ая и довольная, я поднялась с подругами в башню, где мы разбрелись по своим комнатам. Несколько девчонок, включая старосту, желая узнать детали происшествия, повлекшего за собой мое наказание, втиснулись в нашу спальню и расселись по кроватям.
Я устроилась на стуле возле окна, слушая, как Сеша живописует яркие события похода за танцевальными нарядами.
— А потом учитель стихосложения уронил шкаф, Эстель покраснела, и пар из ушей повалил, а Эсташ окинул Маришку та-аким взглядом…
— Ой, да ладно сочинять! Он, как обычно, не отреагировал.
— Ничего себе не отреагировал! Тен Лоран Маришкины ноги в разрезах досконально изучил.
— А заодно грудь в декольте, — посмеялась я, подначивая подругу. Мне казалось сомнительным, что Эсташ разглядывал именно так, как описывала Сеша, но припомнить в деталях не могла. У меня тогда из-за жара в голове помутилось и воспоминания смешались.
— Именно! Все разглядел, клянусь вам. Очень уж наряд прельстительный!
— Какой?
— Это дядя так говорит, когда описывает наряды, откровенно обрисовывающие фигуру.
— Нам бы эти платья на выступление — всех бы сразили, — протянула одна из девчонок.
— А после мы все ровным рядком стояли бы вокруг стола, — высказалась староста. — Что с платьями в итоге?
— Их куда-то унесли, — вздохнула Сеша, — я потом спускалась, проверяла, но не нашла.
— Селеста, — выговорила подруге Аделаида, — смотри, тоже схлопочешь наказание. Нам нельзя спускаться на нижние этажи в одиночестве.
— Никто не узнает, ну а вы точно не проболтаетесь. Я спускалась следом за Эстель, но та меня не заметила. Ведь наряды для танцев мы так и не подобрали, вот и стало любопытно, что наша манерница присмотрит.
— И как?
— Балахоны какие-то бесформенные.
— Фу-у, как скучно.
— Как всегда.
— И теперь нам в этих мешках танцевать.
Девчонки погрустнели и замолчали, а за окном вдруг послышался шелест. Оно было распахнуто, так как вечер оказался очень теплым, и внутрь комнаты беспрепятственно впорхнул… Я сперва решила, что это бумажный почтовый голубь, с помощью которых в башни доставлялись приветы от родных и знакомых (допускалась конечно же проверенная почта), однако натурального размера черного роскошного лебедя почтовой птичкой назвать язык не поворачивался.
— Что это за чудо? — вскричали подруги, подскакивая и пытаясь дотянуться до парящего под потолком лебедя. — Из чего он сделан? Это просто изумительно!
Лебедь тем временем покрасовался, сделав круг, и, пролетая надо мной, уронил в раскрытые ладони длинную коробку, после чего осыпался на пол блестящими черными блестками.
— Вот так доставка! — ахнула Аделаида.
— Кто-то явно не поскупился на почтовые расходы.
— Маришка, это отец тебе такие отправления посылает?
— Нет. — Я тоже была в замешательстве. — Папа использует обычные методы отправки.
Я потянула за ленточки, и коробка мгновенно раскрылась, а ее стенки сложились в форме широких лепестков. И это тоже было весьма оригинально, но только мало кто обратил внимание на коробку, поскольку комната заполнилась восторженными ахами и охами. В коробке оказался букет из кристальных цветов. На тонких прозрачных стебельках с узкими хрустальными листочками покачивались некрупные, ограненные в форме капель чашечки из восьми лепестков. Они были полураскрыты, и внутри перекатывались слезинки ароматной росы. Эти одни из самых редких и дорогих цветов в нашей стране, которые продавались под заказ лишь в элитных цветочных магазинах Сенаториума, источали божественный аромат. Пахли они для каждого по-своему, его самым любимым запахом. Для меня это оказался легкий аромат ванили.
— Маришка, от кого они? — Сеша замерла за спиной и осторожно тянулась к цветочку, чтобы легонько коснуться кончиком пальца кристального лепестка. — Пахнут чудесно, медовым цветом.
Осторожно переставив на стол букет, уже помещенный в невысокую вазу со специальной голубой жидкостью, я внимательно осмотрела коробку.
— Здесь не написано.
— Может, карточка выпала? — предположила одна из гимназисток.
Мы принялись озираться по сторонам, даже под стол заглянули, а девчонки посмотрели под кровать, пока вдруг одна из них не взвизгнула: «Ой, осторожно! Они шевелятся!» Блестки, оставшиеся после явления лебедя, пришли в движение. Сверкающие черные пайетки устремились к центру комнаты, где все блестящие кругляшки сложились в слова: «Очаровательной ценительнице цветов».
— А подпись, — отчего-то прошептала наша староста. Видимо, Аделаида боялась нарушить красоту момента или потревожить зачарованные блестки. Те, словно отвечая, немедленно сложились в две буквы «А. О.», после чего замерцали и испарились легким сверкающим дымком, не оставив после себя даже мусора, который пришлось бы убирать. Стоило волшебству себя исчерпать, как девчонки загомонили, желая выпытать у меня имя щедрого дарителя.
— Из знакомых А. О. у меня только Арто Орсель.
— Арто?
— Красавчик Орсель?
— Давно он дарит тебе цветы?
— Арто у тебя в поклонниках?
— Нет его у меня в поклонниках, — отмахнулась от гомонящих гимназисток, — он мне никогда цветов не дарил. Хотя… — Я вспомнила последний волшебный подарок. — Дарил недавно, чем очень меня удивил.
— Он решил сделать это традицией?
— Арто к Маришке клинья подбивает? Однако как красиво Орсель умеет ухаживать!
— А девчонки сплетничали, что от него и лишнего комплимента не дождешься.
— Может, все намного серьезнее и мы чего-то не знаем? Признавайся, Мариона, у вас дело идет к помолвке?
— Да бросьте, девочки, уж меня-то о помолвке могли предупредить. Родители не дадут согласия от моего имени, не спросив заранее.
— Что-то подсказывает, будто одну из нас в день визита родных ждет сюрприз, — рассмеялась Аделаида.
— Глупости! — фыркнула я в ответ, однако слова девушки запали в душу и вызвали тревогу.
«Ну отчего до него всегда так сложно добраться?» — сокрушался Олайош, старательно карабкаясь на одну из самых высоких точек гимназии. Конек двускатной крыши был достаточно широк, чтобы пройти по нему прямо до ровного участка, венчавшего слуховое окно. Там-то и сидел защитник, задумчиво оглядывавший горную расщелину. В ней вновь громко завывал и бился ветер, словно нашептывал какие-то слова, звуча при этом сотнями голосов.
— Ну, знаешь, — отдуваясь, Аллар плюхнулся рядом, потеснив защитника, — такими темпами ты скоро на небо заберешься, вот там мне тебя точно не достать.
— Заберусь, — изогнув губы в невеселой усмешке, хмыкнул Эсташ.
— Я не то имел в виду, — тут же помрачнел Олайош, на что тен Лоран равнодушно качнул головой.
На несколько минут между ними воцарилась тишина, а ветер продолжал говорить разными голосами.
— Странное ощущение, словно они до сих пор там, — махнул Аллар рукой в сторону расщелины. — Будто, если прислушаюсь, смогу различить слова.
— Они там, — кивнул Эсташ, — но нам не дано увидеть. Пойманы в ловушку цикличного времени, подобно мне, подобно ему.
— Знаешь, это единственная точка, откуда заметно, что гимназия асимметрична. Для стороннего наблюдателя внизу просто ущелье, и никто не догадается, что прежде на том месте высилось три башни.
— Камни на дне ущелья сточила вода, раньше они больше походили на обломки стен.
— Ущелье тоже разрастается. С этой высоты дна совсем не видно. К тому же там постоянно туман, как в тот день, когда башни рухнули.
Олайошу вдруг стало ужасно тоскливо, даже слезы навернулись на глаза, и он упер локти в колени, закрыв лицо.
— Как же горько думать об этих девочках, — приглушенно промолвил он. — Если не считать наставниц, ведь совсем юные были. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать. Как же враг подобрался к нам тогда настолько близко?
— Нет хуже предательства самого близкого друга и того, кому верил. Но не будем об этом, Олайош. Я пришел сюда не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Мне нужно обдумать ситуацию, найти выход.
— Я искал тебя, чтобы сказать, — временное закрытие гимназии лучший из возможных вариантов. Самый безопасный. Ты уже говорил с директором?
— Да.
— И как?
— Он столкнулся с резкими возражениями со стороны многих опекунов. На их взгляд, прерывать учебу в самом разгаре без веских причин не имеет смысла. Сказать, что в академии небезопасно, значит подставить школу под удар. В таком случае учеников просто заберут навсегда. Гимназия более не находится под опекой моей семьи, повлиять на руководство школы в приказном порядке мы не можем.
— Но защитников всегда слушали. Одного вашего слова достаточно, чтобы гимназию закрыли на пару месяцев, скажем, для укрепления старого фундамента.
— В попечительском совете недавно была замена состава, теперь руководящая должность отдана представителю нижней палаты Сената. Угадай, кто занял место инспектора?
— Неужели Орсель?
— Ты как всегда проницателен.
— И именно он против закрытия гимназии?
— Возражает категорически. Ему нужны доказательства, смета ремонтных работ по тому же фундаменту, заключение специалистов, что в некоторых башнях требуется укрепить свод, и подтверждение всех прочих причин, по которым мы могли бы временно закрыть гимназию.
— Если сказать ему об истинной причине, он не поверит. Решит, что ты набиваешь защитникам цену, поскольку твоя семья пострадала от принятых законов.
— Решит, — кивнул Эсташ, — и все последние происшествия — знаки лишь для нас, для Орселя они ровным счетом ничего не значат.
— Что же делать?
— Искать места, где сможем укрыть детей, сделать упор на занятиях по магической защите и добавить количество отведенных на предмет часов. На своем уроке постарайся также переориентировать темы на профиль самообороны. Не для всех я могу провести занятия, а твой урок является обязательным.
— Хочешь сказать, будто кто-то не желает посещать магическую защиту? — От удивления у Олайоша все тревожные мысли вылетели из головы. — Таких ведь попросту не найти!