Бинокль наконец оказался у Консула. Вспышки были теперь ясно различимы — расширяющиеся фонтаны огня. Он разглядел и пятнышко «дерева», и длинные синие выхлопы по меньшей мере двух разведчиков, удиравших от преследователей.
— Я не думаю... — начал было Кассад, как вдруг весь их корабль до кончиков мачт и Травяное море затопило ярким оранжевым светом.
— Боже милостивый, — прошептал отец Хойт. — Они попали в корабль-дерево!
Консул перевел бинокль влево. Увеличивающийся ореол пламени можно было разглядеть и невооруженным глазом, но в бинокль какое-то мгновение были отчетливо видны километровый ствол и ветви охваченного огнем «Иггдрасиля». По мере того как выключались защитные поля и кислород выходил наружу, длинные языки пламени, изгибаясь, устремлялись в космос. Оранжевое облако начало пульсировать, потом растаяло и исчезло. На секунду ствол полыхнул огнем, а затем разлетелся на отдельные куски, словно последняя головешка догорающего костра. Ничто не могло уцелеть в этом аду. «Иггдрасиль», со своей командой, клонами и эргами, разумными существами-аккумуляторами, более не существовал.
Консул повернулся к Хету Мастину и с опозданием протянул ему бинокль.
— Мне очень жаль, — прошептал он.
Тамплиер не взял бинокля. Он опустил голову, надвинул на глаза капюшон и молча пошел вниз.
После гибели корабля-дерева взрывов больше не было. Прошло десять минут, но ни одна вспышка не нарушила черноту ночного неба.
Первой пришла в себя Ламия Брон:
— Вы полагаете, они их подбили?
— Бродяг? — спросил Кассад. — Вряд ли. Разведывательные корабли строятся с расчетом на скорость и на оборону. Сейчас они уже на расстоянии нескольких световых минут.
— Они что, охотились за кораблем-деревом? — спросил Силен. Голос поэта звучал непривычно трезво.
— Думаю, что нет, — ответил Кассад. — Скорее всего это чистая случайность.
— Чистая случайность, — словно эхо повторил Сол Вайнтрауб и покачал головой. — Пойду посплю.
Один за другим спустились вниз и остальные. Когда на палубе остался один Кассад, Консул спросил:
— Где я должен нести караул?
— Обходите весь корабль, — ответил полковник. — Из основного коридора вам будут видны двери всех кают и вход в столовую и в камбуз. Потом поднимайтесь на палубу и проверяйте трап и надстройки. Внимательно следите, чтобы горели фонари. У вас есть оружие?
Консул отрицательно покачал головой.
Кассад протянул ему свой «жезл смерти».
— Он настроен на узкий луч — около полуметра на дистанции десять метров. Не пользуйтесь им, пока не убедитесь, что на корабль кто-то проник. Эта пластина с шершавой поверхностью — предохранитель. Сдвигается она вперед. Сейчас жезл на предохранителе.
Убедившись, что его палец не касается пластины, Консул кивнул.
— Я сменю вас через два часа, — сказал Кассад и проверил свой комлог. — Моя вахта закончится раньше, чем взойдет солнце. — Он посмотрел на небо, как бы ожидая, что «Иггдрасиль» вновь появится там и продолжит свой полет. Но там сияли только звезды. Закрывший северовосточный горизонт черный вал предвещал шторм.
Кассад покачал головой.
— Зря, — сказал он и спустился вниз.
Консул постоял немного, прислушиваясь к шуму ветра в парусах, скрипу снастей и грохоту колеса. Потом подошел к борту и задумался, глядя в темноту.
5
Восход над Травяным морем был воистину прекрасен. Консул любовался им с крыши кормовой надстройки. После вахты он попытался заснуть, но вскоре понял, что это бесполезно, и поднялся на палубу встретить рассвет. Низко нависшие грозовые тучи застилали небо, и отраженные ими лучи восходящего солнца залили весь мир расплавленным золотом. Паруса, снасти, побелевшие от времени доски палубы — все, чего солнце коснулось своим кратким благословением, засияло всеми цветами радуги. Но вот оно скрылось за пологом облаков, и мир снова лишился своих красок. И стоило упасть занавесу, как сразу же подул ветер, такой холодный, словно он прилетел сюда прямо со снежных вершин Уздечки, показавшихся из-за горизонта на северо-востоке.
На палубе появились Ламия и Мартин Силен с чашками кофе в руках и направились к Консулу. Ветер тянул и рвал снасти. Густые кудри Ламии растрепались, окружив ее лицо подобием темного нимба.
— Доброе утро, — пробормотал Силен, щурясь поверх чашки на подернувшуюся рябью гладь Травяного моря.
— Доброе утро, — ответил Консул. Он чувствовал себя на удивление бодрым и свежим, хотя за всю ночь ни разу не сомкнул глаз. — Ветер встречный, но пока судно идет неплохо. Уверен, к вечеру мы достигнем гор.
— Хрргм, — прокомментировал это замечание Силен и сунул нос в чашку.
— Я никак не могла заснуть, — сказала Ламия. — Все думала о том, что рассказал нам господин Вайнтрауб.
— Что касается меня... — начал поэт, но тут на палубу вышел Вайнтрауб с дочерью. Девочка выглядывала из своей люльки, висевшей на груди ученого.
— Всем доброе утро, — сказал Вайнтрауб и, оглядевшись, глубоко вздохнул. — Ммм-да, холодновато...
— Чертовски холодно, — откликнулся Силен. — А когда перевалим через хребет, будет еще хуже.
— Я, пожалуй, спущусь за курткой, — сказала Ламия. Но не успела она сделать и шагу, как внизу кто-то пронзительно закричал:
— Кровь!
И в самом деле — кровь была повсюду. Каюта Хета Мастина выглядела на редкость опрятно: нетронутая постель, ровный штабель чемоданов в углу, на стуле — аккуратно сложенная одежда. Но на полу, на переборках, на потолке, куда ни глянь — кровь. Шестеро паломников вошли в каюту и кучкой столпились у дверей, не решаясь пройти дальше.
— Я как раз шел мимо, хотел подняться на верхнюю палубу. — Голос отца Хойта был до странности монотонным. — И тут заметил, что дверь приоткрыта. Мне сразу бросилось в глаза... кровь на стене.
— А это в самом деле кровь? — засомневался Мартин Силен.
Ламия Брон шагнула вперед, провела рукой по заляпанной красными пятнами переборке и поднесла пальцы к губам.
— Да! Кровь. — Она огляделась вокруг, подошла к платяному шкафу, быстро осмотрела пустые полки и вешалки, затем направилась к маленькому иллюминатору. Он был закрыт на щеколду и закреплен изнутри болтами.
Ленар Хойт, выглядевший совершенно разбитым, сделал несколько неверных шагов и рухнул на стул.
— Так он мертв?
— Утверждать наверняка мы не можем. Известно только, что капитан Мастин исчез из собственной каюты и что в ней полно крови. — Ламия вытерла руку о штанину и добавила: — Надо тщательно осмотреть весь корабль.
— Верно, — согласился Кассад. — А если мы не найдем капитана?
Ламия Брон открыла иллюминатор. Каюту наполнило громыхание колеса и шуршание травы под корпусом. Запах свежей крови, наводящий на мысль о бойне, стал понемногу выветриваться.
— Если мы не найдем капитана Мастина, — сказала она, — останется предположить одно из двух: либо он покинул корабль по собственной воле, либо его похитили.
— Но кровь... — начал отец Хойт.
— Не доказывает ничего, — закончил за него Кассад. — Госпожа Брон права. Мы не знаем, какая у него группа крови, какой генотип... Кто-нибудь видел или слышал что-нибудь подозрительное?
Раздалось несколько «не-а», остальные молча покачали головами.
Мартин Силен встрепенулся:
— Послушайте, да это же работа нашего друга Шрайка! Неужели не узнаете почерк?
— Не обязательно, — отрезала Ламия. — А может, кто-то решил навести нас на мысль, что это Шрайк.
— Зачем? — спросил отец Хойт, тяжело дыша. — Бессмыслица какая-то.
— И тем не менее, — сказала Ламия. — А теперь надо обыскать корабль. Разбиваемся по парам и приступаем. Кто при оружии?
— Я, — отозвался полковник Кассад. — У меня и лишнее найдется, если надо.
— У меня ничего нет, — объявил отец Хойт.
Поэт отрицательно покачал головой.
— У меня тоже, — сказал Сол Вайнтрауб, заглянув в каюту (увидев кровь, он сразу же вышел в коридор).
— И у меня, — добавил Консул. Отстояв вахту, он тут же вернул Кассаду его «жезл смерти».
— Так, — подытожила Ламия. — Священник пойдет со мной на нижнюю палубу. Силен с полковником — на среднюю. Господин Вайнтрауб, вы с Консулом проверьте все наверху. Постарайтесь ничего не пропустить. И ищите любые признаки борьбы.
— Позвольте вопрос, — перебил ее Силен.
— Да?
— Кто, черт возьми, выбрал вас королевой бала?
— Я частный детектив. — Ламия пристально посмотрела поэту в глаза.
Мартин Силен пожал плечами:
— Присутствующий здесь отец Хойт является священником какой-то забытой религии. Но не значит же это, что мы должны преклонять колена, когда он служит мессу.
— Ну что ж, — вздохнула Ламия, — придется прибегнуть к более весомому аргументу.
Консул и глазом моргнуть не успел, как она оказалась рядом с Силеном. Секунду назад Ламия стояла возле иллюминатора, а в следующее мгновение была уже в центре каюты, и поэт, поднятый в воздух ее мускулистой рукой, беспомощно болтал ногами и силился разжать пальцы, сомкнувшиеся вокруг его тощей шеи.
— Ну что, порассуждаешь еще или будешь делать то, что сказано?
Мартин Силен что-то невнятно прохрипел.
— Так-то, — коротко заметила Ламия и опустила поэта на пол. Силен сделал несколько шагов, пошатнулся и едва не сел на отца Хойта.
Появился Кассад с двумя малыми нейростаннерами в руках. Один из них он вручил Солу Вайнтраубу.
— Мое оружие — вот, — сказал он. — А ваше, Ламия?
Та сунула руку в карман своей просторной накидки и извлекла оттуда допотопный пистолет.
Кассад мельком взглянул на эту реликвию, затем кивнул.
— Друг от друга ни на шаг, — приказал он. — Прежде чем стрелять, уясните, что перед вами и насколько это опасно.
— Остается последовать вашим рекомендациям, полковник, — сказал Силен, массируя шею, — и немедленно пристрелить эту сукину дочь.
Ламия Брон шагнула к поэту.
— Ну-ка, хватит ссориться, — осадил ее Федман Кассад и вышел из каюты. Мартин Силен последовал за ним.