Вечеринка, куда Андрей позвал не меня, а свою Леночку… Два бокала шампанского, которое мне нельзя было пить… Стоянка, где я почувствовала себя на удивление пьяной и сонной… Машина, в которой Славчик разговаривал с Кирой, объясняя, почему не может отвезти меня в больницу… Темный-претемный и холодный лес, в котором единственное тепло — от мужского тела сзади.
И рука, шарящая по моему телу, бесстыдно хватающая за грудь под платьем.
А потом… пустота. И ничегошеньки больше не помню.
Я зажмурилась, судорожно сжимая рукой лист с результатом анализов. Неужели… неужели он не остановился тогда, этот Славчик? Неужели разложил меня тогда на прелых листьях и даже умудрился оставить после себя потомство?
Боже, за что мне этот кошмар!
И что теперь делать? Аборт? Убить собственное дитя?
Меня вдруг начало мутить, я всё труднее и труднее дышала, словно воздух постепенно выкачивали из кабинета медпункта. Неожиданно показалось, что началась качка, хотя на таком большом лайнере ее никогда не бывало… Я начала терять равновесие, пока не пришлось упасть на бок, на кушетку.
— С вами все в порядке, мисс? — опомнилась медсестра, бросаясь ко мне. — Кислород! — крикнула кому-то в сторону. — Дайте ей кислородную маску!
У меня паническая атака, сообразила я, собирая в кучу расползающиеся мысли и старательно надышивая из пластиковой маски, приложенной к лицу. Обыкновенная паническая атака.
А, может это токсикоз? Меня ведь из-за странной тошноты по утрам и привели сюда, на анализы — чтобы проверить желудок, печень… исключить проблемы с почками. Так может, это и был он — всем известный женский токсикоз на первом триместре?
Отчего-то от этой мысли мне стало еще хуже. Это ведь не просто токсикоз от беременности. Это токсикоз от совершенно непрошенной и нежданной беременности от покойника, который будучи живым, меня изнасиловал!
— Вызовите ее мужа… — услышала я сквозь шум в ушах. — Мистер… Игнатьеф. Каюта номер восемнадцать. Верхняя палуба, первый класс…
— Не надо… не надо мужа… — слабо сопротивлялась я, пытаясь содрать с себя маску.
Не знаю, зачем я пыталась остановить неизбежное. Даже если я решу скрыть всё от Андрея и сделать аборт, где я его сделаю посреди Индийского океана?! Да и вряд ли Эмиратская компания предоставляет услуги аборта, учитывая религиозную направленность ее руководства.
А скрывать беременность еще месяц, пока мы не вернемся в Москву, у меня не получится — слишком уж явны признаки. Да и Андрей у меня не дурак, сам захочет проверить результаты моих анализов.
А что потом? Убьешь трехмесячный зародыш? У которого уже есть сердце, мозг, возможно душа… Который знает, что он в твоем животе в безопасности, что ты никогда не причинишь ему вреда…
Ты, которая всю жизнь мечтала о большой семье, о детях… Да сколько угодно можно врать себе, завлекая прелестями бездетной жизни — от себя не убежишь.
Я хочу этого ребенка — поняла вдруг. Неважно от кого он. Я не смогу заставить себя избавиться от беременности, даже если я должна буду растить его одна.
Внезапно осознав этот факт, я вдруг почувствовала себя лучше — возможно, мне придала сил моя решимость.
Это мой ребенок. Не Славчика, и не Андрея. Мой. И я хочу его оставить.
Закрыв глаза, я лежала на кушетке и спокойно ждала, пока в комнату медсестры не ворвался мой муж — вполне вероятно, с этого момента, бывший.
— Поздравляем счастливого папочку! — не дожидаясь моего разрешения, радостно закричали и захлопали в ладоши все присутствующие — медсестра и две ее помощницы. — Спешу вручить вам особый сертификат — бесплатный билет на любой круиз от нашей компании для вашего, будущего малыша… Эй, что с вами? Мистер… мистер! Да что с ними такое, в самом деле! Ясмин, давай и ему маску!
— Не надо маску! — прорычал Андрей, отбиваясь от назойливых медсестер. — Что вы за чушь несете? Кто беременный?
— Ваша жена, сэр! — наперебой засмеялись женщины. — Вы же послали ее сдать анализы, а оказалось, что ее недомогание — обыкновенный токсикоз первого триместра, представляете? Ваша женушка уже на втором месяце, сэр!
Я всё ещё не открывала глаз, а когда представила себе, как его в этот момент перекосило, крепко зажмурилась. Хотя лучше бы я уши заткнула, и не услышала бы как мой любимый, резко встает, прочищает горло, словно готовясь сказать что-то… и так ничего и не выговорив, уходит прочь, громко хлопнув дверью.
В медпункте наступила такая звонкая, такая пронзительная тишина, что стало слышно, как щелкают электронные часы на стене.
Медленно, под недоуменными взглядами всех трех женщин, я села на кушетке, сняла с лица маску и медленно, долго выдохнула.
Потом также медленно протянула руку к старшей медсестре. Сообразив, что я хочу, та поспешно сунула мне в руку уже помятый лист с результатами анализов.
— Может… вызвать вам психолога, мисс? — робко предложила молодая помощница.
Я шумно глотнула. Не помешает, наверное. Хотя лучше гипнотерапевта, а не психолога — чтобы заставил меня обо всем забыть.
А может, попробовать саму себя загипнотизировать?
Подобная глупость меня неожиданно рассмешила и дала собраться с силами.
Нечего тут сидеть и горевать о потерянном. Надо пойти и со всем этим разобраться.
Да, понятно, что хорошо уже не будет, но по крайней мере у меня теперь есть кое-что, ради чего стоит бороться и жить — даже если мой любимый меня покинет.
— Не надо психолога, — я покачала головой в ответ на озабоченные взгляды троих женщин. — Мне уже легче. Я справлюсь.
Отпускать меня не хотели, но я настояла. Отказалась даже от сопровождения до каюты, в виду моего слабого состояния.
И хорошо, потому что дойти до каюты я не успела — уже на полпути в меня чуть не врезался с налета вышедший из-за угла Игнатьев.
— Ты… — выдохнул он, отступая назад, а потом внезапно делая резкий шаг ко мне. — Я… ты… Алина
Меня вдруг пробрало истерическим смешком — в первый раз я видела Андрея не способным выдать связное предложение.
Мягко отвела его руку, уже готовую обнять меня за талию.
— Не надо, Андрюш. Я… сейчас соберу свои вещи и уберусь с твоих глаз куда подальше.
— Я ни в чем тебя не виню! — хрипло перебил он, не давай мне проскользнуть мимо. — Я знаю, что случилось тогда… Я ведь сам тебя… подобрал.
Мои глаза расширились, я перестала отбиваться и уставилась ему в лицо.
— Ты… помнишь?
Он дергано кивнул.
— Конечно. Я подозревал, что это могло произойти… с этим гаденышем. Но теперь это неважно. Прости, что сорвался… Нервы, знаешь ли.
Всё напряжение, что накопилось за этот последний час, вдруг выплеснулось, и я почувствовала себя так, будто меня выдернули из лютого мороза в теплую, хорошо освещенную комнату с уютным камином и усадили в кресло пить чай.
— Не говори плохо о покойнике, — я всхлипнула, прижимаясь к мужу, с которым уже успела мысленно попрощаться.
— Да пошел он! — прорычал Андрей. — Надеюсь, черти его как следует прожарят в аду. Но ты права, лучше о нем забыть раз и навсегда. Ты… хочешь оставить ребенка?
Вытирая слезы о его пиджак, я несколько раз покивала.
— Это же лучше, чем усыновление, да?
Он замер, не выпуская меня из объятий, и я на мгновение снова испугалась — вдруг он сейчас передумает? Сравнит все за и против ребенка от другого мужчины и усыновление, и решит, что это нечестно — позволить мне родить только для того, чтобы самому воспитывать чужое дитя? Вдруг заставит сделать аборт?
Молчал он долго — минуту, не меньше. И под конец расслабился — выдохнул и поцеловал меня в макушку.
— Да. Должен признать, что ребенок, имеющий кровную связь хоть с одним из нас — это лучше, чем не имеющий ни с кем. Тем более, нам бесплатный билет на круиз пообещали. Не отказываться же теперь от такого шикарного подарка?
Я прыснула со смеху, одновременно выдыхая от облегчения — ну, раз шутит, значит, на самом деле принял ситуацию.
— Я уже говорила, что люблю тебя? — подняла голову и ткнулась носом ему в подбородок.
— Раз сто примерно. А вот я еще ни разу.
Теперь уже я замерла — задохнувшись, почти забыв, как дышать от волнения.
Неужели… неужели скажет? Неужели на третий месяц женитьбы сможет выговорить то, что упорно не получалось, хоть и было понятно без всяких слов? Причем сейчас — после того, как выяснилось, что я беременна от другого?
И действительно — сказал. Просто и без запинки, будто и не было всех этих трудностей с осознанием меня, как своей единственной и самой главной женщины.
— Я тебя люблю, Алина, — сказал он мне, обнимая ладонями за щеки и глядя прямо в глаза.
А потом поцеловал меня и повел на верхнюю палубу кормить завтраком — беременным ведь надо за двоих питаться, не так ли? Да и вид на бескрайний, залитый солнцем океан не помешает будущему юному аристократу, пусть и усыновленному.
— Что? — почувствовав на себе мой взгляд, Андрей поднял глаза от тарелки, где разрезал на пополам идеально сваренное яйцо-пашот.
Я протянула к нему руку и сжала запястье. Но сказать ничего не смогла — слова застряли в горле. Да и не знала я что тут можно сказать? Не признаваться же ему в любви в сто первый раз?
— Все хорошо, Алин. Ешь, — слегка краснея под моим взглядом, пробормотал он, отводя взгляд в сторону океана.
Хотя почему бы и нет?
— Я тебя люблю, Андрей, — стиснула его запястье так, что вилка из руки выпала. — Я тебя люблю.
Эпилог
— Ой ну, просто копия папочка! — всплеснула руками акушерка, едва я успела отдышаться и принять на живот крохотный копошащийся комочек в пеленке.
— Тише вы! — машинально шикнула я, испугавшись, что сидящий в коридоре Игнатьев услышит.
Женщина перестала умиленно охать и подняла на меня недоумевающий взгляд. Но объяснить, из-за чего я злюсь, я конечно же не могла — по всем документам только что рожденный малыш проходил как наш общий с мужем ребенок. Мы решили, что так будет лучше — и для него, и для нас.