– Но Ступаков пока жив, – проговорил Молчанов.
– Он умрет в больнице, – ласково сказал Максим Петрович.
Психотерапевт поежился:
– Что вы думаете делать дальше? Работать со Смуровым?
Терлецкий покачал головой:
– Мне чертовски надоел этот пресловутый пионерский бизнес и детки-дебилы. Если не ошибаюсь, Андрей Павлович тоже считает меня почившим, и флаг ему в руки. С имеющимися у меня средствами я могу начать все сначала и не в этой стране, – он улыбнулся. – Заодно я расскажу и про вашу роль: мы намерены сделать вас козлом отпущения. Сейчас вы сядете за компьютер и напишете признательное письмо, в котором все подробно изложите: как оказались на мели, как встретили свою одноклассницу Веру Акулову, предложившую вам деньги за то, чтобы убрать мою дочь, как вы согласились на это. Позже вам пришлось убрать и меня, разгадавшего ваши хитрости. – Он мерзко хихикнул. – Мы оставим вам капельку совести, Геннадий. Далее вы изложите, что все время мечтали вернуться к честной жизни, однако Акулова шантажировала вас. Сегодня ваше терпение лопнуло, и вы прикончили ее. Не мысля себе дальнейшей жизни с таким грузом на сердце, вы убили и себя. Каково? По-моему, здорово. Вам понятна отведенная вам роль?
– Понятна, – Геннадий сжал кулаки, – а где же Анжелика?
Бизнесмен встал со стула и подошел к окну:
– Оставьте ее в покое. Она в Англии, жива и здорова.
– Вы уверены? Она звонила вам?
Предприниматель вздрогнул:
– Почему вы спрашиваете? Я общаюсь с ней при помощи эсэмэсок и электронной почты.
– То есть вы не слышали ее голоса?
Терлецкий обернулся к нему:
– А в чем дело?
Кинув на Веру убийственный взгляд, Молчанов почувствовал прилив мужества.
– Ваша так называемая компаньонка давно хотела прибрать к рукам ваши денежки. И не говорите мне, что она просто хорошо сыграла свою роль, – врач растянул губы в улыбке. – Я кое-что понимаю в психологии. Вера положила на вас глаз, вернее, на ваше добро, однако ей мешала Анжелика. Акулова знала: она никогда не станет вашей наследницей, пока жива родная дочь, вот и предложила впутать девушку в ваши разборки якобы для дела. Подумайте, вы ведь могли обойтись без нее, хватило бы одного Зайцева.
Слушая Геннадия, Вера побледнела и вскочила с кресла:
– Не слушай его! Он все врет.
– Я неплохой психиатр, – продолжал Молчанов, не глядя на женщину, – и могу с уверенностью заявить: Анжелика полностью отдавалась сеансу. Никакой защиты у нее не было и в помине. Впрочем, вы же не ходили с дочерью к врачам, а доверили все Вере?
Уголки рта Терлецкого затряслись. Он подошел к Акуловой и схватил ее за горло:
– Он говорит правду?
Акулова молчала. Предприниматель все понял.
– Значит, моя девочка не в Англии? А где же она?
– Обугленное тело, которое вы якобы опознали по кольцу, и было трупом Анжелики, а не присмотренной Верой бомжихой, – пояснил Геннадий. Руки Терлецкого бессильно повисли вдоль тела. Собрав в кулак всю свою волю, он бросился на любовницу:
– Сука! Так это правда!
В ту же минуту ему в ребра уперлось дуло пистолета. Максим Петрович отпрянул, не переставая пожирать Веру глазами. Девушка спокойно улыбнулась:
– Кажется, теперь мой выход? Садитесь, дорогие зрители.
– Я убью тебя, – прохрипел Терлецкий.
– Но сначала я расскажу тебе кое-что интересное, – не опуская дула, Акулова уселась в кресло, положив ногу на ногу. – Геннадий прав, Максим, однако не совсем. Скажи, когда мы с тобой познакомились, ты не узнал меня?
Обессиленный предприниматель покачал головой. Вера кивнула:
– Так я и думала. Теперь послушайте еще одну историю. Для некоторых из присутствующих она не нова. – Акулова откашлялась. – Итак, начну сначала. Жила-была девочка по имени Вера. И внешностью ее бог не обидел, и умом, да только родители подвели: пьянствовали день и ночь напропалую. До перестройки за их «моральный облик и семью – ячейку общества» боролся коллектив завода, на котором они работали. Девочка ходила в школу, где переносила самые настоящие унижения. И вправду, кому понравится ребенок, от которого разит потом и нестираным бельем? Однако она продолжала учиться. В один прекрасный день у нее отняли и эту радость. Государство дало возможность жильцам самим решать судьбу своих квартир, и безработные, вконец опустившиеся Акуловы, пропившие все, что можно, посягнули на квадратные метры. Им бы пойти в агентство недвижимости, да без водки ныла душа, и родители отдали большую однокомнатную первому попавшемуся покупателю за двести долларов. Догадываетесь, кто им был?
Терлецкий крякнул и отвернулся.
– Гена, Максим Петрович, покончив с карьерой инженера, отнюдь не бедствовал, – продолжала Вера. – Предпринимательская жилка, до этого дремавшая, дала себя знать. Он принялся заниматься махинациями с квартирами, выискивая подобные семьи и за гроши оформляя на себя их квартиры. Так мы очутились на улице. Родственников у нас не было, и я с родителями прямиком отправилась на свалку. Никто из вас там никогда не жил, и вам не понять, что испытала я. Но я оказалась упорной девочкой и дала себе слово вырваться из этого болота. Ох, как мне пришлось попотеть! В четырнадцать лет я спала с самыми грязными бродягами, потому что они обещали мне свое покровительство. Позже я познакомилась с так называемым предпринимателем, подгонявшим к свалке свой замызганный автомобиль и забиравшим просроченные продукты, которые свозили туда из супермаркетов, и стала помогать ему. Накопив достаточное количество денег, я сбежала со свалки, сняла квартиру в городе, вернулась в школу. Жизнь моя налаживалась. Не бросив бизнес, я заработала на учебу, поступила в университет и закончила психологический факультет. Уже позже, работая в одном учреждении, я поняла: смысл моей жизни – месть вот этому толстому борову.
– Что ты такое говоришь? – Терлецкий в ужасе закатил глаза.
– Что слышал. Или тебе прокричать это в уши?
Вконец обессиленный, предприниматель упал на диван.
– Помнишь наше знакомство? – она приблизила к мужчине искаженное яростью лицо. – В баре на Тополиной? Оно тоже не было случайным. Да, я хотела отобрать у тебя фирму, но прекрасно понимала: ты никогда не променяешь меня на свою дочь. Значит, мне нужно было от нее избавиться.
Максим Петрович закрыл лицо руками. Вера продолжала:
– Услышав о Монголе, я предложила свой план. Ты заглотил наживку, не подумав: как действующее лицо Анжелика была абсолютно не нужна.
Порвав на шее вдруг ставший тесным воротник, Терлецкий прохрипел:
– Где моя дочь? Ты убила ее?
Бывшая любовница рассмеялась:
– Это было бы слишком просто. Нет, дорогой, малой кровью твоя принцесса не отделалась. Пока Геннадий при помощи убойного гипноза превращал ее в овощ, пусть даже на время, я колола ей наркотик, отбивающий память, а затем отвела к контейнеру с мусором. Там ее подобрали две бомжихи и пригрели на свалке.
Каждое ее слово добивало Терлецкого.
– Потом с ней спали самые грязные обитатели помойки. – Вера смеялась, обнажая белые зубы. – А сейчас она в камере: ночью убила случайного любовника, приличного, между прочим, человека.
Губы бизнесмена дрожали:
– Она не делала этого!
Акулова кивнула:
– Разумеется, не делала. Это сделала я. Однако судить будут ее.
Терлецкий, как раненый зверь, заметался по комнате:
– Мы должны выручить мою девочку.
Женщина откровенно издевалась над ним:
– Вперед, дорогой. Только на прощание разреши напомнить: ты труп. Интересно, как в полиции воспримут твой приход. Но вдвоем в камере вам будет веселее.
– Сука, – теперь его руки сомкнулись на горле Веры и уже не отпускали его. Бывшие компаньоны и любовники упали на пол, катаясь по дорогому ковру. Акулова оказалась на удивление сильной, и Максим никак не мог пресечь биение жизни в этой женщине.
– Ну хватит, – раздался за спиной Геннадия незнакомый голос. – Руки за голову, быстро. Семейная ссора мне уже надоела.
Вошедший высокий мужчина протянул Молчанову руку:
– Майор Киселев. Ловко вы раскрутили этих субчиков.
Врач, не глядя на ошарашенную Веру, быстро покинул помещение.
Приреченск
– Против вас не будет выдвинуто ни единого обвинения, – улыбаясь, Катя держала Молчанова за руку. – А эти двое нескоро выйдут на свободу.
Врач сжал губы:
– Извините меня.
– За что?
– Я лишил вас отпуска.
– Ерунда, – Зорина искренне рассмеялась. – Терпеть не могу жизнь без приключений. Правда, наши приключения на этом не закончились. Готовы результаты вскрытия Виталины Витальевны, и, честно говоря, они меня не удивили. Теперь я знаю, какой разговор подслушала несчастная женщина. Но об этом после, я ужасно устала.
Смуров сидел в своем кабинете, задумчиво глядя на экран телевизора, но думая о своем. Конец «Гардемарина» и «Лагуны» сильно пошатнул его позиции, однако это не означало крах всего налаженного бизнеса. Ведь нужный товар поставлял именно он, он являлся хозяином бесценного груза, так что потеряно было далеко не все. Неожиданно зазвонил дорогой навороченный мобильный. Смуров любил такие штучки, поэтому он полюбовался игрушкой с полминуты и только потом ответил.
– Андрей Павлович?
Незнакомый женский голос вкрадчиво прошептал его имя. Директор детдома взглянул на дисплей. Номер звонившей ему ни о чем не говорил. Это не понравилось Смурову: его мобильный знали только доверенные лица.
– Кто вы такая? Кто дал вам мой номер?
Женщина выдержала паузу и зарыдала.
– Прошу вас, не кладите трубку. Кроме вас, мне никто не поможет. Ваш номер дал мне ныне покойный Максим Петрович Терлецкий. Если бы он был жив, он подтвердил бы, как я нуждаюсь в вашей помощи.
Директор скептически усмехнулся:
– И когда же он дал вам номер?
– Два месяца назад.
По времени все совпадало.
– Говорите, что вам нужно. И представьтесь наконец, черт возьми.
Незнакомка часто задышала: