Глава Кошкиных на миг застыл, что-то прикидывая в уме. И выводы ему, кажется, не нравились. Впрочем, через минуту он бросил бесполезные ныне разрешения, и жестом фокусника извлек из-под столешницы пару стопок.
Как и любой мужчина, чья дочка (тоже серьезная целительница!)была резко против «увлечения» отца, «заначку» Герман Адольфович имел. С точностью практикующего хирурга он разлил по первой.
Выпили молча.
— Спрашивай, — предложил целитель.
Молодой человек только головой покачал поморщившись.
— Герман Адольфович, не надо юлить, — попросил он. — Все-таки уже не дети…
Старик покосился на едва достигшего совершеннолетия собеседника с известным сомнением. Но комментировать его заявление никак не стал.
— … Сообщите все, что, по вашему мнению, мне стоит знать, — закончил мысль молодой человек.
Хозяин дома вздохнул, разлил по следующей и принялся говорить с таким «жаром», что Волконский уже через пятнадцать минут включил запись на комме. Сделал парень это в тот момент, когда ему показалось, что сознание неожиданно начинает ускользать.
— Волконский будет наказан, отец! — прозвучал уверенный сильный голос по главному кабинету империи.
Государь, не прерывавший работы с бумагами ради рутинного, в общем, визита, приподнял взгляд. Лишь сын, прекрасно знающий своего отца, да еще всего пара человек во всем мире могли бы сказать, что во взоре самодержца мелькнуло удивление.
— Твой опричник напал на сотрудников моей личной канцелярии, — негромко произнес хозяин кабинета, сосредоточив внимание на цесаревича. — Ты же понимаешь, что это значит?
И нет, не было в голосе мужчины ни гнева, ни каких-либо эмоций. Просто констатация факта.
Да, Константин Дмитриевич понимал прекрасно, что именно имеет в виду его отец.
Основа любого государства — монополия на насилие. Это краеугольный камень его устойчивости. И «исключения» из этих «правил» были чреваты. Здесь отступил, там дозволил, и сам в какой-то момент не заметишь, как структура начинает разваливаться.
— Вижу, что понимаешь, — негромко произнес мужчина, покосившись на стопку бумаг.
Работы у правителя империи было много всегда. Как правило, гораздо больше, чем мог в страшных снах вообразить себе обыватель, прекрасно «знающий, как надо делать».
— Накажу, — вновь уверенно произнес цесаревич, вытянувшись едва ли не по стойке смирно.
Император медленно встал с довольно простого на вид рабочего кресла, ничуть не напоминающего трон в главном зале Кремля. Тяжелый его взгляд уперся в еще более подтянувшегося сына.
— Говори, — коротко потребовал ныне не отец, а высший государственный деятель страны.
— Поведение Павла Анатольевича недопустимо и не имеет оправдания! — отчеканил Константин Дмитриевич. — Я лично позабочусь о том, чтобы Волконский получил самое суровое наказание, какое только…
Император прикрыл на миг глаза, но тут же вновь глянул на вытянувшегося в струнку сына. «А он вырос!» — с легкой грустью оценил Долгорукий старший.
— … Лично позабочусь о том, чтобы… — продолжал будущий правитель.
Император поднял руку. Глава Тайного кабинета мгновенно смолк.
— Правильно ли я понимаю, что Волконского ты мне не отдашь?
Константин Дмитриевич на миг замер. У него осталось только два пути: либо продолжать «ломать комедию» в надежде, что получится оставить право наказания за собой, либо…
— Нет, отец, — твердо припечатал цесаревич. — Павел Анатольевич — мой человек.
Больше он не добавил ничего, сосредоточившись на демонстрации вида лихого и придурковатого.
Как-то невольно вспомнилось, как совсем недавно он сам требовал для опричника чуть ли не высшей меры, а вытянувшийся перед ним Князь всеми силами отстаивал своего подчиненного. И нет, вовсе не выступление командира группы подтолкнуло его к нынешнему решению. Он его принял почти сразу же. Но дежурный втык Константин Дмитриевич вставить был просто обязан. А с учетом тяжести проступка, «фитиль» должен был быть без капли вазелина.
— Уверен, сын? — негромко спросил император.
Если бы было кому, Долгорукий-младший с удовольствием признался бы, что вот сейчас ему стало действительно страшно! Если уж хозяин кабинета в ТАКОЙ момент вспомнил, что он отец, а не только император, это… сильно.
— Уверен, — пересохшим ртом выдавил из себя цесаревич.
Ох, нелегко ему это далось.
— Ну что ж… — негромко произнес мужчина. — Да будет так.
В этот же момент пискнул комм на руке Константина Дмитриевича. Тот не шелохнулся. Лишь бросил на отца вопросительный взгляд. В ЭТОМ месте без воли его ни одно сообщение бы попросту не «пробилось».
Дождавшись разрешающего кивка, будущий правитель открыл «послание». Внутри он обнаружил две объяснительных от сотрудника *вымарано* и сотрудника *вымарано*. Оба утверждали, что в тот день находились с инспекцией *тут цесаревич для скорости пропустил пару абзацев*, никакого вызова не получали и все в том же духе.
Решив, что детально с документами можно ознакомиться и позже, Константин Дмитриевич поднял взгляд.
— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — гаркнул он во всю мощь легких.
Самодержец едва заметно кивнул и вновь вернулся в свое кресло.
— Теперь ответственность на тебе, — негромко произнес самодержец, посмотрев сыну прямо в глаза. — Я же буду внимательно наблюдать. И крайне разочаруюсь, если мне придется вмешаться.
— Так есть! — рявкнул Долгорукий-младший.
Он прекрасно понимал, какие именно обязательства на себя принял.
— Свободен, — негромко произнес хозяин кабинета, вновь возвращаясь к бумагам.
Посетитель же выполнил четкий поворот через левое плечо, сделал пару шагов и… замер.
— Отец, — негромко произнес он.
Мужчина не поднял головы, но цесаревич отчего-то прекрасно понял, что его слушают.
— Если бы я не?..
Дослушивать государь не стал. Молча достал из стола один-единственный лист и протянул его будущему преемнику. Тот взял документ и, вновь развернувшись, покинул кабинет отца.
На лист он глянул, лишь когда за его спиной захлопнулись тяжелые двери.
— «Мы, Дмитрий Пятый, император и самодержец…», — привычно пробежал он шапку документа и добрался до сути. — «Объявляем всем верным нашим подданным: в тридцатый день сего апреля урожденный Павел Анатольевич Волконский будет казнен путем…».
Дальше читать смысла не имело. Аккуратно свернув документ, Константин Дмитриевич деловито зашагал к собственному кабинету. Помимо проблемного опричника у Главы Тайного кабинета еще дела имелись.
Глава 25
Глава 25
— Игорь… Георгиевич! — крикнул «в трубку» заметно нервничающий мужчин в дорогом домашнем халате, ныне небрежно наброшенном на мягкие брюки и белую рубашку.
Ну вот любил хозяин дома демонстрировать свое «аристократическое» происхождение. Даже про шейный платок не забывал. Его он обычно затягивал потуже под подбородок, дабы всегда демонстрировать окружающим горделивую осанку.
Однако ныне «цветастую тряпку» он в ярости сорвал шеи прямо перед звонком Главе Волконских. Душила, зараза, не хуже удавки!
Впрочем, возможно это был просто страх…
— И что ты хочешь от меня? — даже не думая скрывать легкой «ленивцы» в голосе, уточнил собеседник недовольно.
Понять его можно было. Ну кому понравятся истерические звонки после полуночи⁈
— Он здесь! — не слишком внятно выдохнул Аркадий Данилович.
Однако его прекрасно поняли.
— Вполне вероятно, — согласился Волконский.
Ему даже делать вид особо не пришлось, что нынешние проблемы Рода Паутовых его волнуют чуть меньше погоды в Занзибаре.
Обладатель шейного платка лишь сильнее сжал кусочек смятой ткани в кулаке.
— Что это значит⁈ — рявкнул он грозно, собрав остатки воли.
— Понятия не имею, — прозвучал короткий ответ.
Впрочем, едва заметный смешок расслышать в нем было вполне возможно.
Буквально несколько секунд Паутов потратил на то, чтобы собраться с мыслями.
— Игорь… — начал было он, но тут же осекся и присовокупил отчество. — Георгиевич. Что собирается сделать твой племянник?
Давить голосом смысла не имело. А потому мужчина взял себя в руки. Лишь поставил разговор на громкую связь и положил гаджет на стол.
Ну заодно и «порадовал» собеседника стуком коньячного бокала о столешницу и звуком льющейся воды. Не совсем огненной, но столь же крепкой.
— Я не знаю, — повторил собеседник.
«Трубку сразу не бросил — уже хорошо!» — мысленно отметил инициатор диалога, опростав бокал.
— В рамках своего Рода Павел Анатольевич действует совершенно самостоятельно.
— Но как⁈
Для хозяина дома ситуация, когда ветвь клана может самовольно принимать решения, была чем-то из разряда фантастики. Даже не научной, а дешевой, бульварной.
— О, это интересная история, — согласился Волконский, но тут же присовокупил насмешливо. — Желаешь насладиться ей прямо сейчас!
Глухо ударил кулак с платком о стол. Однако с голосом Паутов все же совладал.
— Мне казалось, что мы договорились, — произнес он негромко, наполняя свободной рукой второй бокал.
На этот раз смешок в динамике был столь явным, что принять его за помехи было решительно невозможно. Хотя и хотелось, да.
— Аркадий Данилович, — наставительно произнес Волконский. — Я обещал, что переговорю с Павлом Анатольевичем. Более того, слово свое сдержал. И знаешь, мне показалось, что он даже с пониманием отнесся к ситуации и был готов приступить к переговорам. Да, дешево бы ты не отделался…
Тут хозяин дома невольно кивнул. Он и сам не надеялся на столь «мягкий» вариант.
— … Но шанс откупиться лишь деньгами и не самыми профильными активами у тебя был.
Оба собеседника прекрасно понимали, что пополнение содержимого счетов — штука приятная, но совершенно точно не самая ценная. Да, деньги нужны. Для обеспечения оборота. Не более того. Настоящие активы, такие как серьезное предприятие, положение в обществе или военную помощь НИКОГДА нельзя просто приобрести за банкноты или их цифровой аналог.