Консул покачал головой, но Тео с силой сжал его руку.
— Послушайте, что я вам скажу. Я знаю, как трудно вам было вернуться сюда после... Но нельзя же вот так, ни с того ни с сего, бросать все к чертовой матери... Короче говоря, выкиньте из головы саму мысль об этом дурацком паломничестве. Оставайтесь в Китсе.
— Но не могу же я... — начал было Консул.
— Послушайте, что я вам скажу, — настойчиво повторил Тео. — Причина первая. Вы — самый блестящий дипломат Гегемонии, лучший специалист по кризисным ситуациям из всех, кого я знал, а нам нужны профессионалы.
— Но это еще не...
— Помолчите. Причина вторая. Ни вы, ни ваши спутники не смогут подобраться к Гробницам Времени ближе, чем на двести километров. Это в добрые старые времена чертовы самоубийцы без труда проникали к самым Гробницам и могли даже посидеть там с недельку, а потом передумать и вернуться домой. Теперь ситуация изменилась. Шрайк наступает. Это как чума.
— Понимаю. Но тем не менее...
— Причина третья. Вы нужны мне. Я связывался с Тау Кита, просил Центр прислать мне кого-нибудь в помощь. Когда я узнал, что вы прилетаете... ну, черт возьми, последние два года я только об этом и думаю.
Консул покачал головой, еще не вполне понимая, в чем дело.
Скиммер повернул к центру города, затормозил и неподвижно завис в воздухе. Оторвав взгляд от приборной доски, Тео посмотрел Консулу прямо в глаза.
— Я хочу, чтобы вы приняли на себя полномочия генерал-губернатора. Сенаторы возражать не станут. За исключением разве что госпожи Гладстон. Но пока она поймет, в чем дело, будет уже поздно.
Консула словно ударили под дых. Он отвел взгляд и уставился вниз, на лабиринт узких улочек и покосившихся домишек Джектауна, Старого города. Наконец он выдавил из себя:
— Я не могу, Тео.
— Послушайте, если вы...
— Нет, не могу. Ничего хорошего из твоей затеи не выйдет, но дело даже не в этом. Я просто-напросто не могу. Я должен совершить паломничество.
Тео поправил очки и отвернулся.
— Видишь ли, Тео, из всех профессиональных дипломатов, с которыми мне приходилось работать, ты — самый знающий и толковый. А я уже восемь лет как отошел от дел. Я думаю...
Тео быстро кивнул и прервал его:
— Вы хотите попасть в Святилище Шрайка?
— Да.
Скиммер немного покружил в воздухе и сел. Погруженный в свои мысли, Консул понял это, только когда боковые двери сложились вдвое и откинулись вверх.
— Слава Богу, добрались, — сказал Сол Вайнтрауб.
Паломники выбрались из машины и застыли, пораженные: груды камней и обгоревшие развалины — вот и все, что осталось от Святилища Шрайка. С тех пор как примерно двадцать пять местных лет тому назад Гробницы Времени снова стали опасными и были закрыты для посещения, самым популярным местом у туристов, прилетающих на Гиперион, сделалось Святилище. Занимавший целых три городских квартала главный храм Церкви Шрайка был увенчан заостренным стопятидесятиметровым шпилем и являл собой некое жутковатое подобие кафедрального собора. В его каркасе из сверхпрочного сплава, в стремительных, будто текущих линиях каменных контрфорсов угадывалась пародия на готику, изобилие архитектурных трюков, основанных на обмане зрения, — ложные перспективы, «невозможные» углы — придавало ему сходство с гравюрами Эшера, а потайные комнаты, крытые и внутренние дворики вызывали в памяти кошмарные видения Босха. Но еще сильнее Святилище напоминало о прошлом Гипериона. Оно само было прошлым Гипериона.
А теперь его не стало. Лишь груды почерневших камней напоминали о величественном здании, некогда высившемся на этом месте. Оплавленные фермы поднимались над развалинами, словно ребра скелета какого-то гигантского чудовища. Подвалы и подземные ходы, проложенные триста лет назад, были погребены под обломками. Консул подошел к краю ближайшей ямы и задумался. Легенда гласила, что подземелье Святилища соединяется с лабиринтом...
— Здесь, похоже, прошлись «адской плетью». — Мартин Силен ввернул древнее название лазерного оружия большой мощности. Сейчас, стоя рядом с Консулом у края ямы, поэт, казалось, внезапно протрезвел. — Когда-то здесь было только Святилище и часть Старого города. Но после катастрофы у Гробниц Времени Билли решил перенести Джектаун сюда, поближе к Святилищу. И вот его нет. Боже мой...
— Ерунда.
Все посмотрели на Кассада.
— Ерунда. — Внимательно рассматривавший камни полковник поднялся на ноги. — Адская плеть тут ни при чем. Били плазменными кумулятивными снарядами. И не один раз.
— Вы и теперь хотите отправиться в это бессмысленное паломничество? — спросил Тео. — Давайте вернемся в консульство. — Он обращался к Консулу, но его приглашение было адресовано всем паломникам.
Консул отвернулся от ямы и впервые заговорил со своим бывшим помощником как с генерал-губернатором осажденной планеты Гегемонии:
— Мы не можем, Ваше Превосходительство. По крайней мере я. Другие пусть решают сами.
Все отрицательно покачали головами. Силен и Кассад начали выгружать багаж. Дождь превратился в легкую изморось, падающую откуда-то сверху из темноты. В эту секунду Консул заметил, что над крышами соседних домов висят два армейских боевых скиммера. Темнота и «кожа хамелеона» — полимерное покрытие, способное менять цвет, — делали машины почти невидимыми, и лишь слабый блеск водяных капель выдавал их присутствие. «Конечно, — подумал Консул, — генерал-губернатору не полагается путешествовать без эскорта».
— А жрецам удалось бежать? Кто-нибудь остался в живых после того, как разрушили Святилище? — спросила Ламия Брон.
— Да, — ответил Тео. Властитель пяти миллионов обреченных душ снял очки и протер их о рубашку. — Все жрецы и служки бежали через подземные ходы. Толпа осаждала Святилище несколько месяцев. Ее предводительница, женщина по имени Каммон (родом откуда-то с востока, с той стороны Травяного моря), много раз предупреждала осажденных, что против них будет применено оружие. Только после этого по Святилищу открыли огонь из DL-20.
— Куда же смотрела полиция? — спросил Консул. — ССО? Армия, наконец?
Тео Лэйн улыбнулся, и на мгновение Консулу показалось, что перед ним тот юноша, которого он когда-то знал, а не человек на несколько десятков лет старше.
— Пока вы летели, прошло три года, — сказал он. — Вселенная изменилась. Адептов культа Шрайка травят по всей Сети. Можете себе представить, как к ним относятся здесь. А у полиции Китса и без того полно забот. Ей надо поддерживать военное положение, которое я ввел четырнадцать месяцев назад. Когда толпа поджигала Святилище, полицейские и ополченцы стояли в сторонке и наблюдали. Я тоже. В ту ночь здесь собралось до полумиллиона человек.
Сол Вайнтрауб подошел ближе.
— Они знают о нас? Об этом последнем паломничестве?
— Едва ли, — ответил Тео. — Иначе вас уже не было бы в живых. Вы, наверное, думаете, что они будут рады любому, кто попытается умиротворить Шрайка, но толпа видит только одно: вас выбрала Церковь Шрайка. Мне пришлось даже отменить решение собственного Консультативного Совета, который требовал уничтожить ваш корабль, прежде чем он войдет в атмосферу.
— Но почему? — спросил Консул. — Я хотел сказать: почему вы отменили их решение?
Тео вздохнул и поправил очки:
— Гегемония все еще нужна Гипериону, а госпожа Гладстон, даже если Сенат ее не во всем поддерживает, все еще сохраняет вотум доверия Альтинга. Кроме того, вы нужны мне.
Консул посмотрел на развалины Святилища Шрайка.
— Ваше паломничество закончилось, еще не начавшись, — сказал генерал-губернатор Тео Лейн. — Так вы согласны вернуться в консульство... по крайней мере в роли советника?
— Весьма сожалею, — ответил Консул, — но это невозможно.
Ни говоря ни слова, Тео повернулся, нырнул в скиммер и улетел.
Размытые пятна машин эскорта последовали за ним.
Дождь усилился. В наступающей темноте паломники придвинулись друг к другу. Вайнтрауб соорудил над Рахилью некое подобие капюшона, но стук дождевых капель по пластику, по-видимому, напугал девочку, и она снова раскричалась.
— Что будем делать? — Консул вглядывался в темные провалы узких улиц. Мокро поблескивали сваленные в кучу чемоданы. В воздухе стоял запах гари.
Мартин Силен усмехнулся:
— Я знаю тут неподалеку один бар.
Оказалось, Консул тоже знал его; за одиннадцать лет службы на Гиперионе ему не раз доводилось бывать в «Цицероне».
Большинство названий в Китсе, да и вообще на Гиперионе, восходили к литературным источникам эпохи до Хиджры. «Цицерон» составлял исключение. По слухам, бар был назван в честь одного из районов Мегаполиса Старой Земли: то ли Чикаго, то ли Калькутты. Но только Стен Левицкий, владелец и правнук основателя бара, точно знал, откуда взялось название, правда, секрет этот он держал при себе. Полтора века назад бар представлял собой просто-напросто забегаловку на верхнем этаже одного из тех покосившихся от старости домов, что стояли и до сих пор стоят вдоль реки Хулай. Теперь он занимал по девять этажей в каждом из четырех покосившихся от старости домов, стоявших вдоль реки. На протяжении десятилетий интерьер «Цицерона» менялся, но неизменными оставались низкие потолки, густой табачный дым и негромкий разговор за соседними столиками... Все это создавало ощущение уединенности среди всеобщей суеты.
Этой ночью, однако, уединиться было невозможно. Подойдя к бару со стороны Болотного переулка, Консул и его спутники втащили багаж... и остановились в растерянности.
— Черт побери, — пробормотал Мартин Силен.
«Цицерон» выглядел так, словно его захватили орды варваров.
Все столы и кресла были заняты посетителями — в основном мужчинами. На полу в беспорядке валялись какие-то мешки, оружие, свернутые спальники, армейское снаряжение явно устаревшего образца, ящики с провиантом и прочий хлам. Впечателение было такое, что здесь обосновалась целая армия беженцев... точнее, бежавшая армия. Атмосфера «Цицерона», дышавшая некогда ароматами бифштексов, вина, стима, эля и табака, пропиталась едкой вонью — запахом немытых тел, мочи и безнадежности.