И тут заработала гранула-метка, которую я подбросила Джонни во вторую кружку пива. Ультрафиолетовые микроспоры, можно сказать, висели в воздухе — я могла запросто выследить его по дыханию. Но для верности я отыскала на темной стене ярко-желтый отпечаток его руки (конечно, ярко-желтым он казался только через мой поляризующий козырек, который позволял видеть в ультрафиолетовом диапазоне) и пошла по следу из различных пятен, остававшихся повсюду, где его одежда касалась камня или рыночной стойки.
Джонни обедал в кантонском ресторанчике, в двух кварталах от терминекса. Пахло там просто восхитительно, но я все-таки удержалась и не зашла. Целый час я бродила по рынку и приценивалась к книжкам, которые разложили на лотках уличные торговцы. Но вот наконец он пообедал, вернулся к терминексу и вошел в портал. На сей раз он воспользовался чипом — наверняка направлялся в какой-нибудь частный портал, и не исключено, что портал этот установлен в частном доме. Тогда я решила воспользоваться «лоцманской» карточкой. Дело это рискованное, причем сразу в двух отношениях. Во-первых, «лоцманка» моя — совершенно незаконная. И если в один прекрасный день меня с ней застукают — могут отобрать лицензию. Впрочем, это маловероятно, пока я пользуюсь чипами Папаши Сильвы. (Это такая штука для изменения внешности. Чертовски дорого, но с эстетической точки зрения безупречно.) А во-вторых, я запросто могла очутиться в его гостиной. Ситуация, согласитесь, весьма затруднительная.
Это была не гостиная. Не успела я прочесть даже название улицы, как поняла, куда меня занесло. На плечи легла привычная тяжесть. Тусклый бронзовый свет, запахи нефти и озона... Я оказалась у себя дома, на Лузусе.
Джонни обосновался в частной жилой башне средней степени надежности, расположенной в одном из ульев Бергсона. Возможно, именно поэтому он и выбрал мое агентство — мы обитали всего-навсего в шестистах километрах друг от друга. Можно сказать, соседи.
Моего кибрида видно не было, но я пошла прямо. Если будешь петлять, тебя непременно засекут охранные системы. Они так и запрограммированы. На дверях квартир не было ни списков жильцов, ни номеров, ни табличек, не было даже информеров, доступных для комлога. А по моим представлениям в улье Бергсон-Восточный насчитывается до двадцати тысяч квартир.
Действие меток начало уже слабеть, но тут мне опять повезло. Обойдя два радиальных коридора, я наткнулась на след. Джонни обитал в дальнем конце крыла, со стеклянным полом прямо над метановым озером. На папиллярном замке слабо светился отпечаток руки. С помощью своих отмычек я считала код замка, после чего вернулась домой.
В общем, откушавши китайских деликатесов, мой клиент отправился спать. Ну и ладно. На сегодня хватит.
ВВ Сурбринер был моим экспертом по искусственному интеллекту. ВВ работал в Центральном Управлении Информации и Статистики. Большую часть своей жизни он проводил на антигравитационном диване, ощетинившись десятком электродов, торчавших из его черепушки, и общаясь с другими ему подобными бюрократами. Познакомились мы с ним еще в колледже. Уже тогда он был настоящим хакером. В возрасте двенадцати лет этот хакер в двадцатом поколении успел обзавестись нейрошунтами. Звали его на самом деле Эрнст, а прозвище ВВ он заработал, когда крутил роман с моей подругой Шейлой Тойо. Когда во время второго свидания Шейла увидела его голышом, она прохохотала полчаса кряду. Дело в том, что росту в нем тогда (как и сейчас) было метра два, но весил он при этом меньше пятидесяти килограммов. Шейла сказала, что у него задница похожа на два В. Эта кличка — как и большинство подобных жестоких прозвищ — прилипла к нему на всю жизнь.
Итак, я отправилась к ВВ. Контора его помещалась на ТКЦ, в монолитном сооружении без окон: он и ему подобные не признают заоблачных башен.
— Ламия, — изумился он, — что творится? В столь почтенном возрасте ты решила наконец выучиться инфограмоте? Не поздновато ли?
— Да нет. Просто я хочу кое-что узнать об ИскИнах.
— Просто узнать! ИскИны — одна из сложнейших проблем во вселенной, — вздохнул он и окинул влюбленным взглядом нейрошунты и метакортикальные процессоры, которые только что извлек из собственной головы. (Вообще-то хакеры никогда не отключаются от сети, но государственные чиновники должны делать перерыв на обед. Подобно большинству своих собратьев, ВВ терпеть не мог обмениваться информацией в реальном времени, а не мчаться, оседлав инфоволну.) — Так что ты хочешь узнать?
— Почему ИскИны обособились? — спросила я. Надо же было с чего-нибудь начать.
ВВ начертил в воздухе некое подобие спирали.
— Они заявили, что у них есть какие-то «собственные проекты», не позволяющие им «всецело погрузиться в дела Гегемонии». Читай — несовместимые с проектами людей. А всей правды не знает никто.
— Но они все еще среди нас? Все еще участвуют в наших делах?
— Конечно. Без них система просто не смогла бы нормально функционировать. И ты это прекрасно знаешь. Даже Альтинг не смог бы работать, если бы ИИ не управляли в реальном времени процессом Шварцшильд-модуляции...
— Отлично. — Я успела перебить его прежде, чем он углубился в свои обычные заумные разглагольствования. — А что это за «собственные проекты»?
— Никто толком не знает. Браннер и Швейц из корпорации «Арт-Интель» считают, что ИИ занимаются вопросами эволюции сознания в галактических масштабах. Насколько нам известно, их зонды углубились в пространство Окраин гораздо...
— А кибриды?
— Кибриды? — ВВ привстал, и в его глазах впервые мелькнул интерес. — С чего это ты вдруг вспомнила про кибридов?
— А почему тебя это так удивляет?
Он рассеянно почесал гнездо от нейрошунта.
— Видишь ли, люди как-то забыли об их существовании. Двести лет назад эта проблема была у всех на слуху, о кибридах говорили все, кому не лень, а теперь о них помнят только специалисты. Кроме того, я тут просмотрел один обзор аномальных явлений и узнал, что кибриды вообще исчезают.
— Исчезают? — Тут пришла моя очередь привстать.
— Ну, как бы тебе сказать... редуцируются, что ли... Раньше ИскИны держали в Сети около тысячи лицензированных кибридов. Причем половина торчала прямо здесь, на ТКЦ. А по данным переписи прошлой недели выясняется, что только за этот месяц две трети кибридов отозвано.
— Что происходит, когда ИИ отзывает своего кибрида?
— Не знаю. Думаю, его уничтожают. ИИ не любят без толку расходовать ресурсы. Я думаю, генетический материал каким-то образом рециркулируется.
— Зачем же его рециркулировать?
— Спроси что-нибудь полегче. Уж если на то пошло, мы вообще очень плохо представляем себе мотивы, которыми руководствуются ИИ.
— А эксперты? Они не боятся какого-нибудь подвоха со стороны ИскИнов?
— Ты шутишь? Шестьсот лет назад, может быть, и боялись. Ну двести. Во времена Раскола все всех подозревали. Но если бы ИИ хотели навредить нам, они бы давно это сделали. Бояться, что ИИ пойдут на нас войной, просто глупо. Ты не боишься, что коровы поднимут бунт?
— Но ведь ИскИны умнее нас, — возразила я.
— Умнее. И что с того?
— ВВ, ты слышал что-нибудь о проектах восстановления личности?
— А, Гленнон-Хайт? Конечно. Об этом все слышали. Я сам занимался таким проектом несколько лет назад в Рейхсуниверситете. Так ведь с тех пор сколько воды утекло! Теперь эти дела забросили.
— Почему?
— Господи! Да ты что, Ламия, совсем охренела? Все проекты восстановления личности — чушь. Даже на имитаторе со стопроцентной обратной связью — а они использовали вэкаэсовский ООШ: ИТИ, — так вот, даже тогда нельзя полностью факторизовать все переменные. У шаблона личности возникает собственное самосознание... не осознание себя, как у нас с тобой, а осознание себя как искусственно осознающего себя объекта... Ну а дальше его затягивает в странный аттрактор и через негармонические лабиринты вышвыривает прямиком в Эшерово пространство.
— Переведи, — потребовала я.
ВВ вздохнул и посмотрел на сине-золотую полоску таймера на стене. Через пять минут истечет положенный ему часовой перерыв на обед. И он снова вернется в реальный мир.
— Перевожу, — сказал он. — Восстановленная личность разрушается. Сходит с ума. Одним словом — дурдом.
— Любая?
— Любая.
— Но ИскИны все еще занимаются этим?
— Кто тебе сказал? Они ни одного проекта не довели до конца. Все известные мне попытки восстановления предпринимали люди... В основном это дрянные университетские проекты. Ученые с зачерствевшими мозгами тратят целые состояния, чтобы вернуть к жизни других, давно умерших ученых с точно такими же зачерствевшими мозгами.
Я выдавила из себя улыбку. Еще три минуты, и он снова подключится.
— И что, каждой восстановленной личности дают двойника-кибрида?
— Гм, с чего ты взяла? Такого не было. Да и не выйдет.
— Почему?
— Да потому, что это похлеще любого фантопликатора. Кроме того, необходим идеальный материал для клонирования и точное, выверенное до последней детали, интерактивное взаимодействие с окружающей средой. Видишь ли, детка, восстановленная личность живет в своем мире. Для нее создается полноценная модель реальности. Ну, как фантопликация. И она его обживает. Ей подбрасывают всякие вопросы. Во сне, в интерактивном диалоге — как получится... А если вытащить личность из модельной реальности в медленное время...
(На жаргоне хакеров это выражение означает... извиняюсь, конечно... реальный мир.)
— ...то она свихнется еще раньше, — закончил он.
— Да-а. Ну что ж, спасибо. — Я покачала головой и направилась к двери. В моем распоряжении оставалось еще тридцать секунд. Через полминуты мой университетский приятель исчезнет из медленного времени.
— ВВ, — сказала я с таким видом, словно эта мысль только что пришла мне в голову, — ты когда-нибудь слышал про восстановление личности Джона Китса? Был такой поэт на Старой Земле.
— Китса? Конечно. Я даже об этом накатал главу в своем дипломе. Проект делал Марти Каролюс. Лет пятьдесят назад. В Нью-Кембридже.