им находиться здесь, чтобы свидетельствовать о ваших преступлениях и зверствах, — они говорили, не сводя с него глаз, и у всех слышавших это эсэсовцев, даже давно привыкших к массовым бойням, но спине пробежал холодок. Из той группы Свидетелей Иеговы, которые пришли в лагерь, назад не вернулся никто, эту историю после войны поведал в своей книге один заключенный-еврей.
Впереди движение становилось все плотнее, по электронному табло шло сообщение о пробке, Выехав из ворот Отой, я мог вновь попасть на Исси-ле-Мулино и срезать дорогу до Шатильона; мне все время не давала покоя одна мысль: конечно, байка насчет Бога и Судного дня впечатляет, но если бы Он и впрямь существовал и был Творцом всего сущего — нацистов, концлагерей и тому подобного, то я, честное слово, не понимаю, в чем Он мог упрекнуть всяких мерзавцев, ведь если, блин, Он считал, что злодеям нет места на земле, то и не создавал бы их, и всех делов.
Наступила Ночь, съехав с окружной, я сделал первую глупость: вместо того, чтобы свернуть на набережную Сены и двигаться в сторону заводов «Рено», я решил срезать путь через центр, Булонский лес, и сразу за кортом «Ролан Гаррос» увидел, как машина впереди вильнула, объезжая неподвижное тело, лежащее на дороге; я, дурак, еще подумал: вот сволочи, даже не остановились, — и тут же совершил вторую ошибку, выйдя из машины, чтобы предложить помощь.
— Эй, что с вами?
Словно в кошмарном сне лежащая туша вдруг поднялась, и я получил сокрушительный удар по голове, сразу же подлетели двое других, и в один миг, я очухаться не успел, даже слова вымолвить, они бросили меня на землю и начали мочить — били зверски, одновременно шаря по телу в поисках лопатника и ключей от машины; пока первый громила отошел и пытался завести машину, другие продолжали измываться, слава богу, он не знал; что сначала нужно кое-что отключить, заверещала сигнализация, и когда я сквозь туман увидел, как один из бандитов достает нож, второй сказал: ладно, — смываемся, главное, бабки взяли — думаю, он не был разочарован, у меня при себе было пятнадцать штук наличными; голова так кружилась, что мне не сразу удалось подняться; черт, подумал я, эти говнюки выбили мне зубы — с этой мыслью я потерял сознание.
Когда я вновь открыл глаза, все было так же, меня на секунду ослепили фары какого-то автомобиля, но, видимо, водитель смекнул, что человек, лежащий на тротуаре с окровавленной головой, не представляет особого интереса, потому что мотор снова заурчал, и вскоре задние огоньки исчезли в ночи. Я доковылял до машины, сигнализация уже замолкла; пока я забирался на сиденье, мне в голову опять пришла эта история со Свидетелями Иеговы — открой ворота, жирная свинья, чтобы в день Страшного Суда мы могли указать на тебя перстом. Я нажал кнопку автоматической блокировки дверей, на мое счастье, бандиты в спешке оставили ключи в замке; откинувшись назад, я вдруг затрясся всем телом и никак не мог с этим совладать, зубы стучали, будто в лихорадке, — реакция организма, подумал я, как у той шлюхи. В бардачке у меня лежали «клинекс» [49] и бутылка с водой, я принялся вытираться, потому что был весь в крови, последствия избиения оказались весьма серьезными — у меня была рассечена бровь, сильно порвана щека, здоровая ссадина на лбу и выбито три зуба, кроме того, нещадно болела голова; нельзя было долго пребывать в таком состоянии, и я направился в ближайшую больницу. Включив зажигание, я заметил свой растерзанный лопатник и портфель, брошенные чуть дальше на дороге, и на то, чтобы вылезти и подобрать их, ушло добрых десять минут — да, плохи мои дела, я даже испугался. Убью гадов, найду и замочу поганцев, впрочем, в глубине души у меня имелись сомнения, я был не в себе и никак не мог отвязаться от видения: все вдет хорошо, и вдруг, будто в фильме ужасов, лежащая фигура медленно поднимается, и в меня на полном ходу врезается поезд. Все пройдет, это просто несчастный случай, сказал я себе и нажал на газ, имея лишь одно желание: поскорее добраться до дому и рухнуть в постель. Но в первой больнице на моем пути, «Корантен-Сельтон», не было отделения скорой помощи, о чем мне любезно сообщили, после того как я минут пятнадцать плутал по лабиринтам старых зловещих улиц, так что пришлось ехать аж до Беклера и подняться на Кламар, там действительно оказывали скорую помощь, однако своей очереди дожидалось не меньше десятка пострадавших, я потратил кучу времени, не говоря о затруднениях с оплатой, ведь у меня не было карточки медицинского страхования; я из кожи вон лез, уговаривая регистраторшу: поймите, мадам, на меня напали и забрали все документы — что было неправдой, у меня никогда не было карточки медстраха, — при других обстоятельствах я бы расплатился сию же секунду, но преступники украли деньги — что было правдой; в конце концов она мне сказала: садитесь, вас вызовут; — думаю, будь я негр или какой-нибудь пакистанец с перерезанным горлом, они бы просто бросили меня подыхать. После бесконечного ожидания я всерьез стал подумывать, а не это ли является их истинной целью, чтобы все мы подохли медленной смертью — пошли, мол, вы с вашими синяками, болячками и недомоганиями; ничего не менялось, никто не появлялся, на банкетке напротив меня развалился старик и через равные промежутки стонал, о-хо-хо-хо, потом пауза, и снова: о-хо-хо-хо, одна женщина бережно поддерживала свою кисть, обвязанную красной тряпицей, наконец пришла регистраторша, но вскоре снова исчезла; ясно, нас бросили на произвол судьбы, заключил парень, сидящий рядом со стариком, и крикнул ей вслед: мадам, скажите, пожалуйста, врачу, что я не могу ждать, и она сухо ответила: не надейтесь, здесь вам не дадут наркотиков, так что не старайтесь; он аж подпрыгнул: вы что, глухая, мне не нужен наркотик, у меня аллергия именно на опий — похоже, не врал, у него все лицо было раздуто, словно его покусали комары-мутанты, — со мной такое уже случалось, мне надо вколоть дексаметазон, а то я умру — он стал шумно вдыхать и выдыхать, как те придурки на йоге, — у меня сейчас будет отек легкого, пф-фф, пф-фф, я уже задыхаюсь… женщина посмотрела на него с искренней жалостью: вам тут не дадут наркотик; вы что, совсем дура, заорал он, девушка с ребенком на соседнем стуле сказала, что у них вообще дурная репутация, они плохо обращаются с пациентами, а какой-то мужик добавил: помните случай пару месяцев назад, они даже не вышли взглянуть на аварию, — и вся приемная закивала, — просто стыд, стыд и позор, машина перевернулась у самых ворот больницы, и, само собой, случайные свидетели сразу побежали сообщить, попасть в аварию рядом с больницей, казалось бы, невероятная удача, а они даже не почесались, и бедный водитель умер, не дождавшись помощи; тс-с, произнесла дама с тряпкой на запястье, лично мне кажется, что они просто не желают видеть в больном человека, между тем аллергик поднял дикий шум: убийцы, вы хотите моей смерти, я с семьдесят шестого сижу на игле, я знаю, чем это кончится, у меня аллергия, я же подохну… в конце концов пришел студент-практикант и увел его, а когда подошла моя очередь, миновал еще аж час с четвертью.
— Итак, что с вами приключилось? — спросил меня врач.
Я рассказал все как есть, а зачем мне было врать, меня избили до полусмерти; он тщательно осмотрел мои повреждения и наложил повязки: ничего страшного, пострадали только голова и зубы; что касается головы, он назначил мне рентген, по поводу зубов посоветовал завтра же пойти к стоматологу, а насчет надбровной дуги оказалось, накладывать швы нет необходимости — он лишь соединил и склеил пластырем края раны; я пошел на рентген, там тоже пришлось высидеть очередь, но не такую длинную, к счастью, трещины не было, и вообще мне стало гораздо лучше, так что я попросился домой — вижу, мол, как вы загружены, и не хочу надоедать вам понапрасну; врач не возражал: по идее, не считая зубов, через несколько дней все следы вашего ночного приключения исчезнут. Когда я выходил из больницы, аллергик снова попытался устроить спектакль, требуя, чтобы его отпустили, но практикант сказал: нет, вы и так нас всех достали и теперь побудете здесь под наблюдением, нравится вам это или нет.
С большой осторожностью ведя машину, я вернулся домой; врач советовал мне подать заявление, как будто если поплакаться в участке, это что-то изменит. Видимо, я был действительно в плохой форме, потому что, пока открывал гараж и ставил машину, прошло целых десять минут, я чувствовал страшную усталость, а когда шел по дорожке к дому, у меня так закружилась голова, что пришлось опереться на фонарный столб. Дом был погружен во тьму; открывая дверь в спальню, я крикнул: привет, ты спишь? Честно говоря, сначала я не хотел ее будить, но, с другой стороны, мне бы пошло на пользу немного поболтать, чтобы расслабиться; я зажег свет, кровать даже не разобрана, хотя уже пробило полтретьего, Мари-Пьер не было дома, и я подумал: чудесно, приехали, в такую ночь и умереть не жаль — а что, неплохое название для песни, хотя скорее для фильма или книги. Почувствовав жажду, я пошел на кухню, поставил чайник, чтобы приготовить питье, и пока ждал, уставившись на кастрюлю, в моем истерзанном и опустошенном сознании возникла мысль: вообще-то песня — это не так уж глупо, но сюжет должен быть более трагичным, скажем, меня сцапали легавые, посадили в тюрьму на много лет, и вот я пишу любимой письмо; слова сами собой складывались в строки.
Пять лет это срок немалый
И я знаю что ждать ты не будешь
Я так много и не прошу
Мне бы только чтоб на свиданье
Пришла ты в последний раз
В нарядном платье
На голое тело
Мне бы только поцеловать
Тебя через этот казенный барьер
И знать что другой
На улице ждет чтоб с собой тебя увести
Мне бы только
Повидаться в последний раз
Мне понравилось, по-моему, для начала неплохо, но, когда я представил, что сижу в тюрьме, она приходит ко мне, а на стоянке ее ждет какой-то пижон в крутой тачке, он трахает ее, когда захочет, а я гнию тут в тесной камере, считая дни и недели, мне стало так плохо, что я принял «Диантальвик» и «Парацетамол», которые мне дали в больнице, и лег в кровать, где проворочался до полшестого утра; наконец, в