Король — убежденный холостяк, и свое шестидесятилетие он встречает в полуразвалившемся дворце посреди королевства площадью две тысячи квадратных миль, с которыми он буквально сросся и которые прекрасно дополняют мятый и грязный королевский наряд. С этим связана масса анекдотов. Например: некий прославленный живописец, которому король Билли покровительствует, видит, как Его Величество, повесив голову и заложив руки за спину, шествует по садовой дорожке, причем на дорожку он ступает лишь одной ногой, другою же хлюпает по грязи — очевидно, погружен в глубокую задумчивость. Художник приветствует своего государя. Печальный Король Билли поднимает взор, моргает, оглядывается по сторонам, словно только что очнулся от долгого сна. «П-п-простите, — обращается Его Высочество к удивленному живописцу, — скажите, п-п-пожалуйста, я иду во дворец или из д-д-дворца?» «Во дворец, Ваше Величество», — отвечает художник. «З-замечательно, — вздыхает король, — значит, я уже завтракал».
Но вот в один прекрасный день грянул мятеж генерала Горация Гленнон-Хайта, и захолустный Асквит оказался прямо на пути его войск. Особого беспокойства на Асквите это не вызвало, ибо Гегемония обещала направить для его защиты свои ВКС. Однако вызвавший меня к себе полновластный правитель королевства Монако-в-Изгнании на этот раз больше, чем когда-либо, походил на оплывшую свечку.
— Мартин, — обратился ко мне Его Величество, — вы с-с-слышали о б-битве за Фомальгаут?
— Ага, — ответил я. — Но оснований для беспокойства, по-моему, нет. Гленнон-Хайт неизбежно должен был напасть на Фомальгаут... Судите сами: всего несколько тысяч колонистов, богатейшие минеральные ресурсы, тридцать, нет, двадцать стандартных месяцев лета до Сети...
— Двадцать три, — поправил меня Печальный Король Билли. — Так вы п-полагаете, оп-п-пасность нам не угрожает?
— Г-м-м, — произнес я. — Полет сюда прямо из Сети занимает три недели по корабельному времени, то есть меньше года... Да, получается, что ВКС Гегемонии заведомо опередят спин-звездолеты Гленнон-Хайта, взлетевшие с Фомальгаута.
— Возможно и так, — задумчиво произнес король, прислонившись к глобусу (который тут же начал поворачиваться под тяжестью монаршей особы, вследствие чего Билли был вынужден отскочить и встать прямо). — Тем не-не-менее я решил начать собственную с-с-скромную Хиджру.
Я даже заморгал от удивления. Билли уже почти два года изъявлял желание переселить свое королевство, но я никогда не думал, что он всерьез решится на такое дело.
— Зв-зв-зв... корабли на Парвати уже готовы, — сказал он. — Асквит согласился п-п-перевезти нас в Сеть.
— А как же дворец? — спросил я. — Библиотека? Фермы, постройки?
— К-конечно же, я их подарил, — ответил король Билли, — но сама б-библиотека — я хочу сказать, к-книги — отправится с нами.
Я сел на валик дивана, набитого конским волосом, и почесал щеку. За десять лет, проведенных мной в королевстве Билли Печального, я из объекта опеки превратился в его личного друга, конфидента и даже наставника, но при этом никогда не льстил себя надеждой, что понимаю загадочную душу этого растрепанного создания. Сразу по прилете я был удостоен королевской аудиенции.
— Так вы, значит, х-х-хотите п-п-присоединиться к нашей маленькой колонии т-т-талантов? — спросил Билли.
— Да, Ваше Величество.
— А вы не с-с-собираетесь п-п-писать здесь книги н-наподобие «У-у-умирающей Земли»?
— Ни за что, Ваше Величество!
— Знаете, а я ее ч-ч-читал, — выговорил наконец коротышка. — О-о-очень интересно.
— Вы более чем любезны, сир.
— Д-д-дерьмо, господин Силен. Но б-б-было интересно. П-понимаете, кто-то по ней прошелся и з-здорово п-покромсал ее, но оставил только плохие куски.
Я улыбнулся во весь рот, удивленный тем внезапным открытием, что мне начинает нравиться Печальный Король Билли.
— Н-н-но «Песни», — он вздохнул, — о, эт-т-то книга. Возможно, это лучшая книга с-ст-ст... поэзии, изданная в Сети за последние два столетия. Уму непостижимо, как вы протащили ее через цензуру посредственности. Я заказал для моего к-королевства двадцать тысяч экземпляров.
Я склонил голову. Впервые со времен того достопамятного инсульта я потерял дар речи.
— Может, вы все-таки н-н-напишете еще что-нибудь вроде «Песней»?
— Для того я и приехал сюда, Ваше Величество.
— В таком случае добро пожаловать, — сказал Печальный Король Билли. — Мы поселим вас в западном крыле д-д-д... замка, рядом с моими апартаментами. Для вас мои двери всегда открыты.
Сейчас я смотрел на закрытую дверь и на маленького короля, который, даже улыбаясь, выглядел так, словно готов разрыдаться.
— На Гиперион[24]? — спросил я. Он неоднократно заговаривал об этой колонии, населенной бежавшими от цивилизации дикарями.
— Совершенно верно, Мартин. Корабли с поселенцами-андроидами уже несколько лет как там. Подготавливаю почву, как водится.
Я приподнял бровь. Королевство приносило Билли жалкие крохи, но, удачно вкладывая средства в экономику Сети, он накопил немалое состояние. Однако даже с учетом этого многолетние затраты на тайную реколонизацию должны были вылиться в кругленькую сумму.
— Вы п-п-помните, Мартин, почему первые колонисты назвали эту пл-пл-пл... этот мир Гиперионом?
— Конечно. До Хиджры они были свободными земледельцами на одной из лун Сатурна. Существовали они лишь благодаря снабжению с Земли, а когда она погибла, эмигрировали на Окраину и назвали свой новый мир в честь старого.
Король Билли печально улыбнулся.
— А вы знаете, почему это название сулит удачу нашему начинанию?
Мне понадобилось почти десять секунд, чтобы сообразить.
— Китс, — сказал я наконец.
Несколько лет назад у нас был длинный спор о сущности поэзии, и под конец король Билли спросил меня, кто из живших когда-то стихотворцев в наибольшей степени соответствует идеалу поэта.
— Идеалу? — переспросил я. — То есть кто самый великий?
— Нет, нет, — ответил Билли, — абсурдно с-с-спорить, кто самый великий. Мне любопытно знать, кто, по вашему мнению, является идеалом... то есть олицетворением всего того, о чем вы говорили.
Я обдумывал этот вопрос несколько дней и однажды вечером, когда мы с вершины ближайшего к дворцу холма любовались закатом, ответил королю. Красные и синие тени тянулись к нам через янтарную лужайку, и я сказал:
— Китс.
— Джон Китс, — прошептал Печальный Король Билли. — Да-да. — И через мгновение: — Но почему?
Тогда я рассказал ему все, что знал об этом поэте, жившем в девятнадцатом веке на Старой Земле; о том, как он воспитывался, учился, о его ранней смерти... но в основном о жизни, почти без остатка посвященной тайнам и красоте поэтического творчества.
Тогда Билли, похоже, заинтересовался, теперь же, судя по всему, этот интерес перешел в одержимость. Взмахнув рукой, он включил проектор, и в воздухе повисла голографическая модель. Чтобы лучше видеть, я отступил назад, шагая сквозь холмы, строения и пасущиеся стада.
— Смотрите, смотрите! — прошептал мой покровитель. — Это Гиперион. — От волнения он даже заикаться перестал. По комнате, один за другим, поплыли голографические пейзажи: речные и морские порты, хижины в горах... город на холме, весь заставленный статуями, и, словно его продолжение, странные сооружения в соседней долине.
— Это Гробницы Времени? — спросил я.
— Совершенно верно. Величайшая из загадок известной нам части Вселенной.
Я нахмурился: король явно преувеличивал.
— Полноте, сир, — возразил я. — Нет там ни хера. Они пусты. И были пусты, когда их открыли.
— Но вокруг них до сих пор существует странное антиэнтропийное поле, — заметил король. — Во Вселенной не так уж много природных феноменов, напрямую связанных со временем как таковым... Разве что сингулярности...
— Ну, здесь все проще. Должно быть, антиэнтропийное поле — это нечто вроде антикоррозийного покрытия на металле. Гробницы созданы, чтобы существовать вечно, но они пусты. Да и вообще, на кой черт нам лезть в эти технические детали?
— Дело не в технике, — вздохнул король Билли, и по его лицу поплыли глубокие морщины. — Здесь тайна. Некоторые люди могут творить лишь в необычном месте. А это место — идеальное. Смесь классической утопии и языческой мистерии.
Я промолчал, пожав плечами.
Взмахом руки король убрал голограмму.
— А как ваши с-с-стихи? Улучшились?
Я скрестил руки на груди и смерил взглядом этого коронованного неряху.
— Нет, сир.
— Ваша м-м-муза так и не вернулась?
Я не ответил. Если бы взгляд мог убить, сегодня вечером нам всем пришлось бы кричать: «Король умер, да здравствует король!»
— Очень х-х-хорошо, — произнес он, демонстрируя тем самым, что способен быть не только печальным, но и невыносимо самодовольным.
— Тогда, мой мальчик, п-п-пакуйте чемоданы. Мы отправляемся на Гиперион.
(Затемнение)
Пять «ковчегов» Печального Короля Билли, подобно золотым одуванчикам, парят в лазурном небе. Под ними белоснежные города всех трех континентов: Китс, Эндимион, Порт-Романтик... Град Поэтов. Более восьми тысяч паломников от Искусства прибыли сюда в надежде укрыться от тирании посредственности и обрести в этом грубо сколоченном мире новое вдохновение.
В первый век Хиджры Асквит и Виндзор-в-Изгнании лидировали в области биоформовки андроидов, и теперь эти синекожие друзья человека пахали как лошади, прекрасно понимая, что, когда их труд будет завершен, они получат свободу. Белоснежные города росли. Туземцы, устав от роли дикарей, покинули свои затерянные в лесах деревушки и в меру сил помогали нам обустраивать колонию. Затем пришел черед технократов, бюрократов и экократов. Их разморозили и выпустили в этот девственный мир, даже не подозревавший об их существовании. Мечта Печального Короля Билли еще на шаг приблизилась к своему осуществлению.