сача, мои вещи были сложены в коробки; наверное, он устроил пожар, повсюду кучи пепла, сказал один из незнакомцев, хозяин тем временем потребовал отдать ключи, у меня оставался только от большого окна до полу, выходящего в сади я попытался возмутиться, протестуя — мол, зимний период начинается только первого ноября, вы не имеете права, но усачи приблизились, тот, что поздоровее, дыхнул мне в лицо, в нос шибануло пивным перегаром, и пригрозил: если еще здесь нос покажешь, мол яичницу из тебя сделаем, понял? Я отдал ключ, он толкнул одну из коробок, забирай свои манатки и катись, придурок, я подчинился, взяв в охапку, что мог, но это было нереально, видимо, второй решил меня поторопить и изо всех сил отвесил пинка, так что я упал вперед, они загоготали, катись, придурок, пока мы такие добренькие. Придурок… и он туда же; дойдя до конца дорожки, я обернулся и крикнул: мы еще встретимся, козлы, но они уже зашли в дом, теперь у меня осталась только машина, гараж и коробки с барахлом. Я сел за руль и включил радио, надо с удвоенной энергией взяться за роман и как можно скорее податься на острова, похоже, здесь мне ничего не светит.
Чтобы минимизировать расходы, я решил переночевать в гараже, на заднем сиденье машины, но к полуночи стало так холодно, что я не выдержал и пошел в гостиницу, где можно было отоспаться в тепле и принять душ — у каждого из нас свой предел выносливости, я, например, не могу жить как бомж; моя палочка-выручалочка — это роман, дальше загадывать нечего, бизнесом займусь позже, когда, начну получать проценты с тиража, и, придя в нашу скромную сторожку, я немедленно принялся за дело; в тот день мадам Сарла в парке не было, так что работай хоть до самого перерыва, я открыл тетрадь, взял ручку: Шарль схватил пушку и прицелился в учителя, который потянулся за ножом. Вообще-то Шарль не собирался никого убивать. Тут сообщник закричал: «Шарль, не убивай его, а то откуда взять бабки на побег!» Но Шарль передумал и продолжал целиться в учителя из пушки. Меня прошиб холодный пот, я уже употребил целиться и пушка двумя строками выше и, перечитав несколько написанных страниц, которые еще позавчера казались мне истинным шедевром литературы, вдруг усомнился в выбранном стиле. Сюжет был классный, захватывающий, особенно сцена, когда Шарль протыкает легавому глаз иглой шприца, а вот язык казался мне тяжеловесным, недостаточно живым: Шарль, смотрел, как из глазного яблока полицейского вытекает жидкость, легавый орал «на помощь!», но Шарль не испытывал жалости, — нет, это плохо, особенно «глазное яблоко», звучит как-то нелепо, я же писал черный детектив, а не доклад по медицине, надо хорошенько отдохнуть и начать все заново.
Я заранее принял решение не давать интервью, сохранять инкогнито, но после разговора с Виктором изменил свое мнение, ведь интервью — это стержень рекламной кампании, и мы подумали, что его надо дать, но в маске — с одной стороны, это подогреет страсти, а с другой, я ведь писал о реальных событиях, о настоящих полицейских, продолжавших нести службу, так что маска не повредит.
Из-за всех этих мыслей мне все труднее было сконцентрироваться, я набросал несколько слов: Шарль приготовил большую дозу пакистанского порошка и протянул оптовику, вся фраза четко созрела у меня в голове, но, написав «дозу», я подумал, что маска, пожалуй, вовсе не нужна, ведь тогда меня никто не будет узнавать, а раз так, что толку мне от славы? Вот как я сделаю: приду в маске, а чуть позже, когда напряжение достигнет пика, сорву ее в прямом эфире — да, представьте, это я, видите, я такой же, как все, ничего особенного; иногда мне казалось, что надо себя одернуть — эй, Гастон, по-моему, у тебя мания величия, но, в принципе, что тут такого, ведь о чем постоянно трубят с экранов и со страниц газет — только об этом, о связях и о бабках, так что, приложив толику энергии и дерзости, я имел все шансы. В комнату вернулся Поль, товарищ Шарля, надо что-то решать, труп начинает разлагаться, как я ни старался, постоянно приходилось возвращаться к мерзким сценам, может, они отрежут трупу голову и пошлют министру внутренних дел? Тут Виктор заорал во всю глотку: Гастон, гляди, проститутки, целая толпа, и правда, около моста на скамейках сидели девицы, чей видок не оставлял сомнений насчет их рода деятельности, тут же толклись наркоманы, как видно, дела у них были плохи. Кто-то указал на нас пальцем, я знал одну девушку, еще с Северного вокзала, она улыбнулась и подалась немного вперед, эй, а ты что здесь делаешь? Но вдруг пришел торговец, они все засуетились, и в тот же миг появились полицейские, большой отряд, наркоманы пытались разбежаться, какой-то негр перепрыгнул через стену и здорово расшибся, рухнув плашмя на землю, нападали со всех сторон, Виктор, похоже, не понял, что это легавые, и стал свистеть в свисток, все орали как ненормальные, короче, настоящая куча-мала, в конце концов наркоманов приперли к скамье, торговец смылся, мы подошли спросить, в чем дело, один легавый обернулся и сказал Виктору: полиция, проходите, пожалуйста, мы работаем, а какая-то девка вдруг указала на меня и Виктора, мол, это они нас сдали, они вызвали легавых, моя знакомая с Северного вокзала посмотрела в нашу сторону, выражение ее лица постепенно менялось, наконец она осознала горькую правду — но почему, за что, Гастон? Мы с тобой еще поквитаемся, крикнул кто-то, я стоял открыв рот перед враждебно настроенной толпой, прямо как Иуда перед апостолами, а ведь на самом деле ни хрена подобного, я был ни при чем, но меня парализовало, я словно язык проглотил, в этот момент я думал о своем кореше без ноги в больнице, о двух сотнях, что стянул у старухи, о самоубийце в камере, цепочка наркоманов удалялась в сопровождении полицейских. Стукач. Что с тобой, спросил Виктор, плохо себя чувствуешь? Я сказал, что все нормально, просто, кажется, подхватил грипп, жутко замерз ночью.
И правда, меня охватило леденящее чувство, словно на большом экране, перед моими глазами постепенно обретала четкость фантастическая картина: я находился в пустынном месте и меня звали голоса, я двинулся вперед, на мне был странный наряд, какие-то лохмотья, я хотел сделать шаг, но с ужасом увидел, что земля провалилась и вокруг образовалась гигантская пропасть, которую не перепрыгнуть, я был совсем один, случилось самое страшное, человечество меня покинуло, я остался в пустыне, на горном пике, лишенный общества людей на всю оставшуюся жизнь, и тут я начал выть. Ты уверен, что все нормально, спросил Виктор — я так сильно сжал кулаки, что ногти впились в кожу до крови. Да, говорю, не волнуйся, все хорошо, обычная простуда, только и всего.
Наркоманы побросали под скамейки море доз, легавые не обратили внимания; когда Виктор пошел предупредить старшего, я сказал, что побуду здесь, на всякий случай, и стал резво собирать добычу, к сожалению, он скоро возвратился и, увидев, что я ползаю на четвереньках по земле, закричал: это героин, ты нашел героин? Я уже спрятал пакетики в карман, поэтому с равнодушным видом ответил, что просто подобрал шприц, тут ведь дети бегают, не дай бог, Виктор явно не поверил и, когда появились остальные, рассказал им о происшествии, кидая на меня подозрительные взгляды. Один здоровенный тупица, которого я сразу невзлюбил, начал наезжать на меня, ты что, говорит, их знаешь, это твои дружки, тут подвалил шеф, на этот раз я обязан послать рапорт, это слишком серьезно, а я не собирался оправдываться — кроме Виктора, они все у меня с самого начала в печенках сидели, коротышка-мавританец скорчил презрительную рожу, мол, сами теперь видите, нет у него никакой тетки, его направили из Ассоциации помощи преступникам, как того, в прошлом году, какое легкомыслие — при такой безработице, когда порядочные люди прозябают, они отдают предпочтение всякому отребью. Все смотрели на меня с осуждением, даже Виктор; все, с меня хватит, ну, конечно, нет у меня тетки, заорал я, сегодня же позвоню ей, и она устроит тебе хорошую работу, козел, я побелел от ярости, жалкие людишки, вот вы кто, нет в вас размаха… только я собрался уходить, как явилась одна наркоманка, почему их уже выпустили — загадка, увидев, что ее имущество исчезло, она завыла, а-ааа, как будто с кошки живьем сдирали кожу, подонки, воры, сперли мой порошок, вы ничем не лучше легавых, гада, гады ползучие, смотрители выпали в осадок, разумеется, я знал, что они подумали, но сохранял хладнокровие и сказал: все, я звоню тете, мне это надоело, а сам пошел в туалет и принял неслабую дозу — отличный кокс, интересно, откуда у чувака такой товар? На следующий день я по-прежнему был под кайфом, но перед тем как отправиться в судебный контроль, занюхал еще дорожку, а потому в метро практически впал в эйфорию, эта маленькая шалость придала мне куражу и прекрасно сняла напряжение.
Малютка-контролерша ждала меня, сидя за столом, я немного опоздал, она предложила мне сесть и с недовольным видом нахмурила лоб.
Я был искренне рад ее видеть — глупо, конечно, но мне казалась, что она женщина участливая и всегда готова понять; я уже собирался рассказать ей о своем положении во всех подробностях и вместе с ней придумать альтернативу «Паркам и садам», но она вытаращилась на меня как дура, вы обманщик, молодой человек, вы нанесли мне оскорбление, у меня глаза на лоб полезли от изумления — простите, что вы сказали? — это уже была не мамуля, я сидел лицом к лицу не с женщиной, а с самим Правосудием, неумолимым Правосудием, над которым вздумал глумиться — да, ведь я принимаю наркотики, но этого мне было мало, я организовал трафик в парке Монсури, ответственная за участок с самого утра названивает президенту, требует моего увольнения, следователь тоже обо всем информирован, — я уставился на ее ноги под столом, обутые в ботиночки с опушкой, честное слово, я был в шоке, просто не знал, что на это ответить, поэтому сказал: понимаете, мадам, у меня проблемы с жильем, меня выгнали на улицу, я думал, она покачает головой и посочувствует, но не тут-то было, знаю, говорит, я звонила туда сегодня утром, трубку взял владелец, вы оставили дом в н