Замок не отперли, как положено, а выломали. Грубо и без изысков, надавив на дверь с такой силой, что он едва не рухнула с петель. На том месте, где раньше держался стальной язычок, осталась только дыра с неровными, буквально взлохмаченными краями. А скобы не было вовсе — ее я отыскал чуть дальше, когда сделал пару шагов внутрь.
— Надо же — здоровый попался. — Я поднял керосинку чуть повыше, освещая помещение. — Вот, значит, где ты у нас прячешься, голубчик…
Уходящие в темноту следы на полу я увидел сразу: мокрые, размазанные и чуть вытянутые. Разве что немного похожие на отпечатки босых ступней… крайне уродливых, кривых и неуклюжих. Похоже, сражение с дверью не прошло для Упыря бесследно — он явно повредил себе что-то и изрядно перемазал все вокруг густой черной жижей.
А уж запах после себя оставил и вовсе отвратительный. Влажную землю, гниль и болото я почувствовал еще на улице, но здесь к ним примешивалось что-то еще. Чуть сладковатое, отдающее железом…
Кровь.
Рука сама нащупала в кармане «наган». Я осторожно шагнул вперед и поводил дулом из стороны в стороны, выцеливая подвал — на сколько хватило зрения. По бокам смутно угадывались стены, а вот впереди помещение, похоже, уходило далеко под дом. Наверняка где-то там, в глубине, пряталась котельная: здоровенная печь, трубы и…
— Да твою ж…
Свет керосинки выдернул из темноты сначала подсохшую темно-красную лужу и сразу за ней — чьи-то ноги в криво стоптанных сапогах. Вполне себе человеческие, хоть и основательно… пожеванные.
Труп — видимо, тот самый дворник — лежал всего в нескольких шагах от меня боком к двери. Верхняя половина туловища не то, чтобы отсутствовала, но выглядела так, будто с нее ободрали мясо до самых костей, попутно оторвав и конечности, и голову. Нижней повезло чуть больше. На ногах даже сохранились остатки одежды — холщовые штаны, зияющие прорехами и располосованные зубами. Дядька Степан не ошибся: сотворить такое с человеком могла только тварь, чьи челюсти больше похожи на полотно пилы, чем на самый хищный рот.
Я с трудом представил, сколько плоти Упырь сожрал за один присест, как долго продолжалось его кровавое пиршество… И как взрослый и, судя по останкам, весьма крупный мужчина мог так нелепо угодить в лапы глупому и медлительному чудищу. Вряд ли зубастому уродцу хватило мозгов наброситься из засады.
Скорее дворник сам пошел сюда — услышал шум, а может, увидел сломанную дверь… Еще днем, раз уж лампа осталась лежать на дровах снаружи. Я бы на его месте скорее прихватил топор, но и метла, которая валялась в нескольких шагах, не самое плохое оружие — особенно в умелых руках. Судя по переломанным и измазанным жижей прутьям, бедняга сражался за свою жизнь. Пытался отбиться, но так и не смог. Упырь оказался сильнее…
Или был не один. И чем дольше я разглядывал распростертое у моих ног изуродованное тело, тем более вероятной казалась именно вторая версия. Слишком уж много вокруг осталось следов, и слишком заметно отличались укусы и зазубрины на обглоданных ребрах. Даже если Прорывы штамповали чудищ по единому образу и подобию, размеров они все-таки оказались разных. Одни поменьше, другие чуть покрупнее — но все одинаково злобные и прожорливые. Точно не меньше трех Упырей. А скорее всего — пять или шесть сразу.
К такому дядька Степан меня не готовил. Но если твари и прятались где-то в глубине котельной, то пока не спешили показываться. То ли наелись от пуза и улеглись спать, то ли предпочли держаться подальше от света керосинки и притихли… А может, каким-то образом учуяли мой Талант — и решили не связываться. Так или иначе, самым разумным было бы убраться из подвала, подпереть дверь чем-нибудь тяжелым и бежать за дядькой Степаном. А потом вернуться, прихватив винтовку и набив полные карманы патронов — и показать Упырям мастер-класс по стрельбе.
Но даже самые мудрые планы порой не сбываются: стоило сделать шаг к выходу, как керосинка в моих руках умерла. Огонек в последний раз беспомощно дернулся за стеклом, выплюнул тонкую струйку дыма… и погас окончательно. Темнота тут же нахлынула со всех сторон — такая густая, что с ней не могло справиться даже сверхчеловеческое зрение.
И почти сразу где-то в глубине подвала что-то глухо и сердито заворчало.
Глава 17
Без паники. Самое главное — без паники. Суета и излишняя впечатлительность погубили куда больше людей, чем прямая и явная угроза. Ситуация изменилась, но даже сейчас не тянула на по-настоящему крупные неприятности — особенно для того, кто побывал в сотнях передряг посерьезнее. Да, керосинка потухла, и света больше нет, зато дверь совсем близко, а до Упырей еще целый десяток шагов — или даже два.
Никаких поводов для беспокойства. Вообще никаких.
И все же оказаться в кромешной темноте со схарчившими дворника зубастыми тварями было, мягко говоря, не слишком приятно. Еще не привыкшее к подобным приключениям чужое тело выдало в кровь такую порцию адреналина, что я едва не потерял голову — и лишь немалым усилием все-таки взял себя в руки: одна или две секунды, глубокий вдох, выдох — и сознание снова заработало так, как ему и положено.
Я будто развернул перед собой карту — точнее, план подвала. И на нем тут же разметились все точки: ковыляющие в темноте Упыри впереди. Выход наружу где-то за спиной. И сам я — примерно посередине. Можно развернуться, отыскать глазами светлый прямоугольник двери и рвануть — но есть риск споткнуться и упасть.
Плохой вариант: слишком много шума, слишком дергано… и слишком много случайностей. Если хотя бы одна из тварей окажется достаточно проворной и цапнет меня за ляжку — мало точно не покажется. Лучше уж действовать наверняка.
Я не спеша попятился, нарочно подволакивая ноги, чтобы не упасть. В наполненной тяжелым дыханием и шорохом темноте щелчок взведенного курка прозвучал неожиданно громко — и Упыри тут же снова зарычали, а звуки шаркающих шагов раздались совсем близко.
Но я уже отступил чуть ли не к самой двери. Она оказалась прямо у меня за спиной, и теперь вокруг появлилось хотя бы немного света с улицы. Самая малость — и все же достаточно, чтобы разглядеть тварей звериным зрением. Пока еще не зубастые морды, даже не силуэты — только тускло мерцающие огоньки.
Если Упыри предпочитают охотиться ночью, неудивительно, что их глаза так сильно напоминают кошачьи: тоже круглые, способные поймать даже крохотные крупицы света — и поэтому сами будто светящиеся. Хищные оранжево-зеленые огоньки уже совсем рядом — буквально в нескольких шагах.
Одна пара, другая, третья, четвертая… Да сколько же их сюда набилось⁈
Я поднял «наган», наводя сгиб пальца на спуске туда, где у ближайшего Упыря должна была оказаться голова — и выстрелил. Раздался грохот, утробный визг — и за мгновение огненной вспышки из ствола я успел увидеть, как одна из тварей заваливается назад.
Попал! И, если анатомия гостей из Прорыва хоть немного напоминает человеческую — убил наповал. Минус один зубастый… Впрочем, радоваться рано — их еще как минимум трое, все прекрасно видят мой силуэт на фоне двери… и явно не против поужинать молодым гимназистским мяском.
Я выстрелил второй раз и, почти не целясь, третий. Обе пули наверняка попали, куда следует, но количество горящих в темноте глаз не убавилось: похоже, из глубины подвала к Упырям спешило подкрепление. Не самое многочисленное, но теперь я изрядно рисковал истратить все патроны раньше, чем закончится противники — а резервных дядька Степан не отсыпал.
Впрочем, какая разница? У меня все равно не будет времени возиться с барабаном.
Еще выстрел — и снова вой и звук падающего тела. Я спиной шагнул на лестницу, споткнулся, чудом удержался на ногах — и снова оттянул курок большим пальцам. Офицерский «наган» образца девяносто пятого года бил бы самовзводом, но дядька Степан забрал на дембель из армии обычный, солдатский, и мне приходилось каждый раз тратить драгоценные мгновения на перезарядку.
Последние три патрона я выпустил чуть ли не в упор, уже поднимаясь по ступенькам во двор. Шагавший первым Упырь рявкнул и послушно свалился с аккуратной круглой дыркой между глаз, но следующего только отбросило назад: я в спешке всадил сразу две пули не в голову, а в тело, между тянущихся ко мне когтистых лап.
Несмотря на какое-никакое внешнее сходство с человеком, устроен гость из Прорыва явно оказался сильно иначе: поджарый, но все равно медлительный и рыхлый. Тощая туша приняла свинец, разве что покачнувшись — будто пули даже не зацепили ребра… или их у Упыря не было вовсе.
Я на всякий случай взвел курок и нажал на спуск, и на этот раз барабан отозвался лишь тоскливым глухим щелчком. Патроны закончились, а вот Упырей осталось еще достаточно — точно не меньше трех. Зато я уже выбрался наружу, во двор. Отшвырнул опустевший «наган», сбросил с плеч китель и намотал его на левую руку. Так себе щит — но все же лучше, чем в случае чего встречать острые зубы или когти беззащитной плотью. Оружие тоже имелось: тот самый топор, заботливо оставленный кем-то в колоде у поленницы. Тяжелый, неудобный, явно туповатый, предназначенный исключительно для дров, а не для сражения…
Но в умелых руках сойдет и такой.
Упыри с ворчанием вылезали с лестницы во двор, и теперь я, наконец, мог как следует их рассмотреть.
Не знаю, кто придумал им такое название. С ожившими мертвецами из легенд или классики зомби-кинематографа зубастых объединяли разве что звуковое сопровождение, медлительность и желание жрать людей. В тощих и уродливо-непропорциональных телах не было почти ничего человеческого: слишком длинные конечности, ступни и кисти вытянутые, с когтями. Вроде бы худые — но кости не просматриваются. Живот и грудная клетка не разделены линией под ребрами, а будто наспех слеплены в один продолговатый кусок плоти, покрытый влажной и темной чешуей… или кожей — как у земноводного. Упыри скорее напоминали что-то среднее между отощавшей полуразложившейся обезьяной и здоровенной двуногой ящерицей. Даже башка оказалась отдаленно похожей на лягушачью: почти без шеи, с широкой зубастой мордой и чуть приплюснутая. Мощные челюсти, способные запросто перегрызть лучевую кость — зато сам череп крохотный и суженный кверху, едва ли способный вместить полноценный мозг. Неудивительно, что умственные способности тварей оставляли желать лучшего.