Не дать себе скатиться в простоту», — я видел, что второй служка при стенде испытывает явные затруднения с самовыражением, он развалился на ближайшей скамье, погрузив нос в стаканчик красного. На обороте книжицы было напечатано приглашение в «Поэтический клуб»: что ж, будем иметь в виду, мы записали адрес клуба и продолжили нашу экскурсию.
Надо признать, выбор там был огромный, на каждом шагу нас останавливал очередной издатель — причем именно поэзии, бородатый, в потертых джинсах, и пытался убедить, что только среди его ассортимента мы обнаружим единственный в своем роде шедевр поэтического жанра. Здесь были книги всевозможного формата, часто с оригинальными, броскими обложками, но, к сожалению, в плохом исполнении и плохо напечатанные; на первый взгляд эти тексты, состоящие из рваных строк, все вместе производили ошеломляющее впечатление. С поэтами никогда не знаешь, чего ждать, — вот уж действительно, мягко выражаясь, особый мир, с этим не поспоришь, но посудите сами: «Твой мощной ствол / Проник мне в рот, / О, как там все кровоточит, / Как эта рана жжет. / О, радость дивная моя, / Я — госпожа твоя», — читали мы вместе с Мари-Пьер: ого, а они, похоже, неплохо проводят время. Господи, ты посмотри, это вообще ни в какие ворота: «Пиписька Зизи / В чехле из мягкой кожи, / Как хороша она, / Пиписька Зизи». Это детские стихи, объяснил издатель, первая книжка из новой серии. Мы потом долго обсуждали: если это «детские» стихи, что же будет дальше? — да, нечего сказать, любопытное место. Было жарко, и я предложил зайти в кафетерий. Когда мы какое-то время назад проходили мимо, там выступал ансамбль гитаристов, ребята пели что-то воинственное, жутко фальшивили, слов не разобрать, но общий смысл был ясен — йо-йо-йо и пронзительные вопли, а теперь на сцену вышел хипповатый старик: ну, блин, дает, воскликнула Мари-Пьер, — он снял штаны! Я обернулся, старик как раз нагнулся враскоряку и показал всем свою задницу. А я его знаю, сказал какой-то зевака позади нас, это Агиги Муна [42]. Думаешь, с сомнением произнесла женщина, стоявшая рядом с ним, не знаю, не знаю, вообще-то похож, но, по-моему, он уже сто лет как помер, сам посуди, когда он появился, нам было лет по двадцать. Тем временем старикан надел штаны и обрушил на присутствующих поток бессвязных обвинений против корриды: это ж стыдоба, если вам нравится бойня, вы просто звери, твари, варвары, пусть хоть один из вас наберется смелости и посмеет мне возразить. Никто не отреагировал; ну давайте, я жду, кто из вас признается, что любит корриду, это кровавое смертоубийство невинных животных? Мы смылись в бар, лично я умирал от жажды.
— Ну, что будем делать?
Честно говоря, я понятия не имел. Безусловно, тут были и серьезные люди с хорошими книжками, и настоящие психи. Мы пытались прощупать почву: скажите, пожалуйста, вы печатаете неизвестных авторов? Оказалось, это такая морока! Сначала надо было прислать им рукопись, которую потом читала отборочная комиссия, состоявшая, как правило, из уже издававшихся поэтов; представляешь, возмутилась Мари-Пьер, ты отсылаешь им свои стихи, а их читает и высказывает свое мнение придурок, написавший про пипиську, или еще хуже: какая-нибудь сволочь их крадет и публикует под своим именем — это обычное дело.
Так мы сидели, размышляя, стоит ли сделать второй заход, и я чувствовал, что Мари-Пьер совсем упала духом — какой смысл стараться, если все ниточки в руках у этих шутов, на фиг нам их расположение? Но я не мог потерпеть фиаско, особенно сейчас, когда удалось схватить удачу за хвост, — в последние месяцы мне поперло. Значит, так, сказал я, ты идешь по второму кругу и выбираешь трех более или менее симпатичных издателей, а я пока прикину, что делать.
На скамье в центре аллеи я увидел сидящую в полном одиночестве женщину, перед которой лежала стопка книг, посетители с уважением отмечали: молодец, сама издала свои стихи, — вот кто мне поможет. Книга называлась «Черный чертог». Добрый день, поздоровался я, подходя поближе, как идут дела? Она устремила на меня долгий взгляд белесых, навыкате глаз, полных недоверия. Это вы написали? Ее грудь вздымалась от медленного ритмичного дыхания, она кивнула: да, именно так. Текст, занимающий четверть обложки, объяснял, что подтолкнуло автора к созданию стихов: во-первых, жажда искупления, во-вторых, жажда славы, а еще непреодолимое желание наконец-то поведать остальным, так называемым нормальным людям о сумрачных коридорах психиатрической больницы — «черного чертога». Гм-гм, может быть, вы сумеете мне помочь, я бы хотел узнать, во сколько обходится издание собственной книги?
— Во что обошлась мне эта книга?
Она говорила тихо-тихо, почти детским, но в то же время довольно низким голосом.
— Она обошлась мне очень, очень дорого, намного дороже, чем я была в состоянии заплатить.
— Больше десяти штук?
Ее веки опустились, потом поднялись, и снова упали, она моргала с растущей скоростью, на языке мимики это, должно быть, означало глубокое внутреннее смятение.
— Думаю, да, конечно, больше.
Я уточнил свой вопрос: какова конкретная сумма, сколько стоили расходы на печать и, главное, на то, чтобы запустить книгу в продажу, но ее ответы оставались туманными и имели отдаленное отношение к тому, что меня интересовало. Ты идешь, спросила Мари-Пьер, я приглядела одного, по-моему, он то, что надо. Трое издателей пытались пригласить ее на чашечку кофе, двое попросили у нее номер телефона, а один открытым текстом предложил перепихнуться в ближайшем мотеле; ты бы видел этих скоморохов, не знаю, где таких строгают, причем все не первой молодости. Выбранный ею издатель не обнаружил никаких отклонений, если не считать ковбойской шляпы.
Мари-Пьер остановилась на нем, потому что ей понравились книги на стенде: скромные, но хорошего качества, с симпатичными обложками и нормальными текстами — ни тебе стволов во рту, ни пиписек, зато большой выбор переизданий давно почивших и современных авторов.
Я представился: добрый день, компания «Экстрамиль», мы бы хотели найти партнеров для издания книги. Я был одет нарочито дорого, Мари-Пьер тоже, мои часы, ботинки, ее украшения — наш вид явно не свидетельствовал о стесненных обстоятельствах, и все-таки мужик неправильно истолковал мои намерения: дружище, если тебе нужны деньги или хочешь нам что-нибудь продать, извини, но ты обратился не по адресу, мы сейчас на мели.
— Да нет, наоборот.
Я тут же его разубедил: мы вовсе не собираемся ничего продавать, напротив, предлагаем ему выгодную сделку. Очень выгодную, подумал я про себя, это хорошие бабки, на которые ты сможешь купить все, что давно мечтал иметь, да нечем было заплатить. А, вы проводите лотерею? Его коллеги по стенду, три тетки и один мужик, так и прыснули: да к нам Санта-Клаус пожаловал, только бороду забыл , ха-ха-ха. Разрешите, я все объясню, наша компания ищет молодое издательство с целью оказания поддержки талантливому поэту, возможно, в виде стипендии или участия в издании какой-нибудь книги, чтобы таким образом начать финансирование целой поэтической серии.
Мужик у стенда задыхался от смеха, но ковбой жестом приказал ему заткнуться.
— Участие в каких масштабах?
Хохотун не сводил глаз с Мари-Пьер, будто у нее между сисек прятался магнит, обладающий неодолимой силой.
— Может быть, найдем для деловой беседы более уединенное место, — предложил ковбой. — Не возражаете?
Я подмигнул ему: окажете протекцию, да?
Мы пошли к кафе через площадь, срезав угол; это же кафе из фильма! — воскликнула Мари-Пьер — ну, про одного парня, представляешь, этот гад специально вскружил голову девушке-машинистке, чтобы потом написать об этом книгу, и назначал ей свидания как раз здесь. Да-да, подтвердила женщина, вы правы, а я и не замечала. Все взяли по аперитиву, мы с Мари-Пьер мятную воду; итак, что вы предлагаете? Я посмотрел на каждого по очереди — на ковбоя, сексуального маньяка и прихиппованную женщину средних лет: мы хотим выпустить поэтическую серию в сотрудничестве с уже существующим издательским домом, — при словах «издательский дом» маньяк еле сдержал усмешку, а женщина одобрительно кивнула с серьезной миной, — мы собираемся полностью профинансировать эту серию, куда войдут произведения молодых авторов, которым к тому же будет выплачиваться стипендия, хорошая стипендия, — я сделал глоток из бокала, — очень хорошая. Каких-то авторов выберем мы, но вы можете предложить своих кандидатов, почему бы нет. Официант принес счет; доставая деньги, чтобы расплатиться, я намеренно пониже опустил бумажник, они не преминули воспользоваться возможностью и зыркнули внутрь, там было тридцать штук наличными, причем тысячными купюрами, они уставились на них, как кролики на удава, маньяк даже оторвал взгляд от ног Мари-Пьер.
— У вас уже есть на примете какая-нибудь кандидатура?
Я положил в бумажник сдачу, оставив десять франков чаевых.
— Да, и совершенно определенная.
Мари-Пьер положила на стол тетрадь с моими стихами, женщина взяла ее и немедленно принялась за чтение.
— Вы собираетесь оплачивать типографские расходы?
— Разумеется.
Тут ковбой часто засопел, чтобы не расхохотаться в голос.
— Думаю, что издание одного сборника должно обойтись примерно…
Женщина подняла нос от тетрадки.
— Тысяч в тридцать-сорок, да?
— Ну, что ты говоришь, сорок тысяч франков не окупят даже половины расходов на печать.
— Кроме того, в наше время важную роль играет реклама, которая обходится недешево.
— Считайте, расходы на одну книгу, разумеется, грубо, составят порядка ста тысяч.
Подавляя взрыв идиотского хохота, маньяк шумно высморкался.
— Что касается стихов, материал очень достойный, — изрекла тетка.
Она прокашлялась, в этот момент в другом конце зала официант опрокинул поднос на колени хорошо одетой пары; черт побери, поосторожней нельзя, сказала женщина. Тетка начала декламировать: