– Вы подозреваете кого-то из них?
Вместо ответа Джонни вручил мне копию записей своей универсальной карточки:
– После убийства я на пять дней потерял сознание. Вот все, что осталось, записи расходов.
– Час назад вы говорили, что отключились только на минуту.
Джонни почесал пальцем щеку:
– Нет, на пять дней. Да и то мне повезло.
Я жестом подозвала официанта (клиентов здесь обслуживали официанты-люди) и заказала еще пива.
– Послушайте, Джонни, – сказала я. – Чтобы по-настоящему войти в это дело, мне надо знать больше. О вас, о вашей жизни, кто бы вы ни были. Скажем, мне непонятно, зачем вообще вас убивать, если вы все равно восстановитесь – или как там это у вас называется?
– На это могут быть две причины, – ответил Джонни, глядя на меня поверх кружки.
– Причина первая – стереть кусок вашей памяти. В чем они и преуспели. А отсюда следует вот что: событие, которое они хотели вычеркнуть из вашей памяти, произошло на прошлой неделе. Ну а вторая причина?
– Может быть, они хотели послать мне сообщение, – ответил Джонни. – Только не знаю, о чем оно. И от кого.
– Кто-нибудь хотел вашей смерти?
– Нет.
– Но вы хоть подозреваете кого-нибудь?
– Никого.
– Большинство убийств, – сказала я, – совершаются под действием внезапных бессмысленных приступов гнева, причем убийца, как правило, хорошо известен жертве. Это или член семьи, или друг, или любовник. С преднамеренными убийствами картина та же самая.
Джонни промолчал. Что-то в его лице казалось мне невероятно привлекательным – видимо, сочетание мужской силы и женской чуткости. Или глаза?
– А что, у ИскИнов есть семьи? – спросила я. – Бывает ли между вами вражда? Или ссоры между членами семьи? Любовниками?
– Нет. – Он слегка улыбнулся. – У нас существуют некие полусемейные отношения, но без ваших эмоций и взаимной ответственности. «Семьи» – это просто удобное название групп ИскИнов, развивающихся в одном общем направлении.
– Значит, другой ИскИн не мог напасть на вас?
– Почему же? – Джонни повертел в руках кружку. – Мне только непонятно, почему они напали на меня через моего кибрида.
– Уязвимое звено.
– Возможно. Но это осложняет положение нападающего. Нападение в киберпространстве бесконечно опаснее. Кроме того, я не понимаю, зачем другому ИскИну убивать меня. В этом нет никакого смысла. Я никому не угрожаю.
– Джонни, а зачем вам кибрид? И вообще, какую роль вы сами играете во всех этих событиях?
– Кибрид… – начал Джонни, разламывая сухарик. – В какой-то степени я сам кибрид. Моя… функция… заключается в том, чтобы наблюдать за поведением людей и определенным образом реагировать на их действия. В некотором смысле я когда-то был человеком.
Я нахмурилась и покачала головой. Все, что он говорил, казалось мне полной бессмыслицей.
– Вы слышали что-нибудь о проектах восстановления личности? – спросил он.
– Нет.
– Год назад группа модельных исследований ВКС восстановила личность генерала Горация Гленнон-Хайта. Им хотелось понять, что делало его столь блестящим стратегом. Об этом сообщали по всем программам новостей.
– Да, было такое.
– Так вот, я некоторым образом тоже… модель человеческой личности. Точнее – был моделью. Но мой проект более ранний и куда более сложный. В качестве прообраза был взят один поэт со Старой Земли. Древний поэт – он жил еще до Хиджры. Родился в конце восемнадцатого века по Старому Календарю.
– Как, черт возьми, можно восстановить человека, который умер невесть когда?
– По стихам, – просто ответил Джонни. – По письмам, по дневникам. По трудам критиков и биографов. По свидетельствам друзей. Но главным образом по его стихам. Имитатор воссоздает окружающую среду, вводит в нее известные факторы, а потом производит обратную экстраполяцию от продуктов творчества. Ап! И перед нами модель личности. Сначала сырая, но со временем становящаяся все точнее, пока не возникаю я. Начали мы с поэта двадцатого века Эзры Паунда. Наша личность была своевольна до абсурда, пристрастна до безрассудства и функционально безумна. Понадобился год работы, чтобы мы убедились: да, личность восстановлена точно. Он действительно был чокнутый. Гениальный, но чокнутый.
– А потом? – спросила я. – Допустим, они создали вашу личность по образцу умершего поэта. А дальше?
– Они создали не личность, а шаблон, на основе которого должен был развиваться мой ИскИн, – ответил Джонни. – А кибрид позволяет мне играть свою роль в киберпространственном сообществе.
– Роль поэта?
Джонни снова улыбнулся:
– Скорей поэмы.
– Поэмы?
– Длящегося произведения искусства… но не в человеческом смысле. Своеобразной головоломки. Постоянно меняющейся загадки, в которой время от времени рождаются необычные прозрения, открывающие новые уровни постижения реальности.
– Ничего не понимаю, – пробормотала я.
– Ну и ладно. Неважно. Вряд ли моя деятельность явилась причиной этого… нападения.
– Тогда в чем же, по-вашему, причина?
– Понятия не имею.
Мне показалось, что мы ходим по кругу.
– Хорошо, – сказала я. – Попробуем выяснить, кем вы были и что делали в течение этих пропавших пяти дней. Осталось у вас что-нибудь, кроме копии универсальной карточки?
Джонни отрицательно покачал головой:
– Вы, конечно, понимаете, почему для меня так важно выяснить личность нападавшего и его мотивы?
– Конечно, – ответила я. – Он может напасть снова.
– Совершенно верно.
– Как я могу с вами связаться?
Джонни передал мне чип доступа.
– Линия надежная? – спросила я.
– Вне всякого сомнения.
– Порядок, – сказала я. – Если будет надо, я с вами свяжусь. Опять-таки, если раскопаю что-нибудь новенькое…
Мы вышли из бара и направились к терминексу. Он уже уходил, когда я тремя прыжками догнала его и схватила за руку. Впервые я прикоснулась к нему.
– Джонни, скажите, как звали того поэта со Старой Земли, которого они воскресили?
– Восстановили.
– Все равно. Того, который послужил для вас образцом?
Красавец-кибрид замялся. Только сейчас я заметила, какие у него длинные ресницы.
– Разве это важно? – спросил он.
– Как знать?
Он кивнул.
– Китс, – сказал он. – Родился в 1795 году нашей эры. Умер от туберкулеза в 1821-м. Джон Китс.
Следить за человеком, скачущем через порталы в неизвестном направлении, почти невозможно. В особенности если вы сами хотите остаться незамеченным. Полиция Сети бросает на такую операцию до полусотни агентов, вооруженных сложными и чертовски дорогими приборами. При этом им еще помогает Транспортное Управление. А для одиночки эта задача почти неразрешима.
Но мне-то нужно было знать, куда направляется мой новый клиент.
Джонни, не оглядываясь, пересек площадь терминекса. Я спряталась за ближайшим киоском и принялась наблюдать за ним через карманный имиджер. Он набрал код на обычном дископульте, вставил карточку и прошел через светящийся прямоугольник портала.
Итак, код он набрал вручную. Вероятно, цель его путешествия – какой-нибудь портал общего доступа. Коды частных порталов обычно записывают на личном чипе. Чудесно! Круг поисков сужается до двух миллионов порталов, полутора сотен планет и нескольких десятков лун.
Вывернув наизнанку пальто и превратив его в ярко-красную куртку, я достала красную – под цвет куртки – кепку и нахлобучила ее поглубже, на самые глаза. Одновременно я поставила имиджер в режим воспроизведения и, просмотрев в увеличенном масштабе те кадры, где мой клиент набирает код, рванула через площадь. На ходу я запросила комлог, какому порталу соответствует этот девятизначный код. Впрочем, первые три цифры я знала и так – Циндао-Сычуаньская Панна. (Я помню все планетарные индексы: это моя профессия.) А секундой позже комлог сообщил, что портал находится в жилой части центра Первой Экспансии города Ваньсянь.
Я вскочила в первую же свободную кабину и отправилась туда. Площадка терминекса оказалась небольшой, мощенной старым кирпичом. Над ней одна над другой громоздились старинные восточные лавочки. Их загнутые, как у пагод, крыши нависали над узкими боковыми улочками. Повсюду – на площади, у витрин – толпились люди. Большинство из них, похоже, были потомками изгнанников, что отправились некогда в Великий Полет и заселили Циндао-Сычуань. Но немало было народу и с других планет. Пахло какими-то незнакомыми цветами, сортиром и вареным рисом.
– Черт возьми! – прошептала я. В терминексе были еще три портала, и все свободные. Джонни мог удрать через любой из них.
Но вместо того, чтобы вернуться к себе на Лузус, я решила потратить еще несколько минут – осмотреть площадь и боковые улицы. К тому времени таблетка меланина, которую я проглотила на ходу, начала действовать, и я превратилась в молодую негритянку. Или негра – сразу не поймешь. Я ведь была в красной куртке и в кепке с поляризующим козырьком. Шла я медленно и время от времени что-нибудь фотографировала туристским имиджером.
И тут заработала гранула-метка, которую я подбросила Джонни во вторую кружку пива. Ультрафиолетовые микроспоры, можно сказать, висели в воздухе – я могла запросто выследить его по дыханию. Но для верности я отыскала на темной стене ярко-желтый отпечаток его руки (конечно, ярко-желтым он казался только через мой поляризующий козырек, который позволял видеть в ультрафиолетовом диапазоне) и пошла по следу из различных пятен, остававшихся повсюду, где его одежда касалась камня или рыночной стойки.
Джонни обедал в кантонском ресторанчике, в двух кварталах от терминекса. Пахло там просто восхитительно, но я все-таки удержалась и не зашла. Целый час я бродила по рынку и приценивалась к книжкам, которые разложили на лотках уличные торговцы. Но вот наконец он пообедал, вернулся к терминексу и вошел в портал. На сей раз он воспользовался чипом – наверняка направлялся в какой-нибудь частный портал, и не исключено, что портал этот установлен в частном доме. Тогда я решила воспользоваться «лоцманской» карточкой. Дело это рискованное, причем сразу в двух отношениях. Во-первых, «лоцманка» моя – совершенно незаконная. И если в один прекрасный день меня с ней застукают – могут отобрать лицензию. Впрочем, это маловероятно, пока я пользуюсь чипами Папаши Сильвы. (Это такая штука для изменения внешности. Чертовски дорого, но с эстетической точки зрения безупречно.) А во-вторых, я запросто могла очутиться в его гостиной. Ситуация, согласитесь, весьма затруднительная.