— Ты существуешь на самом деле?
— Да.
Кассад вздохнул и огляделся. Он лежал совершенно обнаженный под тонким покрывалом на каком-то возвышении посередине темной, похожей на пещеру, комнаты. Сквозь пробоину в потолке виднелось звездное небо. Кассад поднял другую руку и прикоснулся к ее плечу.
Темный нимб волос. Свободное, тонкое одеяние, сквозь которое даже при свете звезд проступали контуры ее тела. Ее аромат — тонкий запах мыла, кожи и ее самой, запах, который он прекрасно помнил по прошлым встречам.
— Ты хочешь что-то спросить? — прошептала она.
Кассад молча расстегнул золотую пряжку, скреплявшую ее одеяние. Оно с шелестом упало на пол. Под ним ничего не было. В небе отчетливо виднелась лента Млечного Пути.
— Нет, — ответил Кассад и привлек ее к себе.
К утру поднялся легкий ветерок. Они лежали рядом, закутавшись в покрывало. Им не было холодно: казалось, тонкая материя сохраняла тепло их тел. Где-то за голыми стенами шуршал песок, а может быть, снег. Звезды были видны очень отчетливо и казались необычайно яркими.
Они проснулись с первыми лучами солнца и лежали под шелковистым покрывалом, прижавшись друг к другу. Она провела рукой вдоль его тела по старым, давно знакомым шрамам. И по новым.
— Как тебя зовут? — прошептал Кассад.
— Тшшш, — прошептала она в ответ, и ее рука скользнула ниже.
Кассад уткнулся лицом в ароматный изгиб ее шеи и почувствовал, как напряглись ее груди. Ночь бледнела, превращаясь в утро. Ветер нес на голые стены то ли песок, то ли снег.
Они любили друг друга, спали и снова любили. Встали они около полудня. Она принесла Кассаду нижнее белье, серую куртку и брюки. Все это сидело на нем идеально. Носки из губчатой ткани и мягкие ботинки тоже оказались впору. Она оделась в такой же костюм, только цвета морской волны.
— Как тебя зовут? — спросил Кассад, когда они вышли из здания с разрушенным куполом и зашагали по мертвому городу.
— Монета[13], — ответила его мечта. — Или Мнемосина. Как тебе больше нравится.
— Монета, — прошептал Кассад, глядя на поднимавшееся в лазурном небе маленькое солнце, — это Гиперион?
— Да.
— Как я приземлился? На парашюте? Или там было тормозное поле?
— Ты спустился на крыльях из золотой фольги.
— Странно, что я уцелел. Я не был ранен?
— Был. Но твои раны вылечили.
— Как называется это место?
— Град Поэтов. Его покинули более ста лет назад. За этим холмом находятся Гробницы Времени.
— А катера Бродяг, которые за мной гнались?..
— Один сел неподалеку. Повелитель Боли сам займется его командой. Два других приземлились чуть подальше.
— А кто это, Повелитель Боли?
— Пойдем, — сказала Монета.
Сразу за вымершим городом начиналась пустыня. Струйки пыли текли по мраморным плитам, наполовину занесенным песком. К западу от города Кассад заметил десантный катер с открытыми люками. Установленный на упавшей колонне термокуб выдал им горячий кофе и свежие булочки. Они ели и пили молча.
Кассад тем временем пытался вспомнить легенды о Гиперионе.
— Повелитель Боли — это Шрайк, — сказал он наконец.
— Конечно.
— Ты отсюда... из Града Поэтов?
Монета улыбнулась и медленно покачала головой.
Кассад выпил кофе и отставил чашку. Его не покидало ощущение, что все это происходит во сне, ощущение куда более острое, чем во время всех предыдущих модельных тренировок. Но кофе приятно горчил; лицо и руки чувствовали тепло солнечных лучей.
— Пойдем, Кассад, — сказала Монета.
Они пересекли море холодного песка. Кассад поймал себя на том, что время от времени поглядывает вверх, в небо: «факельщик» Бродяг мог в любую секунду расстрелять их с орбиты. Внезапно он понял, что этого не случится.
Гробницы Времени лежали в долине. Невысокий обелиск излучал мягкое сияние, а каменный сфинкс, напротив, словно бы впитывал в себя солнечный свет. Замысловато переплетенные пилоны отбрасывали друг на друга бесчисленные тени. Рядом, на фоне восходящего солнца, вырисовывались силуэты других гробниц. У каждой имелась дверь, и каждая дверь была открыта. Кассад знал, что когда первые исследователи обнаружили гробницы, двери были точно так же открыты, а все внутренние помещения — пусты. Более трех столетий искали там потайные комнаты, подземелья, захоронения, но все поиски оказались безуспешными.
— Дальше тебе нельзя, — сказала Монета, когда они приблизились к скале, возвышавшейся у входа в долину. — Сегодня приливы времени особенно сильны.
Тактический имплант Кассада молчал. Комлога у него не было. Он порылся в памяти.
— Вокруг Гробниц Времени существуют антиэнтропийные силовые поля, верно? — спросил он.
— Да.
— Гробницы очень древние. И антиэнтропийные поля предохраняют их от разрушения.
— Не совсем так, — поправила его Монета. — Приливы обращают время вспять. Гробницы как бы движутся из будущего в прошлое.
— Из будущего в прошлое? — недоуменно повторил Кассад.
— Смотри.
Внезапно из желтого пыльного вихря возникло дерево со стальными шипами и, переливаясь как мираж, стало расти. Казалось, оно хочет заполнить собой всю долину. Вершина его поднялась уже метров на двести — до кромки обступивших долину скал. Ветви дерева двигались, исчезали и меняли форму, как элементы плохо съюстированной голограммы. Солнечные лучи сверкали на пятиметровых шипах. С десяток шипов унизывали совершенно голые тела Бродяг — мужчин и женщин. На других ветвях были другие трупы, причем не только человеческие.
На секунду пыльная буря заслонила дерево, а когда ветер стих, видение исчезло.
— Пойдем, — сказала Монета.
Кассад шел вдоль линии темпорального «прилива». Когда волны антиэнтропийного поля языками набегали на «берег», он отпрыгивал в сторону, словно ребенок, играющий на пляже с океанским прибоем. Кассад чувствовал, как волны времени проникают в него, пропитывая буквально каждую клеточку тела памятью о событиях, которым только предстоит произойти.
Они остановились у входа в долину, где холмы переходили в прочерченную грядами барханов зыбкую равнину, отделявшую их от Града Поэтов. Монета прикоснулась к стене из синего сланца, и в скале открылся проход. Они вошли в длинную, низкую комнату.
— Это твой дом? — спросил Кассад, но сразу понял, что здесь никто не живет. Вдоль каменных стен, черневших выемками ниш, тянулись стеллажи. Больше здесь ничего не было.
— Мы должны приготовиться, — прошептала Монета, и освещение приобрело золотистый оттенок. Внизу, на длинной полке, появились какие-то непонятные штуковины. Вместо зеркала с потолка опустился блестящий полимерный лист не толще обычной кристалломатрицы.
Спокойно, словно во сне, Кассад наблюдал, как Монета сбросила сначала свои одежды, а затем раздела его. Нагота не взволновала его, а воспринималась, скорее, как часть какого-то обряда.
— Годами ты являлась мне в снах, — сказал он.
— Да. Это твое прошлое. И мое будущее. Ударные волны событий движутся сквозь время, как гребешки волн по поверхности пруда.
Кассад моргнул, когда она подняла золотую пластинку и прикоснулась ею к его груди. Он почувствовал легкий удар, и его плоть стала зеркальной. Отдельные черты лица стерлись, голова обратилась в сверкающий эллипсоид, в котором отражались все краски и предметы в комнате. Секунду спустя Монета прижалась к нему, и ее тело тотчас превратилось в каскад отражений: вода на ртути, разлитой по хрому. Кассад видел отражение своей зеркальной плоти в каждом изгибе и мускуле ее тела. Груди Монеты ловили и искривляли лучи света; соски поднялись маленькими всплесками на поверхности зеркального пруда. Кассад хотел обнять ее и почувствовал, как поверхности их тел текут подобно двум потокам жидкости в магнитном поле. И под этим единым полем их тела соприкоснулись.
— Твои враги ожидают за городом, — прошептала она. Хромовое зеркало ее лица струилось светом.
— Враги?
— Бродяги. Те, что тебя преследуют.
Кассад покачал головой и увидел, что отражение повторило это движение.
— Разве теперь это важно?
— Конечно, — прошептала Монета. — Враг — это всегда важно. Ты должен вооружиться.
— Но как... — Не успел он договорить, как ощутил прикосновение металла. В руках Монеты был бронзовый тускло-синий предмет, формой напоминающий тороид. Его преображенное тело мгновенно отзывалось на любое движение его мысли, словно войско, связанное тактическими имплантами в единую боевую сеть. Кассад почувствовал, как в нем толчками поднимается кровь.
— Пойдем. — Монета снова вышла на голую пустынную равнину, залитую ярким и словно бы поляризованным светом. Кассаду казалось, что они скользят сквозь барханы, текут, подобно жидкости, бегущей по беломраморным улицам мертвого города. На западной окраине, у руин какого-то здания (надпись на чудом сохранившейся двери сообщала, что это Амфитеатр Поэтов), их ожидало нечто.
В первую секунду Кассад решил, что это еще один человек, покрытый, как и они, силовым полем. Но под слоем «хрома и ртути» не было ничего, даже отдаленно напоминающего человеческое тело. Словно во сне Кассад разглядывал четыре руки, выдвигающиеся лезвия пальцев, многочисленные шипы на горле, предплечьях, запястьях, коленях, туловище, и, наконец, с трудом оторвал взгляд от тысячегранных глаз этого существа, полыхавших красным огнем, рядом с которым бледнело само солнце и от которого на весь мир ложились кроваво-красные тени.
«Шрайк», — подумал Кассад.
— Повелитель Боли, — прошептала Монета.
Существо повернулось и двинулось прочь из города. Они последовали за ним.
Кассад высоко оценил диспозицию Бродяг. Два катера приземлились с полукилометровым интервалом и, простреливая весь горизонт, могли, в случае необходимости, прикрыть друг друга огнем своих излучателей, орудий и ракетных турелей. Окопы и огневые точки десантной группы размещались метрах в ста от катеров. Кассад заметил по меньшей мере два врытых в землю электромагнитных танка, проекционные решетки и пусковые установки которых держали под прицелом равнину между Градом Поэтов и катерами.