о я решил проучить его приятеля, и говорит: погоди, не стоит так реагировать, его же заставили, угрожая оружием, пойми, у него правда не было выбора. В другой комнате послышался голосок Мари-Пьер: всем привет, ну как, идем обедать, с редактором?
Несмотря на все усилия, я не удержался от capказма и отметил, что она, видно, с толком провела время. Но Мари-Пьер совершенно не смутилась, напротив, радужно улыбнулась, это совсем не то, что ты думаешь, говорит, я нашла, работу,
— В рекламном агентстве; бывший муж Сары— это она нас познакомила — сразу меня взял, я начинаю в понедельник.
Во мне словно что-то оборвалось, мы шли через стоянку, за нами Бруно, держась на приличном расстоянии. А как же «Экстрамиль», ты все бросаешь, так это надо понимать? Она пожала плечами: пока не знаю, но согласись, с моим уходом ничего особенно не изменится.
Она меня убила, без ножа зарезала, я сказал, что, в общем, да, наверное, но внутренне негодовал — вот к чему привела болтовня с Сарой, я не сомневался, кто внушил ей эту блажь — уйти от меня, однако сил бороться не было, улыбаясь и не показывая своих чувств, я думал: ничего, вы еще пожалеете.
Нас уже ждали в ресторане, на острове Гранд-Жатт, где в зале под потолком висел скелет диплодока, а за столами загорелые педики трясли своими лохмами, улыбаясь во весь рот; Бруно с приятелем поцеловались, извините, с мужиками не целуюсь, сказал я, редактор засмеялся, я тоже, насколько Марк выводил меня из себя, настолько редактор сразу мне понравился, мы уселись, я прекрасно видя, что все с любопытством на меня косятся, несчастный случай? — поинтересовался Марк, я не стал врать: да, вроде того; подошел официант, чтобы принять заказ, у здешних блюд были затейливые названия, например, креветочный коктейль в подливе из зелени или суфле из лягушачьих, лапок в миндальном ложе.
По знаку Марка редактор достал внушительную папку, у Мари-Пьер округлились глаза — это что, наше ревю? Увидев обложку, даже я, хотя мыслями был далеко отсюда, воскликнул: вот здорово, ты только посмотри, наши имена большими буквами! Да, теперь вы — автор, улыбнулся он.
Официант принес закуски, в моей тарелке сиротливо лежали два помидорных кружочка, каперсы и тонкая полоска феты, что в меню значилось как «тушеные помидоры с гарниром от шеф-повара»; вот блин, я думал это аналог помидоров с моцареллой, а на самом деле они были вареные, и моцарелла каким-то образом превратилась в фету — не отрава, конечно, но и не еда, а черт знает что. Марк тем временем облизывал губы.
— Вам нравится?
— Очень, — сказала Мари-Пьер, она все не могла оторваться от книжки, — просто супер.
Заметив мой не очень довольный вид, он спросил: а вы что скажете, мы не слишком обкорнали ваш текст? Я его успокоил — напротив, все замечательно, остальные поэты тоже производят приятное впечатление. Он хвастливо выпятил губы, мол, еще бы, мы стараемся не ударить в грязь лицом. Я сделал большой глоток воды, вкус феты совершенно не сочетался с легкой кислинкой отварных помидоров; о себе наш издатель мог говорить часами, между прочим, в отличие от большинства коллег, он пробивался сам, начав с работы в рекламе, оператором — так что Шестой округ [59] не совсем моя сфера, признался он, то и дело приветствуя взмахом руки кого-нибудь из знакомых в разных концах ресторана. Ну конечно, здесь была его вотчина, среди педиков и двойников Мадонны он чувствовал себя как рыба в воде. Мари-Пьер передала мне ревю и вдруг — я глазам своим не поверил — тоже с кем-то поздоровалась; ты что, его знаешь, спросил я, кто это такой? Тем временем мужик подошел к нашему столику — загорелый, с серебристой шевелюрой, — надо же, как тесен мир, мы обменялись шаблонными фразами, и он сел за столик поодаль; это ваш знакомый, изумился Марк, да, говорит Мари-Пьер, в понедельник я начинаю стажировку у него в агентстве. Марк был поражен: поздравляю, это большая удача, работая с ним, вы пройдете хорошую школу. Сборник и впрямь был сделан на совесть, черный шрифт на красном фоне — «Удивительное ревю, или Изыски слова», мое стихотворение в паре с фотографией пьянчужки располагалось между текстами двух более известных авторов, и, должен заметить, я был удивлен, думал, они принесут что-нибудь непритязательное или будут тянуть сто лет, надеясь пустыми обещаниями держать меня на крючке, но ошибся, они сделали все на высшем уровне, можно даже сказать — идеально. Мне никак не удавалось улучить момент, чтобы заговорить о втором проекте, интересующем всех, но Марк начал сам — Мари-Пьер ушла в туалет, и, обменявшись взглядом с Бруно, он спросил меня: кстати, по поводу основной причины нашей встречи, как настроены ваши партнеры?
— Положительно.
Не обращая внимания на боль в мышцах, я выдавил улыбку, весьма положительно. Он с видимым облегчением вздохнул всей грудью, и Бруно обрисовал мне ситуацию: Марк рассчитывал на «Канал+», но там сменился главный продюсер, а новый отказывается выделить деньги, что очень глупо с их стороны, поверь, проект действительно стоящий. Я отодвинул тарелку, даже десерт был так себе — рулетик с пикантным кремом и в придачу, абсолютно не в кассу, шоколадное пирожное.
— Они согласятся финансировать ваш проект — в серьезности их намерений можете не сомневаться, — правда, на определенных условиях, если вы предоставите четкие гарантии и вложите часть средств сами.
На лице дурачка Марка вновь отразилась тревога — какие гарантии? Бруно же честно обрисовал ситуацию: если проект не выгорит, Марк окажется в полной жопе, впрочем, начало положено, так что он старается по полной, в конце концов, речь идет о его профессиональном успехе. Я посмотрел несчастному прямо в глаза: мои партнеры, как бы это объяснить, люди старой закалки, их насторожит, что вы предлагаете им участие деле с блестящей перспективой, но сами ничем не рискуете.
Он даже забыл про свой торт.
— Какова высшая планка их интересов?
Мари-Пьер вернулась и снова с головой ушла в ревю.
— Сумма — не проблема, вы же понимаете, бизнесмены такого уровня располагают практически не ограниченными средствами, но им необходимо знать, сколько готовы вложить вы.
Бедняга прямо остолбенел. Тогда вмешался Бруно:
— Все нормально, Марк, они просто не хотят остаться в дураках.
Я подтвердил; похоже, он был в более стесненном положении, чем представлял себе Бруно.
— Сколько я должен вложить, чтобы они дали шесть миллионов?
На моем лице появилась широкая располагающая улыбка.
— Десятую часть, полагаю; если вы вложите в этот проект каких-нибудь шестьсот тысяч, то, уверяю вас, процесс пойдет семимильными шагами.
— Вот и отлично, — сказал Бруно. — Гениально.
Но, судя по лицу Марка, все обстояло совсем не так радужно, он с жалким видом уставился в пол. У меня нет таких денег, шестьсот штук было вместе с «Каналом+», а теперь без его поддержки я пробовал обратиться в банк, но никто не хочет пойти мне навстречу.
— Хорошо, сколько у вас есть? ;
— Слушай! — воскликнула Мари-Пьер. — Здесь сказано, что в скором времени выйдет и книжка.
— Двести тысяч, это максимум, который я смогу собрать при всем желании.
Это было намного меньше, чем я надеялся, двести тысяч даже не покроют убылей после унизительного ограбления, жертвой которого я стал.
— В таком случае сомневаюсь, что сумею уговорить своих партнеров.
Я прокашлялся.
— Если честно, не думаю, что стоит даже заводить с ними разговор. Очень жаль, Марк, но это правда, мне не хочется поселять в вас заведомо несбыточные надежды.
Официант спросил, не хотим ли мы кофе, все заказали, кроме меня; вы вообще не пьете кофе? — спросил меня редактор, я ответил, что нет, предпочитаю чай, по-моему, кофе горький.
— Ладно, — вздохнул Марк, — так я и знал, в наше время снять фильм — это адовы муки.
Я подозвал официанта, извинился, сказал, что передумал, и попросил принести мне горячий отвар, если можно, с вербеной.
— А ведь какой у нас сценарий, какие актеры дали согласие на съемки, как вспомню, прямо досада берет, честное слово,
— Это точно, — заметил редактор, — ужасно обидно.
Но мне показалось, что на самом деле ему по фигу; наш бедняга теребил обертку шоколадной плитки, уставясь в пустоту, губы искривились в трагической гримасе. А эти крысы-бюрократы из Ассоциации кинематографистов отказывают мне в авансе, надо же, нет, ну надо же. Ничего не поделаешь, пожал плечами редактор, это решение комиссии, они же работают на независимых началах. Я решил сделать ход конем и придал лицу выражение полного безразличия; на независимых, возмутился Марк, ну, конечно, независимых, мать их за ногу.
— Я вижу только один выход — пустить в оборот ваши двести тысяч.
Он тут же навострил уши.
— Как это?
Думаю, при других обстоятельствах Марк моментально почуял бы подвох, но сейчас он был в таком состоянии, настолько подавлен мыслями о том, что его полнометражный фильм умрет, не родившись, а сам он, неудачник и жертва рока, навеки потеряет право сидеть за круглым столом рыцарей Священного Ордена Киношников, что был готов проглотить самую неаппетитную наживку, купиться на любое вранье, лишь бы заполучить волшебную палочку, которая спасет его от банкротства.
— Да нет, — говорю, — кое-что пришло мне в голову, но думаю, это нереально.
— Что именно? — спросил Бруно.
Я принял серьезный вид. Серьезный и, главное, внушительный.
— Ну, есть кое-какие способы заработать, только, боюсь, вам они не подойдут.
— В каком смысле?
Я поставил чашку на стол, отвар был обжигающий.
— А вы как думаете?
Он испуганно покосился вправо-влево, но нас никто не подслушивал.
— Вы говорите о незаконных способах?
Господи, бывают же на свете такие кретины.
— Ну, разумеется, не о широко распространенных в приличном обществе.
На его лице отразилось сомнение, он посмотрел на Бруно, на меня, на редактора и снова на меня: это связано с наркотиками, я вас правильно понял?