. Приближался день операции «Грузовик». Послезавтра начнется семинар у Бруно. Надо было расстараться и найти определенное количество видаков одного класса, ведь никак нельзя обидеть кого-то из журналистов — Бруно говорил, они люди тщеславные, чуть что, и прости-прощай хвалебная статья. В среду позвонил адвокат из Лилля, там началось оживление рынка, и он хотел сделать срочную закупку, Жилю пришлось мчаться туда, впрочем, он был рад проветриться.
Я получил ответ на свой вопрос: в прошлом году адвокат вложил деньги в гипермаркет аудиовидеоаппаратуры, но дела застопорились, почему он и ухватился за мое предложение, ведь я гарантировал твердые цены, без налогов, а значит, большой барыш.
Имей в виду, сказал мне его родственник, поставщик пива, не будь он в аховой ситуации, а его сильно прижало, он бы ни за что не замазался в криминале.
Мой мозг функционировал как отлаженный механизм; я прикупил у него партию пива, десять тысяч бутылок, по франку штука, — почему бы не подзаработать, толкнув их во время музыкального фестиваля: бутылок шла по десятке, я всучу их своим продавцам по пятерке, умножаем на десять, получается пятьдесят тысяч франков, минус мои первоначальные затраты, итого, сорок тысяч за один вечер. Несмотря на то, что я старался не особенно светиться в офисе, там уже ходили легенды о моей незаурядности, Бруно все чаще со мной советовался, консультировался, прежде чем что-нибудь предпринять, и хотя сам я придавал огромное значение тому, чтобы вести себя как настоящий директор компании, но с кем поведешься, от того и наберешься, и вот уже секретарши бойко осваивали уличный жаргон, а однажды я слышал, как Бруно кому-то вставлял: ребята, это западло, слово надо держать, — причем разговаривал он не с кем-нибудь, а с директором по общественным связям солидной корпорации.
Похоже, все вокруг были уверены, что я не иначе как современный Аль Капоне, и мне точно известно, когда за мной закрепилась эта репутация: однажды мы уходили с работы вместе с Патрисией, подошли к моей машине, я свистнул, ко мне бегом кинулся бродяга в тряпье, один из «патрульных», и, протянув ключи, спросил: все в порядке, шеф? Патрисия чуть не упала, это твой знакомый, с ума сойти, как в кино про мафиози, короля подпольного мира, который держит в руках весь город, а об этом никто и не подозревает.
Сидя в машине на стреме, я, в ожидании поляка, еще раз перебирал в уме вехи своего пути, начиная с зимы по сегодняшний день — без ложной скромности можно было сказать, что начало положено; тут Жиль прошептал мне на ухо: если все пройдет чики-поки, я беру свою долю и сваливаю, мне позарез необходим отдых где-нибудь на природе, так что подыскивай другого партнера. Мы уже второй день сидели в Рюнжи, накануне торчали здесь до трех утра, ужасно не хотелось и сегодня прождать впустую, я устал. Жиль рассуждал о трудностях подбора кадров, молол несусветную чушь, предлагал заставить кандидатов плясать или даже петь — говорят, кто хорошо поет, тот хорошо работает. Во всяком случае, в оперном театре. В окошко постучали, я вздрогнул, видно, не заметил, как задремал; все в ажуре, сказал Уголок, соединив в кольцо большой и указательный пальцы, не волнуйтесь, он тут.
Грузовик стоял на своем обычном месте, в — очереди на пропускном пункте между двумя другими фурами, мы надеялись, что водители отправятся поесть, и Жиль сможет провернуть все тихо и без помех. Прошло минут пятнадцать, Уголок сбегал к шалаве, сегодня она не должна была рисковать и обслуживать других, так что шторы в фургончике были задернуты — когда поляк направится к ней, Уголок ее предупредит, она быстренько раздвинет шторы и пригласит водилу к себе как старинного и почетного клиента; поляк продолжал неподвижно сидеть за рулем в полной темноте, мы хоть убей не понимали, что он такое задумал. Надеюсь, он там не дрочит, прогнусавил Уголок, иначе пиши пропало, он кончит и хрен пойдет спускать денежки к проститутке. В боковом зеркальце отражался слабый свет, крошечный светлячок во мраке. Пойду посмотрю, тихо сказал Уголок и уже через секунду вернулся с ободряющими новостями: поляк нас не подвел, он просто молился, это горела маленькая свечка, которую он присобачил к приборной доске.
— Уж поверьте, я его знаю, кобеля, побежит к ней как миленький.
Мне пришлось пообещать увеличить его долю, чтобы он оставил меня в покое, а главное, заткнулся. Фары грузовика все время горели, но наконец погасли, это был хороший знак.
Уголок бегал туда-сюда от нас к месту действия, все было на мази, она уже начала ублажать клиента, он видел в окно. Жиль вылез из кабины, само хладнокровие: встретимся на складе, когда я все сделаю и буду на месте, позвоню тебе на мобильный. Он спокойным шагом направился к грузовику, обошел сзади, нагнулся к щитку, достал ключи, выпрямился и вступил во владение многотонной фуры с мясом. Уголок, сидевший рядом со мной, задержал дыхание. Жиль уже запустил мотор, как вдруг мимо пронеслась полицейская машина, но не остановилась — кого в Рюнжи может насторожить отъезжающая фура? Переждав, Жиль осторожно тронулся с места, а я остался прикрывать тылы: если поляк появится слишком рано и поднимет тревогу, я позвоню Жилю на мобильный, он бросит грузовик и спрячется в надежном месте; но все прошло без сучка без задоринки, первым позвонил Жиль: медведь в берлоге, повторяю, медведь в берлоге. Перед тем как двинуться в путь, я созвонился со своими покупателями, чтобы они ехали за товаром, до рассвета было еще далеко.
Мы вернулись домой, постояв в обычных утренних пробках; все прошло так гладко, что я почти не чувствовал усталости, мясники заплатили, не целиком, но значительную часть, в общем, у меня была полная сумка «капусты», Уголок получил половину своей доли, Жиль тоже, доля шлюхи находилась в конверте.
— Ну как, стоящее дельце или нет? — спросил Жиль.
Меня злило, что он решил свалить. Но, с другой стороны, его можно понять он неплохо заработал, а Парижем был сыт по горло; я догадывался, что он собирается провести свой отпуск в Нормандии.
— Что ты будешь делать в деревне, займешься хозяйством?
— Сначала я хочу отдохнуть, у меня есть голубая мечта: лежать на песочке и любоваться морем.
— Так ты на море собрался или в деревню?
— В деревню, где есть море. Я еду к Мириам, в Вель-де-Роз.
Надо же: я взял его на работу развозить товар клиентам, мы с Мари-Пьер решили завести ребенка, с ней случилось несчастье, Мириам приехала, чтобы нас поддержать, и в результате он сошелся с матерью моей девушки.
В Шатильоне нас ждал завтрак: яичница с окороком, сок и гора круассанов. Мы наелись до отвала, и я завалился в постель, проспав без всяких снов аж до полудня, сумка с наличкой была надежно спрятана под матрасом.
— Знаешь, что я подумал?
Мы сидели в офисе Бруно, семинар прошел с грандиозным успехом, журналисты остались довольны, ход с игрушкой в семьсот франков был оценен по достоинству, некоторые прямо говорили пресс-атташе: не беспокойтесь, мы умеем не только принимать, но и возвращать подарки, — из сорока трех участников тридцать восемь обещали, что за ними «не заржавеет», была охвачена и печать, и телевидение, и радио. Полный комплект. Операция «Рюнжи», в свою очередь, удалась на сто процентов. Все плевать хотели на пропажу грузовика, поляк подал заявление, однако не указал, что в момент угона он находился у проститутки, так что о нашем сговоре никто не подозревал, и это главное. К моему великому удивлению, мясники расплатились сразу, за ними осталось еще пятьдесят штук, но львиная доля перекочевала ко мне в карман. Для них это была сделка века, если что — они всегда готовы к сотрудничеству. Уголку было пора возвращаться к «постоянной работе» в барах Вильжуифа, за причиненные неудобства я накинул ему десять штук, просто так, для меня это тьфу, зато у него останутся прекрасные воспоминания. Он был растроган, я подчеркнул, что он сыграл в операции ключевую роль, без него бы ничего не получилось, он долго тряс мне руку: ты большой человек, Жиль говорил, что ты крутой, так оно и есть.
Через два дня Мари-Пьер выписали из больницы, она совсем поправилась, врач сказал, что мы можем снова попробовать через три месяца, а пока обязательно пользоваться презервативами; Жиль завершал работу в «Экстрамиль» в конце июня, Мириам уже уехала, он спал и видел, как прискачет к ней в теплое гнездышко, туда, в Нормандию, так что надо было срочно подыскивать ему замену.
Когда Бруно объяснил, что именно он подумал, я уже пару дней как сам ощущал необходимость закрепить свой статус официально. Привести в порядок дела. Не мог же я до конца жизни иметь только мешок с наличными да табличку с названием несуществующей компании.
— Или я ошибаюсь?
Я внимательно его слушал, на мой взгляд, в данный момент фиктивность моей компании не должна была доставлять ему никаких хлопот.