— На этот вопрос может ответить только папа, я пока не видела ни одного.
Сенатор рассмеялся, словно прежде не слышал шутки веселее.
— Предположу, что у айна Эста опыт избавления от ваших поклонников весьма богатый. И он очень тщательно проверяет всех кандидатов.
А может статься, сенатор абсолютно прав. Пока из возможных женихов был одобрен только один, а про остальных даже речи не заходило. Но неужели их и не было?
— Как думаете, Мариона… вы же позволите обращаться к вам по имени?
— Да, конечно, — ответила с самой вежливой улыбкой.
— Каково отношение вашего отца к нашей семье?
Это он сейчас в каком смысле?
— Папа всегда отзывался о вас с большим уважением.
Что еще я могла ответить в такой ситуации? На мой взгляд, Орселям отец благоволил, даже слишком.
— Тогда для нас не будет проблемой продолжать это во всех смыслах приятное знакомство или даже перейти на другой уровень отношений.
А сенатор весьма решительный мужчина. Ведь я всего лишь заикнулась об уважении.
— Другой уровень? — Я сделала невинные глаза и похлопала ресничками.
— Более близкий, — выразительно ответил он, и прозвучало это очень многозначительно. Однако стоило только задуматься, как бы повежливее вывернуться из рук сенатора и удрать на другой конец зала, подальше от подробностей, Орсель-старший, глянув поверх моей головы, с задумчивой улыбкой произнес: — А вот и мой сын, Мариона.
Он провел меня в танце так, чтобы оказалась лицом к стене, возле которой и замер сложивший руки на груди Арто. Молодой человек наблюдал за нами столь пристально, будто на наших лицах пытался прочитать ответ на самый важный вопрос вселенной.
— Позволите? — Занятая созерцанием Орселя-младшего, я не услышала, как затихают музыкальные аккорды, но сенатор сориентировался за меня, очень ловко проводив не на прежнее место рядом с родителями, а подведя прямо к сыну: — Арто, развлеки нашу гостью, или так и будешь стены подпирать?
Когда теперь уже Орсель-старший вложил мою ладонь в руку сына, я ощутила себя неким переходящим призом. Впрочем, Арто протеста не выказал, как только музыка вновь заиграла, он вывел меня на паркетный круг. При этом выглядел он довольно хмуро, молчал и обнял мою талию еще крепче сенатора. Возникало стойкое ощущение, что, являйся Арто чувствительной девицей, он бы сейчас принялся кусать губы. Естественно, между девицей и мужественным теоном была огромная пропасть, а потому никаких проявлений внутренних переживаний Арто не выказал, разве только стиснул в объятиях столь крепко, что я буквально взмолилась:
— Теон Орсель, не могли бы вы чуточку ослабить вашу хватку?
Арто мигом вернулся к действительности из страны своих грез и удивленно взглянул на меня.
— Уже дышать сложно, и я вот-вот посинею.
Орсель расслабил пальцы, и они перестали впиваться мне под ребра, отчего я облегченно вздохнула. Однако вновь не дождалась комментариев со стороны вечного задиры. Танцуя со мной, он то и дело кидал взгляды в сторону отца и непривычно молчал, даже не пытаясь подначить.
— А где ваша досточтимая матушка? — попыталась завязать светскую беседу. — Полагаю, она тоже нас встретит сегодня?
На меня в ответ бросили такой взгляд, словно из всех возможных тем для разговора я выбрала самую неудачную.
— Она нездорова, — коротко отозвался Арто.
— Очень жаль. Рада, что вы и ваш отец в добром здравии. Ой!
Мою талию вновь крепко сжали.
— Хочешь совет, Эста?
— Смотря какой… Теон Орсель, вы опять пытаетесь меня раздавить.
— Убеди своего отца даже на пушечный выстрел не приближаться к моей семье.
— Это очень странный совет.
— Можешь и дальше смеяться, Эста, ты ведь так любишь развлекаться, но если продолжите знакомство с уважаемым сенатором, очень скоро ты совсем позабудешь про смех.
И на этой, я бы сказала, угрожающей ноте Арто ухватил меня за запястье и резко закрутил, хотя предполагалось, что изящный оборот вокруг оси я должна сделать сама. На этом танец окончился, Орсель поклонился мне и проводил именно туда, куда надо, к моим родителям.
Глава 2ФАМИЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ
Весь этот странный разговор не шел у меня из головы до самого окончания вечера, который, несмотря на отсутствие хозяйки, прошел совершенно замечательно. То есть все было продумано в высшей степени детально, чтобы не дать гостям скучать, включая даже представление лучшей театральной труппы Сенаториума. Орсели определенно не скупились и точно не экономили на организации приемов, поскольку даже в качестве декораций использовались не муляжи. Если дерево, то настоящее, спиленное явно по просьбе самого сенатора, поскольку в окрестностях города запрещалось трогать парки без особого разрешения, а если море, то реальный бассейн, заполненный (я уверена) именно морской водой.
И хотя Орсель-старший шутил насчет многочисленности своей родни, среди приглашенных я насчитала более половины самых именитых гостей, от сенаторов, занимающих такое же высокое положение, как и сам хозяин, до верхушки судебной власти. На прием собрались представители новой и, что странно, старой аристократии. Я была удивлена, приметив среди приглашенных защитников пусть не самых древних, но весьма известных родов. Благо вопрос, так и вертевшийся на моем языке, сенатору задал отец:
— До нас доходили слухи, что в Сенате складываются весьма напряженные взаимоотношения с представителями высшей власти, теми же защитниками, но реальность опровергает домыслы. Вижу, вы поддерживаете связь даже с ними.
— К чему лукавить, ведь мы с вами старые приятели. Не со всеми, к сожалению, удается поддерживать хорошие отношения. Представители Сената, и я в том числе, желают положить конец распрям, ведь это очень влияет на нашу совместную работу, однако есть гордецы, которых древность рода заставляет попросту терять голову.
— Я заметил, что самых родовитых аристократов, не будем называть их имена, здесь нет.
— Они каждый раз отвечают отказом на наши приглашения. Это так досадно. Однако мы не перестаем делать шаги навстречу.
— Прекрасно вас понимаю и уважаю это стремление ради блага страны, но что поделать, если некоторые спесивцы не сознают таких важных моментов.
— Вы правы. Как ни прискорбно, но они вынуждают нас задумываться о том, чтобы изменить сложившуюся и хорошо зарекомендовавшую себя законодательную систему. Что поделать, если факт остается фактом: защитники и их наследники сильно изменились с древних времен.
— Я слышал об этом.
Честно говоря, мне было неприятно присутствовать при этом разговоре, но и уйти казалось невежливым, а сенатор в силу своего чрезмерного гостеприимства часто подходил к нам с родителями и заводил непринужденную беседу, интересуясь мнением о приеме и задавая сотню других вопросов. И хотя на танец ни он, ни его сын меня больше не приглашали, однако я была уже сыта вниманием обоих. Сенатор лучился доброжелательством и был крайне предупредителен, а Арто попросту сверлил меня глазами весь вечер, и я окончательно уверилась, что Орсель-младший задумал сменить подход.
Это молчаливое наблюдение выводило из равновесия сильнее привычных подколок. К концу приема я попросту не выдержала и сама отправилась туда, где в данный момент находился Арто. Остановившись неподалеку, сделала вид, что любуюсь видом из окна, и Орсель-младший тут же оказался рядом. Он остановился по другую сторону оконного проема, прислонился к нему плечом, взгляд при этом вновь устремил на меня. На какое-то время мы словно очутились в изоляции от остального общества в укромном уголке, и я позволила себе высказать вслух собственные мысли:
— Можно попросить вас, теон, не смотреть на меня столь неотрывно и пристально? Возникает стойкое ощущение, будто хотите что-то спросить, однако вы молчите.
— Тебя мой взгляд нервирует, Эста?
— Если вы нашли новый способ изводить меня, то он, признаться, действенный. Но может, уже довольно? Вечер скоро подойдет к концу, выберите другой объект для ваших наблюдений.
— А с чего ты решила, будто я тебя извожу?
— А чем вы занимались последние годы?
— Да что ты заладила, я давно уже к тебе не цепляюсь. Может, мне просто нравится на тебя смотреть!
Тут я как-то сбилась с основной мысли и придирчиво посмотрела на Орселя в поисках усмешки или иного признака явного издевательства.
— Все мыслишь старыми категориями, Эста?
— Старыми? Да вы нарочно обращаетесь так неуважительно, зовете на «ты» и напрочь игнорируете принятое обхождение!
— Издеваешься? Я тебя четвертый год знаю, прикажешь вечно сюсюкать это дурацкое тэа? Что за бред?
— Ах вот как? То есть вы меня таким образом выделяете? Это у вас признак расположения, когда к девушке обращаетесь на «ты» и исключительно по фамилии.
— Я привык так обращаться, и вообще не понимаю, что тебе не нравится.
Надо же! Арто меня, оказывается, чуть ли не в родню записал, выбрав панибратское обращение, и это я к нему цепляюсь, требуя соблюдать все положенные приличия.
— Зануда ты, Эста. Такая правильная стала!
— Четыре года учитесь манерам, и все без толку.
— Заметь, это ты меня сейчас оскорбила.
— Оскорбила? Что ж, прошу прощения, теон Орсель. Полагаю, мне следует поскорее вернуться к родителям, пока не нанесла новый урон вашей тонкой душевной организации.
— Не уходи.
— Что? — Мне показалось, будто я ослышалась.
— Просто побудь здесь со мной, что тебе стоит?
Я растерялась и, хотя уже занесла ногу, чтобы уйти, остановилась.
— Смотри, Эста, покажу тебе одно заклинание.
Арто вдруг взял меня за руку, раскрыл ладонь и что-то быстро нарисовал, легонько касаясь пальцами. Через секунду над ней замерцало изображение маленького полупрозрачного цветочка, который светился и разбрасывал вокруг бриллиантовые капельки. Те, что касались кожи, застывали блестящими камушками.
— Ой! — не смогла сдержать восторга. — Как красиво!
Я подняла взгляд на Арто, а он смотрел, улыбаясь, но такая непривычная улыбка мигом покинула