— Добро пожаловать в двадцать восьмой отдел, карапуз. — Приветствовала меня девушка прокуренным голосом. В нем слышно было не только иронию, но и некую скрытую угрозу. Она наклонилась ко мне, и я почувствовал её духи, смесь кофе и табака.
— Я Вика. — Она протянула руку.
— А я не карапуз, — ответил я, и в моем голосе слышно было не только упрямство.
Вика улыбнулась. Это была не улыбка гостеприимства, а улыбка хищника, который видит перед собой свою добычу.
— Ну что же, — сказала она, и в ее голосе зазвучала не вежливость, а холодная жесткость. — Тогда давай знакомиться поближе.
Она сделала шаг ко мне, и я почувствовал, как воздух вокруг меня тут же накалился. Её туфли на шпильках отдавали отчётливый щелчок, который звучал в тишине коридора, словно удары часового механизма.
— Я не хочу наказывать тебя, малыш, — сказала Вика, и в ее голосе слышно было не сочувствие, а безразличие. — Но если ты не будешь слушаться...
Она посмотрела на меня с нескрываемым цинизмом. Её глаза были холодными и пустыми, словно она не видит передо собой человека, а просто объект, который нужно обработать. В них не было ни сочувствия, ни интереса, только отстраненное равнодушие. Я почувствовал, как по спине бежит холодный пот.
— Я буду обучать тебя, — продолжила она, и в ее голосе слышно было не сочувствие, а жесткость. Её слова звучали как приговор, как неизбежное будущее. — И я буду следить за тем, чтобы ты выполнял мои приказы. — Она сделала шаг вперед, и её туфли на шпильках вновь сделали отчетливый щелк.
— Но я не хочу быть ликвидатором, — в отчаянии произнёс я. Я не знал, как избежать этой участи, но не хотел ей подчиняться. Я не хотел превращаться в орудие для убийства. Я хотел оставаться человеком.
— Это не твой выбор, — ответила Вика, и она снова сделала шаг ко мне. И почувствовал, как моё сердце забилось быстрее. Она была близко, слишком близко, и я чувствовал её холодный взгляд, пронизывающий меня насквозь.
— Нет, — сказал я, и в моем голосе слышно было не только упрямство, но и страх. Я не знал, как избежать этой судьбы, но я не хотел становиться таким, как они.
— Это уже не важно, — ответила Вика, и она снова улыбнулась. Но эта улыбка была холодной и безжизненной, будто улыбка мертвеца.
— Ты будешь убивать. И ты станешь успешным в своём ремесле.
Она протянула руку, и я увидел в ней блеск острого ножа. Он был маленьким, но я знал, что он способен нанести смертельный удар. В этом моменте я понял, что она не просто хочет меня обучить, она хочет меня проверить.
Я мгновенно уклонился, делая сальто назад, и в этом жесте я почувствовал не только свободу движения, но и прилив силы. В моих руках вспыхнул клинок из чистого пламени. Он был не просто огнем, он был жизнью, он был моей волей.
— Хороший мальчик, мы сработаемся. — Девушка хищно улыбнулась в ответ, и нож в её руке тут же стал тремя, которые полетели в меня, словно злые птицы. — Покажи мне, на что ты способен!
Я снова уклонился, и в этот раз я не отступал, а решил атаковать. Я резко сблизился с Викой, и в этот момент я почувствовал, что моё пламя наполнило меня не только силой, но и яростью.
Миг — и я сбил её с ног. Она упала на пол, и я увидел в ее глазах не страх, а удивление. Она не ожидала, что я буду таким сильным.
Огненное пламя уже едва не касалось её горла. В моих глазах также горело пламя ярости, но я все еще контролировал себя и своё пламя, стараясь не убить ее одним неверным движением клинка. Я не хотел убивать ее. Я хотел показать ей, что я не просто пешка в их игре, я воин.
— Я не хочу убивать, — сказал я, и в моем голосе слышно было не угрозу, а предупреждение. — Но я не буду стоять и ждать, пока ты меня убьешь.
Я убрал клинок от ее горла и отступил на шаг назад. Я посмотрел ей в глаза, и в них я увидел не страх, а интерес.
— Ты интересный мальчик, — сказала она, поднимаясь с земли. — Я думаю, мы хорошо сработаемся
Глава 7
Стиль это всё!
***
— Ну что, карапуз, пойдём тебя приоденем? — Вика угрожающе улыбнулась и, взяв меня за локоток, куда-то уверенно потащила, стянув с меня шинель, что мне одолжил дяденька ликвидатор. Шинель, грубая и тяжелая, пахла табаком и чем-то горьким, напоминающим о подвалах и скрытых от глаз людских тайнах.
— И вовсе не карапуз! А благородный хозяин дома! — я продолжал сопротивляться этой безумной женщине, но силы у неё было как у носорога, и она продолжала тащить меня дальше, пока, собственно, и не оказались на улице. Холодный воздух ударил в лицо, заставляя меня поежиться. Мои глаза, привыкшие к полумраку, щурились от яркого солнца, отражавшегося от различных поверхностей.
Вика, не обращая внимания на мой протест, продолжала увлеченно тащить меня по тротуару. Её смех, звонкий и заразительный, разносился по улице, смешиваясь с шумом проезжающих машин и детским визгом. Мы проходили мимо витрин магазинов, где манекены в ярких нарядах отражали солнечный свет, и рядом с запыленными продуктовыми лавками пахло свежим хлебом.
Воздух был наполнен ароматами: корицы из булочной напротив, дымком от уличного киоска с жареными каштанами и чем-то сладким и непонятным, доносящимся из кондитерской за углом. Я залюбовался пестрым миром улицы, забыв о своем недовольстве. Вика не упустила момент и, резко остановившись, показала пальцем на витрину магазина одежды, где манекен в красном пальто и черных штанах торжественно смотрел на прохожих.
— Ну что, вот мы и пришли! — Вика, наконец, остановилась перед входом в магазин, на витрине которого красовалась яркая вывеска «Модная одежка». — Смотри, какой красавчик! — Вика подмигнула мне, и я невольно улыбнулся. — Тебе такое пальто пойдет?
Я покачал головой. Красный цвет был слишком яркий, не для меня. Но Вика уже увлекла меня внутрь магазина, и я понял, что о сопротивлении можно забыть.
— Не переживай, ты будешь самым стильным парнем во всем Данциге! Другие в двадцать восьмом отделе и не работают... — её звонкий смех распугал всех детей вокруг.
Сам же магазин выглядел очень старым и, возможно, застал время Ганзейской лиги или прусского господства. Выполненный в строго армейском стиле из красного кирпича, он выделялся на фоне всех прочих новостроек и безвкусных магазинов, словно остров старой Европы в море современности.
Над входом висела ржавая вывеска с названием «Модная одежка», которую давно не красили, но на ней еще можно было разглядеть золотые буквы, потемневшие от времени. Дверь была тяжелая, деревянная, с потертыми медными ручками, и скрипела, когда Вика отворила её.
Внутри было темно и сыро. Стены были обшиты темным деревом, и на них висели потемневшие от времени картины с изображением голых женщин. Воздух пропитался запахом старой кожи, полироли и чего-то еще, непонятного, но неприятного.
За прилавком сидел старик с потухшими глазами и седой бородой. Он смотрел на нас с нескрываемым недоверием, словно мы пришли что-то украсть. Видимо, мой вид вызывал у него ещё больше вопросов, и посему он не отрывал взгляда от моей скромной фигуры.
— Чем могу служить? — проворчал он, и его голос прозвучал как скрипучая дверь.
Вика шагнула вперед и, улыбнувшись в ответ на его недоверчивый взгляд, сказала:
— Мы ищем шинель. Старую, поколения М, тёмную, в тон его глаз, может быть, даже с каким-нибудь узором.
Старик не ответил, только смотрел на неё с нескрываемым подозрением. Его взгляд был тяжелым, и в нём не было ни тепла, ни радости. Вика не сдавалась, ее улыбка не сходила с лица, но я заметил, как её рука непроизвольно сжала ручку сумки, где лежало удостоверение ликвидатора.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, и вспомнил все страшные истории, которые рассказывали о старых магазинах и их странных владельцах. В воздухе висел запах сырости и пыли, и он казался пропитанным какой-то неприятной тайной. Стены магазина были обшиты темным деревом, и на них висели потемневшие от времени картины с изображением женщин в провокационных позах. Они смотрели на нас с немым укором, словно знали что-то такое, чего мы не знали.
— Не думаю, что у меня есть то, что вам нужно, — сказал он. Но в его голосе уже не было той грубости. Его речь была медленной, словно каждый звук выходил с большим усилием.
— Но у вас большой магазин, — настаивала Вика, — в нём много старых вещей. Нам нужна шинель, которая выглядит так, будто её носят уже сто лет.
Старик вздохнул и, покачивая головой.
— Почему? — спросила Вика, её глаза заблестели от интереса.
Старик посмотрел на меня и в его взгляде я прочитал предупреждение. Он замолчал на несколько секунд, а потом прошептал:
— Эти вещи не для вас. Но так и быть.
— Что? — спросила Вика, но старик уже отвернулся и пошел вглубь магазина.
Он двигался медленно, как будто каждая его кость была из железа, а каждое движение давалось с огромным усилием. Словно в его теле жила не жизнь, а тяжесть прошлого, от которой он не мог избавиться. Мы с Викой переглянулись. Её улыбка исчезла, на ее лице появилось выражение осторожного интереса. Она понимала, что мы попали в место, где у всего есть своя цена.
Старик остановился перед темным шкафом, обитым темным деревом, и отворил его тяжелыми деревянными дверями. Из шкафа пахло затхлой сыростью и какой-то неприятной сладостью. Старик достал из шкафа тяжелую черную шинель, пошитую из грубого сукна. Она была испещрена непонятными узорами, и от нее веяло холодом, словно она была пропитана страхом и смертью. Шов на шинели был разорван, и из него торчала темная подкладка.
— Она сделана из самой лучшей кожи, — пробормотал он, разворачивая ее, — пошита для генерала... генерала, который умер в ней во время последней битвы.
— Генерала? — Вика подошла ближе, осматривая шинель. — Она интересная.
— Она старая, — добавил старик, — и у нее есть история.
Вика посмотрела на меня, и я увидел, как её глаза сузились. Она быстро схватила удостоверение ликвидатора из своей сумки и показала его старику.