— А ты даже слушать не захотела!
— Так сделанного не воротишь. Я ведь не могла забрать обратно съеденный пирог.
— Ты побежала в башню, хотя я твердила, как это опасно.
— Что опасного, если я там не одна оказалась! — в сердцах высказалась Селеста и тут же покраснела, прижав ладонь к губам.
У меня вся кровь отхлынула от лица.
— И сколько вас таких? — Теперь я даже не кричала.
— Не знаю, сколько пришло, может, не все. Но это совсем никуда не годится. Я ведь уверена была, что сама додумалась использовать приворот.
Ой, силы небесные! Это как же мне повезло! Мне невероятно крупно повезло. Слава железному самообладанию защитников и всей их природе, слава их сущности, самой сути их воспитания и всему, всему! Поцелуй! Это же смешно. Это ведь совсем легко отделалась! Да окажись на месте Эсташа другой мужчина, и живой бы из коридора не выбралась. Последствия запоздалого испуга проявились на лице красными пятнами. Сразу загорелись щеки и горло сдавило.
— Мариш, ты что? Аллергия? Тебе орешек в еде попался? Нужны капли?
— Аллергия, — просипела я в ответ, — аллергия на глупость! Где?
— Капли в шкафчике, — подсказала Селеста.
— Где приворотное зелье?
— Оно закончилось, — быстро проговорила подруга, кинув мимолетный взгляд на стол.
И быстрее, чем она успела схватить со столешницы пузырек, я добралась до приворотного средства и сжала его в руке.
— С чем будешь пить? — спокойно и зловеще спросила побледневшую девчонку.
— Маришка, ты чего?
— Глупость нужно лечить сразу, иначе до конца дней не избавишься.
— Мариона! — Подруга выставила вперед ладони, пока я решительно наступала, загоняя ее в угол.
— Заставлю силой, — потрясла я пузырьком.
— Да Эсташа там даже не было!
— Не было, — рявкнула я, — потому что он был на этаже Аллара, провались вы со своими приворотами!
— Ой, так он, он…
— Вот и почувствуешь сейчас, как он. — Я неумолимо протянула средство: — Пей.
У подруги жалобно изогнулись брови, на глаза набежали слезы, и, сглотнув, она вытащила из моих пальцев пузырек. Посмотрела на него, не решаясь открыть, затем вытащила пробку, и в тот миг, когда бутылочка в ее пальцах дрогнула, выплескивая оставшиеся капли, я закончила плетение узора и поймала их у самого пола. Заставила капли втянуться обратно, а пузырек подняться вверх и застыть напротив плотно сжатых губ.
— Пей.
Селеста отчаянно помотала головой.
— Тогда мне стыдно называть тебя подругой.
Губы у девушки задрожали, когда она в отчаянном усилии зажмурила глаза и быстро открыла рот. Зелье пролилось на язык янтарными каплями, и Селеста с трудом сглотнула.
— Фу-у, — скривилась она и всхлипнула, — жестокая!
— Заслужила, — пожала я плечами и со спокойной душой начала готовиться ко сну.
Уже поздно ночью я не могла заснуть из-за тихих рыданий, приглушенных подушкой. Испытывая острую жалость к подруге, я спрыгнула с кровати и потрясла за плечо Доминику.
— А? Что такое? Случилось что? — Наша отличница нервно встрепенулась.
— Приготовь антидот, Ника. У тебя есть ингредиенты для всего. Пожалуйста.
— Какой еще антидот? — не поняла девушка.
— От приворотного зелья. Селесте очень нужно, она себя к себе приворожила.
И уже после успешного применения противоядия мы вместе укладывали расстроенную, заплаканную, но свободную от приворота Сешу в кровать.
— У меня все тело горело, — жаловалась она, — я слова не могла сказать. И в груди так давило, и все вместе — томление, огонь! И так плохо, что глаз не сомкнуть!
— Вот видишь, — поправляя одеяло, говорила я ей, — видишь, как это скверно.
А Доминика кивала, стоя за плечом.
— Это мучи-и-ительно! — снова провыла девушка.
— Еще бы! — хмыкнула Ника. — Маришка, а мне как, еще антидоты варить? Ты остальных пойдешь отпаивать?
— Мне и одной хватило, — вздохнула в ответ и посмотрела в окно, за которым постепенно светало.
Да кто же такой настойчивый? Что нужно? Отстань, Доминика! Я не иду на урок.
Полночи без сна стоили некоторым обитательницам нашей спальни мучительной внутренней борьбы и жалких попыток уговорить себя слезть с кровати.
— И я не иду, — бурчала Селеста, — еще приворот не выветрился.
— Все у тебя выветрилось, — обиженно просопела Доминика, — мои антидоты отлично работают.
— Ты явно напортачила в этот раз. — Широкий зевок смазал конец фразы, и подруга вдруг резко села.
— Девочки, сегодня же первое занятие у тен Лорана!
— После обеда, — теперь уже бурчала я, злясь на обеих за то, что бесцеремонно вторглись в сладкий сон. Мне грезилось солнце, крепкие объятия, поцелуи. Что?! Я тоже резко подскочила.
— Сегодня мальчики придут. — Поджав босые ноги, укрытые казенной ночной рубашкой, Доминика расчесывала длинные волосы. — Первым занятием идут танцы.
— Это чтобы мы все быстро проснулись, — без всякого энтузиазма ответила Селеста. — Но лучше бы урок тен Лорана стоял первым.
«Ничего не лучше», — подумала я, обнаружив, что совсем не горю желанием идти на магическую защиту.
— Если ты не выбросишь его из головы, — погрозила расческой Доминика, — я больше ни одного антидота не сварю.
— А я не буду больше пить это гадкое зелье, — бросив взгляд на меня, хмуро поклялась Селеста. — Не заставишь, Маришка.
— Не пьешь сама и другим не подливай, — зевнула я и потянулась за расческой. На ночь совсем позабыла убрать волосы в косу, и сейчас они спускались до бедер спутанными прядями.
— Мариш, а мы новые стихи сегодня услышим? — хитро сощурилась Ника.
— Какие еще стихи?
— Ну раз по расписанию класс танцев и мальчики-гимназисты будут с нами в паре, Берт непременно прочтет новые сочинения в твою честь. Ты, надеюсь, записываешь эти шедевры, как я тебе советовала?
— Что за настроение у тебя сегодня? Сыплешь остротами и шутками прямо спросонья.
— Хорошее настроение, романтическое. — Доминика потянулась и вздохнула.
— Точно вчера на свидание бегала! — постановила Селеста. — Держались за ручку через ограду?
— Не-а, — качнула головой девушка и снова улыбнулась. — Поцеловал.
— Через решетку? — изумилась Селеста.
— Ага! — Соседка спрыгнула с кровати, подбежала к узкому окошку и распахнула его, громко закричав: — Э-эй, девчонки, вставай на учебу!
Вереница девушек в форменных белых платьях ниже колена и одетых в строгие черные костюмы парней стекалась в танцевальный павильон центральной башни. Оба крыла, разделенные между собой, теперь соединили деревянные мостики. Юноши-гимназисты из своей башни подходили к стеклянным дверям класса танцев, а мы друг за дружкой шли со своей стороны. Два потока смешивались у входа в класс и втягивались в павильон уже вместе.
— Тэа Эста, — окликнули позади, когда я оказалась на пороге, и стоило большого труда удержаться от страдальческой гримасы. — Тэа Эста, позвольте проводить вас.
Под локоть подхватила юношеская рука, и меня повлекли вперед, к той стене огромного зала, у которой всегда выстраивались гимназистки.
— Спасибо, теон[4] Венсан, но я бы сама дошла.
— Мариона! — Жаркий шепот на ухо уведомил меня, что пожелание одиночной прогулки осталось неуслышанным. — Я сочинил для вас новые стихи.
— Как это мило, — пробормотала в ответ, невольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее дойти до места.
— Только послушайте начало, — произнес вдохновленный поэт. — При виде вас все члены во мне встрепенулись…
— Что, кхм, кхм, простите, у вас встрепенулось?
— Душа наизнанку и истекает сердце любовью.
Видимо, сильно истекает.
— О сжалься, первопрелестная дива…
Где он находит такие слова?
— И приходи ко мне на свидание! — Полная драматизма пауза и вопрос на выдохе: — Ну как вам?
— Это конец стихотворения? — поразилась я.
— Я полагаю расширить его до поэмы. Вам понравилось?
— Мне? Э-э-э, а как же рифмы, теон Венсан?
— Рифмам свойственно опошлять высокую поэзию. Когда в строках поет душа, ни к чему созвучие окончаний. Так вы придете? — вновь перешел в наступление гимназист. — Вечером, к решетке сада.
— Ой, мне нужно подумать, теон. Благодарю, — присела в коротком поклоне, обрадовавшись, что так вовремя оказалась возле стены. Парень изящно поклонился и направился к зеркальной стене напротив.
Сперва вступил клавесин, к нему присоединились струнные и флейта. На полупальцах, изящно ступая, мы маленькими шажками двинулись к целому строю семенивших навстречу кавалеров. У некоторых получалось шагать ужасно забавно, я даже подозревала, что они делают так нарочно, желая рассмешить партнерш, сохранявших строгое выражение лица.
Наши учителя сурово следили за порядком, смех или нарушение манеры исполнения со строго выдержанными позами, слишком угловатый рисунок вместо закругленных линий карались пыткой заучивать эти движения до полного упадка сил. Однако несмотря на усилия преподавателей, учивших невежественных гимназистов, что такое настоящее изящество и мастерство исполнения, по вечерам почти половина класса со скорбными лицами повторяла те же самые движения до сотни раз. Правда, в законное свободное время никто и не думал приглашать для нас учеников из мужского крыла, и мы оттачивали танцевальные па друг с другом.
Первым моим партнером стал Берт Венсан, ловко занявший место прямо напротив. К счастью, юноша отличался врожденной грацией. Танцевать с ним было легко и просто, чего нельзя было сказать о его умении сочинять стихи. Мой слух определенно страдал, зато ноги оставались в целости. Однако при смене партнера, когда меня подхватил, а точнее, перехватил следующий танцор, ногам повезло меньше. Крепко обняв мою талию, Арто Орсель неловко отдавил пальцы, укрытые лишь тонким шелком матерчатых туфель.
— Ой, — высказался он, чем, собственно, и закончилось все выражение раскаяния. Арто несвойственно было подозревать себя в неуклюжести или хоть на грамм понижать высокое самомнение, чтобы рассыпаться в извинениях.